- А-а, это я наши вещи собирал, - стал пояснять товарищ. - Один твой костыль там, другой - там, портфель - там, мой мешок - там, парка - там. Еду и собираю. А трубку свою так и не нашел - выронил где-то. Жаль, знаешь. А ну, пошел, черт Бегун! - и несколько раз сердито стегнул вожжой жеребца.
Было уже светло, когда мы прибыли в Каша-Горт. Жители не спали, но, казалось, никто не знал о нашем приключении. Зайдя в дом, первым делом я решил отогреть ногу. Поведал колхозникам о случившимся. Все встревожились. Помогли мне разуться, натерли пальцы снегом. Находили, что, будь я дольше в лесу, наверняка отморозил бы последнюю ногу. Хорошо, что Пронька вовремя выручил. Он и сам был тут же, в избе. Я благодарил его, а он, не глядя ни на кого, молча ухмылялся.
- Мы даже не знали, что Проня из Каша-Горта отлучался, - сказала Анна, собирая на стол еду, чтобы скорее отогреть нас чаем.
- Вы еще спали, как можете знать? - тихо произнес Пронька.
Вошел Семен Петрович. Увидев конюха, с необычной ласковостью в голосе обратился к нему:
- Спасибо, Проня, а то совсем замерз бы учитель. Как же в такую рань ты угадал подоспеть на помощь?
Пронька, сидя недалеко от входа и рассматривая свой палец, с едва заметной ухмылкой медленно ответил:
- Я всегда рано встаю.
- Он всегда раньше всех встает, - быстро добавила Анна, мельком взглянув на конюха.
- А Бегуна-то как заметил? - обратился я к Проньке.
- Вышел на улицу, слышу - колокольчик бренчит. Там вон уже, дальше юрт, - Пронька махнул рукой.
- Ну и что?
- Смотреть стал - сани пустые.
- И решил поймать?
Пронька помолчал, продолжая чуть заметно ухмыляться, затем сказал:
- Да нет, не сразу.
- А почему? - Анна опять бросила взгляд на конюха, проворно носясь по комнате.
- Думал, может, хозяин близко. - Пронька поднял рыжую и, как я заметил тут впервые, остриженную под польку голову. И вообще вид у него был совсем иной: малица с новой матерчатой сорочкой, на ногах добротные пимы и лицо свежее. Он добавил: - Оглянулся вокруг - никого нет. Сел на Карку - догнал кое-как, палец вот ушиб.
- Молодец, - опять похвалил председатель. - И догадался, что люди где-то вывалились?
- Я не знал, что учитель тоже едет. А про тебя понял: председатель ехал, дуга с колокольчиком, в розвальнях трубка оказалась. Коли трубка валяется, значит, что-то случилось. Коня скорей возвращать надо. Вот и все, - с необычной живостью сообщал Пронька, не пряча ни от кого свои серые глаза.
- А где трубка? - обрадовался председатель.
Пронька не спеша извлек из-под малицы трубку и протянул Семену Петровичу, говоря:
- Вот она. Бери, кури на здоровье.
- Ай да молодец! Совсем молодец, Проня! - окончательно развеселился председатель и не утерпел, повернувшись ко мне, сказал: - Так и быть, угостим его когда-нибудь вином. Верно?
Вокруг загалдели:
- Он теперь не пьет, лучше не заманивайте.
- Не видите, что ли, как он изменился? - радостным голосом добавила Анна.
- Да я вижу - он совсем, как жених! - с удовлетворением воскликнул Семен Петрович. - Анна, хватит тебе в девках ходить, осчастливь человека.
Анна зарделась.
- А мы, может быть, уже женаты. Вы же не знаете.
- Вот лешаки-то! - Семен Петрович ликовал вовсю. - Давайте скорей чаевать, свадьбу справлять!
Все засмеялись, в том числе и Пронька, но, видимо, чтобы переменить разговор, он сказал:
- Знал бы, учитель вывалился, еще скорей коня возвратил бы.
- Спасибо, Проня, ты и так вовремя подоспел, - поблагодарил я.
А он деловито предложил:
- К розвальням кошевку делать надо. Тогда не упадешь, не замерзнешь.
- Не вывалюсь, дорога пойдет хорошая.
- Конь дурной, шибко вредный конь, - с сердцем пояснил Пронька.
Опять все засмеялись. Я впервые видел Проньку веселым.
Стали чаевать, а Пронька ушел к лошадям. Когда мы с председателем, вновь облачась в дорожную одежду, вышли на улицу, Пронька заканчивал установку кошевки в наших розвальнях. Мы не стали возражать, еще раз поблагодарили конюха за все и тронулись в дальнейший путь. Я невольно предался размышлениям об истории с жеребцом, о нашем приключении, о Семене Петровиче, о Проньке и Анне. Об этом же, видимо, думал и председатель.
- Вот так история! - произнес он и, весело свистнув, стегнул вожжой Бегуна.
Ёнко
Четверка упитанных оленей бежала по снежной тундре бойкой рысью. Ёнко, двенадцатилетний мальчик-ненец, правил упряжкой, как настоящий оленевод. И не мудрено: родился он в чуме пастуха. Отец с шести лет стал обучать его ездить самостоятельно. В тундре так принято.
Хорошо мчались олени, но Ёнко то и дело понукал их хореем. Еще бы! Ведь он с самой осени даже в нарту-то не садился. Как приехал из стада в школу-интернат, не удалось поездить. А сегодня везет.
Широкое курносое лицо с пухлыми, покрасневшими на морозе щеками. Капюшон малицы откинут для важности. Густые черные волосы уже успели закуржеветь, но ничего, у взрослых же так бывает.
Ёнко всей грудью вдыхал холодный воздух, не обращая внимания на встречный колючий ветер. Уж очень хорошо было на душе. Всего час назад он сидел в классе на занятии - и вот мчится на оленях. И как получилось: прибежал из школы - говорят, отец приехал в поселок на колхозное собрание. Ёнко, отказавшись от обеда, сразу же побежал к нему на квартиру.
Приятной была встреча после четырехмесячной разлуки. Пожилой Тыуман не замедлил поинтересоваться, как живет, учится сынок. Года полтора назад отец об учебе и не спросил бы даже. Сколько раз он тайком увозил отсюда сына обратно в тундру. Однажды прямо с урока, не обращая внимания на протест учителя, уволок парнишку.
- Тут ему делать нечего! - сердито кричал седовласый оленевод. - Только бумагу знать учите, грамотными делаете. Одной грамотой как жить будут? Кто будет в тундре оленей пасти, пушнину промышлять, рыбу ловить? Почему таким делам тоже не учите в школе?
Посадил сына в нарту и умчал в стадо. Даже урок сорвал.
Ёнко тогда самому страсть как хотелось скорее уехать из школы. Отец в тундре постоянно брал его на охоту, а в школе только уроки да уроки.
Теперь совсем другое дело - ввели в школах уроки труда, ненецких детей учат рыбачить, охотиться, оленей пасти, столярничать, многому другому полезному учат. Опытным людям: рыбаку, зверолову, оленеводу - поручили вести уроки труда. Довольны все. Родители сами привозят детей к началу занятий. Никто больше не убегает из школы-интерната. Наоборот, родители желают, чтобы ребята учились старательно и грамоте и труду.
- Ты, сынок, стремись быть отличником, - ласково поучал отец своего Ёнко, угощая его вкусным гостинцем - копченой олениной. - Песца, говоришь, добыл ты? Вот молодец!
- Ага, нисев, правда песца поймал, - ответил Ёнко. - И знаешь какой песец? Хитрющий-хитрющий! У него на шее семь петель было.
- Да? Смотрите-ка. Значит, семь раз до этого попадал в чьи-то ловушки и ухитрялся спастись? - серьезно удивился Тыуман.
- Ага, - опять кивнул сын. - А я поймал. Капканом поймал. Как попался - никуда не ушел.
- Саво. Вот молодец-то. - На широком обветренном лице пожилого ненца появилась радостная улыбка. - Вот, оказывается, какой ты у меня. Хорошим охотником можешь стать. А кто вас промышлять учит?
- Дядя Эйси.
- О, это добрый охотник, мастер своего дела.
- Мы с ним ходим на лыжах в тундру. Он учит, как находить и узнавать следы зверей. Учит нас, как правильно ловушки и капканы ставить. Мы уже несколько горностаев поймали, а я добыл песца, - продолжал сын.
- И куда же вы добытую пушнину деваете?
- Заготовителю сдаем, - сообщил Ёнко, - а на вырученные деньги покупаем для школы капканы, лыжи. Если много пушнины добудем, может, и ружья купят нам.
Отец спокойно ответил:
- Ружья-то доверять вам еще рано. А вот маленько подрастете, в старших классах учиться будете, почему вам ружья не дать? С хорошим учителем тогда и ружье доверить можно.
Потом Тыуман, теребя редкие седеющие усики, поинтересовался, кто обучает детей оленеводству. Ёнко, наевшись вдоволь, затараторил:
- Оленеводству в старших классах обучают, и я учителей плохо знаю. Мы только в кружке физкультуры тренируемся кидать тынзян. Знаешь, нисев, я на соревновании по тынзяну второе место занял. С горки пускают санки, а на них оленьи рога приделаны. Я как кину - зззжжжик! - сразу заарканил!
- Саво, - опять похвалил отец, но тут же спросил: - А почему не первое место занял?
- Первое место взял Вылка Сано. Мне второе место досталось. И то хорошо. Другие совсем плохо тынзяном владеют, даже на стоячий хорей не могут закинуть. А я поймал арканом за рога бегущие с горы санки. Понял?
- Понятно, - только ты должен стараться кидать тынзян лучше всех, как я, - серьезно отвечал отец. - Ты же сын оленевода, а у Вылки Сано отец рыбак.
- Постараюсь, - пообещал Ёнко и вдруг спохватился, что во дворе стоит отцовская упряжка оленей. Ему захотелось покататься на них, как бывало в тундре. Он стал просить отца.
- Соскучился об олешках? Это хорошо, - улыбнулся Тыуман. - Про оленей, про тундру не надо забывать. Только, сынок, упряжка-то моя с дальней дороги. Олени устали, да и голодны. Тут недалеко выпас для приезжих упряжек. Надо бы олешек-то моих с кем-нибудь туда отправить, сдать пастуху.
У Ёнко разгорелись черные глаза: