- А давай, нисев, я буду помогать пастуху караулить оленей? Завтра ведь выходной день, успею отдохнуть и уроки подготовлю. Я возьму с собой лыжи и утром вернусь обратно. Ой, как я хочу покараулить оленей! Разреши!
- А ты знаешь, где выпас? Ну, смотри. Оденься потеплее. Только из интерната отпустят ли? Иди, отпросись.
Ёнко от радости обнял отца. Потом они надели малицы и вышли к упряжке. Короткий полярный день был на исходе - спускались сумерки. Дул обжигающий лицо ветерок, метя поземку. Недавно выросший в тундре новый поселок начинал кое-где светиться огнями.
- Скоро уже темно будет. Погода тоже не шибко хорошая, однако, ночью забуранит, - сказал Тыуман и предупредил: - Собирайся живее, захвати что-нибудь поесть. А я мяса сушеного положу тебе.
- Я живо! - воскликнул Ёнко и побежал к воспитательнице. Та выслушала его и разрешила отлучиться из интерната до утра, - ребята часто отпрашиваются на выходной день побывать у родных, если чумы стоят близко к поселку. Дала воспитательница Ёнко булочку с маслом да сахару. Оделся, обулся Ёнко потеплее, взял лыжи - и к отцу, даже ребятам ничего не сказал.
У отца упряжка была уже готова. Сам он хлопотал возле нарты, поправлял амдер - мягкую оленью шкуру для сидения.
- Тут вон тынзян лежит, смотри, не вырони, - сказал он сыну. - А вот здесь мясо сушеное.
- А ты, нисев, привяжи конец тынзяна к нарте. Надежнее, - предложил Ёнко, укладывая в нарту свои лыжи, широкие и короткие.
- Верно, можно и привязать, - согласился Тыуман, потом огляделся вокруг и произнес: - До темноты-то, пожалуй, успеешь доехать до выпаса. Вон по той тропке поезжай. Смотри, от пастуха далеко не отлучайся. Говорят, волк там появился. Помогай пастуху отпугивать его, только сам не пугайся.
- Охо-хо! - звонко засмеялся Ёнко и, тронув упряжку, весело закончил: - Ничего, не испугаюсь!
…И вот он уже мчался по тундре, поминутно понукая оленей хореем. Хорошо было на душе у Ёнко, приятные мысли носились в голове. Переехав узкую речушку и перевалив невысокий холм, мальчик оказался за речным поворотом. И тут его осенила счастливая мысль: ведь отсюда до места промысла совсем близко. "А что, если попутно доехать сейчас до капканов и осмотреть? - начал размышлять Ёнко. - Тем более, сегодня уроки труда были заменены другими из-за того, что учитель Эйси был занят подготовкой к колхозному собранию. Когда еще отправятся они к ловушкам, а в последние дни был снегопад, сегодня вот тоже метет поземка. Занесет капканы - какой толк? Осмотреть бы их и поправить. Может, песец попался, звери могут съесть, а я вовремя снял бы добычу. Вот здорово было бы! Эйси наверняка похвалил бы. Только вот не догадался попросить разрешения у отца. Ну ничего, если бы заикнулся, он не отказал бы".
Он остановил упряжку и стал смотреть по направлению места промысла. У кого же из природных охотников не забьется в груди сердце, если он приблизился к ловушкам?
Ёнко повернул упряжку с тропки направо и, снова понукая оленей, помчался по снежной целине. Чем дальше, тем все пристальней всматривался он в сумрачную, затуманившуюся даль. Вот он уже у первых капканов. Они пока без улова и порядочно занесены снегом. Привязав упряжку, юный охотник встал на лыжи и взялся очищать снег с ловушек, поправлять приманки. Насторожение некоторых капканов ему не понравилось. Ёнко мысленно обругал кое-кого из ребят за неумение и халатность.
И вот снова упряжка двинулась вперед. Вскоре мальчик почувствовал начавшуюся пургу: снег больно сек лицо, забивался в волосы, таял и тек струйками по вискам и за шею, а ветер щипал щеки. Ёнко стряхнул снег с волос, надел капюшон и с серьезным видом посмотрел вокруг, потом взглянул на небо. "Однако, надо спешить к пастуху", - подумал Ёнко.
Вдруг олени с диким храпом отпрянули в сторону. Ёнко едва не свалился с нарты. Силясь удержать взбесившуюся упряжку, он с ужасом увидел сквозь снежный вихрь совсем рядом что-то большое, темное, с горящими глазами.
Волк! Он то ли рычал, то ли скулил. Его темная фигура странно шевелилась. Олени, храпя и задрав головы, беспорядочно толкали друг друга, крутили нарту на месте, а Ёнко с вожжой в руке прыгал рядом с оленем-вожаком, утопая в снегу по колено.
Постепенно они удалились немного от горящих глаз. Олени стали топтаться на месте, тяжело поводя боками и косясь в сторону волка. Опомнился и Ёнко - надо удирать или готовиться к защите. Волк, видно, только что попался в песцовый капкан и еще не успел высвободиться из слабой для него ловушки. Что, если зверь сейчас оторвет капкан от якорька и кинется сюда? Успеет ли Ёнко удрать от него? А если защищаться, то чем?
Эти мысли молнией промелькнули в голове мальчика. Так же быстро подумал он о своем снаряжении. "Тынзян", - осенило его. Не выпуская вожжу, Ёнко вскочил на нарту, схватил тынзян. Не обращая внимания на обжигающий пальцы ветер и колючий снежный вихрь пурги, стал зорко всматриваться в громко скулящую, еле видимую фигуру волка. Олени нетерпеливо дергали нарту, а ветер то сбоку, то сзади старался свалить парнишку. Но Ёнко, широко расставив ноги, приготовил к броску тынзян, конец которого остался привязанным к нарте. Через миг петля, подхваченная удачным порывом ветра, со свистом полетела к поминутно зажигающимся в темной мути светящимся точкам.
Сквозь шум пурги послышался резкий визг зверя. И не успел Ёнко схватить брошенный в снег хорей, как совершенно испуганные олени рванулись и понеслись куда-то. Ёнко с трудом сидел в нарте, готовой вот-вот перевернуться. Сразу же почувствовал, как под ним туго натянулся тынзян, а где-то позади в смертельном страхе заревел волк.
Темень, пурга, предсмертный звериный вой сзади, дикий бег испуганной упряжки… Мальчику сделалось страшно. Онемевшими руками держался он за края нарты, чтобы не свалиться с сиденья. По разгоряченному лицу текли струи растаявших снежных брызг и неприятно, больно щекотали. Заиндевевшие ресницы мешали видеть. Во рту пересохло.
Сколько прошло времени в такой езде, трудно было определить. Во всяком случае, мальчику казалось, что пробежали олени огромный путь. Мало-помалу олени начали бежать ровней. Сидеть на нарте стало легче. Ёнко немного успокоился и заметил, что волчьего рева не слыхать. Бросил беглый взгляд назад: не оторвался ли зверь? В месиве из снега и темени не увидел ничего. Потянул рукой тынзян - тяжело поддается. Значит, волк в петле.
Уставшие олени шли все тише и тише. Они хватали снег разгоряченными ртами и наконец совсем остановились, не чувствуя хозяйской власти: Ёнко даже не шевелил вожжой.
Ёнко, пряча лицо от хлесткого снега, подергал на всякий случай тынзян, натянувшийся струной. "Сдох, конечно", - решил мальчик, устало поднялся на ноги, привязал передового, как принято, к копылу нарты и, озираясь озабоченно, стал размышлять: что же делать дальше?
Была уже ночь и буранило по-настоящему: ветер - холодный, пронизывающий - со свистом кружил жесткий снег. Вокруг в нескольких шагах не было видно ничего. Ёнко, утопая пимами в снегу, обошел кругом упряжку. Поглядел на небо и тяжело вздохнул: хоть бы звездочка какая светила - одна бурлящая мутная мгла. Понял - ехать дальше бесполезно. Как тут узнаешь, где пастух с оленями, где поселок? По Полярной звезде, по сполохам северного сияния Ёнко легко узнал бы, где юг, где север. Кто в тундре не сведущ в этом? Но сегодня небо - плохой ориентир.
Грустно сделалось мальчику, хотелось плакать, звать на помощь. Он тяжело опустился на нарту и растерянно крутил в руке конец вожжи, ежась от холода под снежным вихрем. Казалось, ему словно кто-то ласково шептал: "Только не пугаться и не теряться. Не куролесить зря по тундре, не мучить себя и оленей. И не плакать. Лучше переждать буран. Куропачий-то чум на что? Да еще с оленями".
Мальчик взглянул в сторону, куда струной уходил тынзян. Захотелось поглядеть на свою добычу. Ёнко встал с нарты, но сильно покачнулся от резкого порыва ветра и раздумал. Подойдя к лежащим кучей оленям, уже заметно занесенным снегом, Ёнко минуту постоял, внимательно всматриваясь в их неясные очертания. Затем, оберегая лицо, чтобы не удариться о рога, пробрался и расположился спать между вожаком и соседним оленем. Привычные олени даже не шевельнулись.
Закрыв глаза, Ёнко вдруг почувствовал сильный голод. Глотая слюну, стал мечтать об ужине, который, наверное, уже давно закончили интернатские ребята. Вспомнил, что за пазухой под малицей провизия, данная воспитательницей. Вспомнил и о сушеном мясе, положенном отцом в нарту. Но вставать не хотелось, и Ёнко сунул руки за пазуху, нашел булочку, сахар, начал есть.
"Да, плохо получилось - думал Ёнко, пряча лицо в густом теплом мехе оленя-вожака. - Отец, наверное, считает, - я помогаю пастуху стадо караулить. Поди, доволен, что удалось быстро отправить оленей на пастьбу. А бедные олешки лежат голодные, зубами скрежещут - в упряжи-то трудно доставать корм из-под снега. И воспитательница, наверное, тоже считает меня в безопасности возле пастуха. А я совсем не знаю, где нахожусь. Может, долго придется так лежать. Могу даже уроки пропустить. Ой, как нехорошо получилось. И зачем только я вздумал к капканам ехать? Теперь давным-давно был бы с пастухом. Пастуху, однако, трудно одному караулить оленей в такую пургу. Я бы большую помощь мог оказать ему - вдвоем-то волка не допустили бы к стаду. А не этот ли задушенный мной зверь беспокоил его вчера, как нисев сказывал? Значит, я уже помог пастуху избавиться от хищника. И вообще, какого бы волка я ни уничтожил, все равно помощь колхозу. Пожалуй, нисев не очень сильно будет ругать меня за самовольную поездку к капканам. И воспитательница не так сильно расстроится оттого, что я в пургу ночевал один в тундре. Вот только не пропустить бы уроков и успеть подготовиться к ним".