При этой мысли Ёнко зашевелился. Ненадолго почувствовал на лице жгучий снежный вихрь. Снова спрятал лицо в олений мех. Шевельнул ногами, начавшими согреваться. Пурга все больше заносила снегом упряжку и ее маленького хозяина, словно куропаток, зарывшихся и снежную лунку на ночлег. Недаром ночевку в открытой тундре называют пребыванием в "куропачьем чуме".
Усталость и время брали свое. Вскоре Ёнко задремал, а потом уснул. Проснулся он оттого, что кто-то вдруг бросил его лицом вниз на снег и стал громко хлопать возле уха. Открыв глаза и подняв голову, Ёнко увидел почти над собой стоящего оленя. Животное, в мех которого мальчик прятал лицо, видно, не стерпело голода, вскочило на ноги и начало возле самого уха хозяина бить копытами снег в поисках корма - ягеля.
Ёнко неуклюже заворочался, насилу высвободился из-под толстого слоя снега, затем поднялся на ноги и стал озираться. Пурга заметно стихла, и вокруг мальчик видел довольно хорошо. Наступило утро - вот сколько он, оказывается, спал.
Ёнко зябко поежился, потянулся, зевнул и начал выбираться из необычного места отдыха. Утопая пимами в глубоком снегу, добрался до нарты, раскопал ее и сел на оленью шкуру. Позевывая, снова стал озираться, поглядывая на небо. Да, наступало утро.
"Чего же мне дожидаться тут? - стал размышлять Ёнко, пристально всматриваясь в пепельно-мутную даль. - Может, я нахожусь недалеко от пастуха, и можно было давно уже попасть к нему? Где же все-таки я?"
Ёнко встал и принялся внимательно изучать местность, прощупывая взглядом еле видимые бугры, ямы, сугробы. "Нет, ничего тут не узнаешь, - думал он. - А может, испуганные олени понесли меня в обратную сторону и я нахожусь где-нибудь недалеко от поселка?"
Мальчик повернул лицо к ветру и стал старательно принюхиваться. Верно, вроде дымком попахивает. Значит, на ветреной стороне где-то есть жилье. Только это, может быть, и не поселок, а чей-нибудь чум.
Ёнко принюхался несколько раз и мысленно произнес: "Пахнет здорово дымом. Наверняка там наш поселок. Ох и далеко же повезла меня взбесившаяся упряжка! Когда я выехал из поселка, ветер дул мне с левой стороны, а сейчас из поселка дым несет на меня. Выходит, я проехал в обратную сторону далеко за поселок. А не переменился ли ветер?"
Мальчик опустился на корточки и стал рассматривать снежные заструги.
- Нет, ветер без перемен, - произнес он вслух и добавил мысленно: "Теперь, чтобы к пастуху попасть, все равно придется ехать через поселок. Вернусь с упряжкой домой".
Пока Ёнко размышлял и определял свое местонахождение, заметно просветлело. Буран, словно обессилев от неумеренного буйства, налетал изредка и незлобно. Ёнко решил не мешкать и двигаться на запах дыма. Окончательно освободившись от сна, он чувствовал себя довольно бодро, только ноги снова начали зябнуть, и больно горело лицо, иссеченное вихрем. Чтобы несколько согреться, мальчик принялся расталкивать ногами оленей, занесенных снегом. Потом стал нарочито спешно хлопотать возле нарты. Увидел натянутый тынзян, вспомнил про волка. Как же быть со зверем? Опять волочить на аркане? А вдруг оторвется? Ищи его потом, а добыча-то почетная. И мех, поди, можно повредить - пока тащишь, на боку у волка лысины появятся.
Ёнко наконец отважился посмотреть на свою добычу. Натужась, он изо всех сил потянул, но тынзян не поддавался: должно быть, волк плотно занесен снегом. Тогда Ёнко, предусмотрительно держась за аркан, чтобы не потерять упряжку в еще не совсем утихшей пурге, побрел к добыче. Идти пришлось долго - тынзян был длинный.
Вот он и у своей жертвы. Волк почти целиком занесен снегом. Ёнко не без труда удалил с окоченевшего зверя плотный снег и изумился: полярный волк был большой, как годовалый олень.
Поразмыслив, Ёнко решил подтащить тушу к нарте. Тащил он долго, то и дело падая в снег. И уже у самой нарты догадался, что лучше было бы упряжку подвести к добыче. Потом до пота силился взвалить тушу на нарту, но так и не смог: не хватило силенки. Ёнко привязал убитого зверя сзади нарты вплотную к сиденью.
Наскоро поев сушеного мяса, мальчик двинулся в путь. Въезд Ёнко с волчьей тушей в поселок первыми заметили, учуяли собаки. Разноголосым лаем они проводили упряжку до самого дома Тыумана. Когда отец вышел к неожиданно появившимся оленям, Ёнко сразу горячо, страстно рассказал обо всем случившемся. Пока отец вникал в суть дела и журил самовольного сына, вокруг них уже собралась целая толпа.
Не сразу поверили сообщению мальчика, но волк действительно был задушен тынзяном, все еще стягивавшим горло зверю. Ран не было видно, а от выпавшего где-то капкана на ноге волка остался еле заметный след. Выходило, что Ёнко не обманывает.
Слух о том, что двенадцатилетний мальчик в пургу тынзяном поймал волка, быстро распространился по поселку. А сколько изумления и гордости было в школьном интернате! Воспитательница, конечно, опасалась, не простудился ли Ёнко, но тоже была довольна смелостью и находчивостью мальчика. Тыуман же, взяв с сына обещание, что тот в дальнейшем без разрешения взрослых не будет отлучаться куда вздумается, отправил с попутчиком оленей на выпас и каждому встречному с гордостью сообщал о трофее его сына.
Не мудрено, что об этом упомянули и на колхозном собрании, ибо волки приносят большой вред оленеводству. Уничтожение их надо всячески поощрять. Об этом говорил учитель-охотник Эйси.
- Если у нас такие смелые, находчивые и ловкие ребята растут, - сказал Эйси, - то это благодаря приучению их к труду. Надо, чтобы колхоз всячески помогал школе в этом деле.
Колхозники горячо поддержали его. Собрание решило выделить средства для обеспечения школы охотничьим инвентарем. А за убитого волка, конечно, Ёнко должен получить премию.
Ёнко в это время сладко спал в интернате, как и положено славно потрудившемуся человеку. Во сне он видел, будто ему за уничтоженного хищника выдали премию - ружье.
Мастерство
Шторм бушевал вторые сутки. Взбудораженная река в красных отблесках вечернего солнца казалась кровяной. Рыбаки, стоя у развевающихся на вешалах, давно высохших плавных сетей, с тревогой глядели на реку.
- Ой, не могу смотреть! Утонут! - со вздохом произнесла небольшого роста, круглолицая девушка Яляне.
- Ну, и отчаянный наш бригадир! - сказал кто-то.
- А ведь зря рискует. Ничего он не добудет в такую погоду.
Бударка Вано Лапцуя - бригадира рыбаков-плавичей казалась щепкой, то виднеясь на гребне волны, то надолго исчезая среди ревущих водяных глыб.
Вскоре над водой забелел парус, похожий на крыло халея. Качаясь из стороны в сторону, он быстро увеличивался. Это бригадир возвращался на песок.
Как только лодка, погоняемая набегающей волной, приткнулась к берегу, рыбаки окружили ее.
- Ну, как? - спрашивали они.
- Замечательно, - явно шутливо басовитым голосом ответил широкоскулый рыбак, проворно прыгая с лодки. Это - плавич Мэнь Сэрпио, вечно улыбающийся, с насмешливыми глазами и покачивающейся походкой на длинных ногах, обутых в бродни. Он ездил за гребца Яляне.
Весь мокрый, в сером суконном совоке молодой бригадир Вано Лапцуй, опираясь на весло, устало поднялся с кормового сиденья. Овальное, загорелое лицо его было в крупных водяных брызгах, а мокрые волосы нависли на нахмуренные темные брови.
- Пока улов плохой. Грузил мало, видите, как всю сеть свило.
В середине бударки лежала плавная сеть, свитая, как веревка, и несколько рыб.
- Я так и знал, - сказал рыбак Сязи, пожилой бородатый ненец в малице и в тобоках и поэтому похожий скорее на пастуха, чем на рыбака.
Подошла Яляне.
- Вернулись живы-здоровы? А я так боялась, - призналась она.
- Нам тонуть некогда, работать надо, - шутил Мэнь Сэрпио, легко подтаскивая лодку сильными длинными руками.
Бригадир, бросив взгляд на девушку, добавил:
- Отрегулируем сеть - снова выедем.
- Зря мучаетесь, - сказал один из плавичей. - В шторм улов всегда неважный.
- Неправда, - спокойно возразил Вано Лапцуй. - В штормовую погоду рыба, наоборот, должна быть в движении. Вся беда, что сеть свивает. Значит, надо добавить грузу.
Когда сеть была распутана, Вано Лапцуй принялся подвязывать дополнительные грузила. Он пригласил к себе всех двенадцать плавичей своей бригады.
- На первый случай сделаем так, - обратился он к ним, - на каждую прожилку сети ставим два металлических груза и через одну прожилку - таш. Если это даст хороший улов, вам придется сделать то же самое и выехать на плав.
- Напрасный труд, - глухо промолвил Сязи, зевая и почесывая щетинистую бородку.
- Ты, Сязи, каждый раз, когда мы пробуем какой-нибудь новый метод, говоришь эти слова.
- А всегда выходит, что прав бригадир, - послышались голоса.