"Настигла, поди, плутовка длинноухого… Хитры и нахальны лисы… Как и Эгрунька… Сандра умнее, скромнее. - Куш-Юр чуть привстал, понукнул Воронка. - Непременно побываю в Вотся-Горте. Как им зимуется? Не подвел бы их промысел пушнины. Без заработка не много получишь нынче в лавке. Гриш говорил - на шишки урожай. Выходит, белка должна быть. Налог с северян брать не станут. Что добудут - продадут на деньги. А там - покупай что хочешь. Оживут немного. Зыряне еще перебиваются кое-как, а ханты да ненцы - те вовсе в беде…"
Вдали показалось хантыйское селение - четыре низенькие деревянные юрты под вековыми разлапистыми кедрачами и лабазы-амбарчики на высоких курьих ножках.
Куш-Юр остановил коня и вошел в крайнюю юрту. Ему приходилось видеть нужду, но такой, как здесь, он, кажется, не встречал. Еще больше, чем убогость жилья, ужаснул его вид обитателей юрты. Кожа да кости. Желтые, изможденные до последней степени, грязные. Дети - словно тени. Двигались еле-еле.
"Вовсе плохи…" - вспомнил он недавние свои размышления. Нет. То, что он увидел, было куда хуже, чем представлял.
В трех других юртах было не лучше.
"Как они только существуют?"
Куш-Юр достал из кармана пакетик сахарина, захваченный в дорогу, и раздал ребятам понемножечку. Больше ему нечем было их угостить. И то сколько радости появилось в ребячьих глазах.
С грехом пополам, то по-русски, то по-зырянски, Куш-Юр выяснил, отчего так бедствуют люди, неужто мало добыли? Оказалось, добыли они достаточно, хватило бы перебиться, да все забрал старшина за долги.
- Совсем маленько оставил…
Оказалось, что и это "маленько" недавно старшина почти подчистую вытребовал в счет ясака.
- Как? Ему же сказано - ясак новая власть не берет! Ленин велел вам все оставлять, - объяснял Куш-Юр. - Вы с ним, со старшиной, не имейте больше дел. Сами везите, сами продавайте мир-лавке.
- Все-таки маленько не дает нам помирать. Добрый старшина.
По хмурым лицам и печальным глазам хантов председатель понял - они не очень-то ему доверяют.
До сумерек пробыл Куш-Юр в юртах и уехал с невеселыми думами.
Куря самокрутку за самокруткой, он подгонял Воронка, торопясь на стойбище Ма-Муувема.
Вспоминал свой разговор с хантами.
"Ни черта они не поняли! Вовек не дождешься, чтобы сами в мир-лавку приехали. Нам надо к ним приезжать. Раз, другой, десятый, пока не привыкнут. А что? Купцы ездили, не чурались. Учиться торговать надо! Ма-Муувем, поди, тоже не сиднем сидит. Под лежачий камень вода не течет. Прямо из Кашвожа пошлю по юртам приемщика, хотя бы одного для начала. А таким бедолагам и в долг, под расписку, можно кое-что дать. Поверили бы, что это для них не кабала… Людей надежных в приемщики подобрать нужно… Эх, жаль, раньше не додумался, а то б прямо с собой захватил разъездную мир-лавку… А Ма-Муувему хвост накручу. Скоро его юрты…"
Был поздний вечер, когда Куш-Юр подъехал к лесистому островку, хантыйскому зимовью из нескольких юрт. Кое-где меж деревьями бледно светились одинокие оконца то ли со льдинами вместо стекол, то ли с налимьей шкурой. Из труб вылетали искорки. Только в одной юрте, самой большой, старшинской, два застекленных окна светились ярче.
Перед этой юртой стояла чья-то запряженная лошадь, а возле саней то ли дрались, то ли крикливо спорили мужчина и женщина.
Он подъехал к ним под неистовый лай собачьей своры, неизменно встречающей и провожающей в хантыйском селении каждого приезжего.
- Не отдам! Не твоя пушнина! Для продажи! - плакала женщина, вцепившись в мешок.
- Долг отдайте, тогда продавайте! Вы много мне должны! - орал Ма-Муувем, вырывая мешок.
Куш-Юр почти на ходу соскочил с саней и подбежал к спорящим.
- Здравствуйте! Что у вас тут?
Старшина резко обернулся, выпустил мешок. Кляня в душе неожиданного гостя, Ма-Муувем как можно приветливее ответил:
- Ну, ну, драстуй, вуся, начальник…
А женщина изумилась, радостно вскрикнула:
- Ой ты?! - повалилась на мешок и заплакала.
- Саша?! - не меньше удивился и обрадовался Куш-Юр. - Вот так встреча! - Он положил руку ей на плечо. - Не плачь. Что у вас тут стряслось?
Глотая слезы, Сандра сбивчиво рассказала:
- Мужики-то наши летом сдуру-спьяну задолжались ему, Ма-Муувему, а я при чем? Мне велено в Мужи отвезти пушнину, а не ему отдавать за винку…
Старшина испуганно замахал руками.
- Правда не говоришь. Винка моя не давал. Соль давал, табак давал. Мука маленько выручал. Сам не ел…
Женщина не выдержала, перебила его возмущенно.
- Врешь! Пять бутылок вылакали. И ты хлестал. Можно спросить, наши не дадут соврать.
- Э-э! - сердито погрозил пальцем старшина. Он нервно топтался на снегу. На нем были мягкие оленьи пимы и длинная малица с широкой, пышной белой оторочкой из собачьего меха на подоле.
На спор выскочили люди из юрт. Выглянули на двор и Туня, молодая жена Ма-Муувема, и хромоногий племянник Пронька. Но старшина не видел зевак, продолжал горячиться, твердить о невозвращенном долге.
- Вот что, - оборвал его Куш-Юр, - ты не самоуправствуй. Не те времена. Все обманываешь, сородичей своих зажал… - Он свел ладонь в кулак.
- Моя обманывай никого нет, в руке держать нет!.. - дернулся Ма-Муувем.
- А ясак зачем собирал? Сказано было тебе - не собирать! Почему людей обманул?
- Моя не обманул… Моя ясак не собирал… Они маленько кушали моя рыба, вот и платили… - Увидев вышедших из юрт сородичей, Ма-Муувем зашипел на них: - Мана! Кыш-ш-отсюда!
Ханты послушно скрылись в своих юртах.
Куш-Юр мрачно смотрел на Ма-Муувема.
- Вот как ты хозяйничаешь! Смотри! Худо тебе будет, если не перестанешь кабалить людей. Ясак больше не собирай, а что собрал - верни. Через два дня поеду обратно - проверю. И эту женщину не обижай. А будешь самовольничать - арестуем, в тюрьму посадим, - припугнул он Ма-Муувема.
- О-о-о, - простонал тот и попятился, просительно приговаривая: - Тюрьма не надо… тюрьма не надо, не надо…
- Не надо, так не делай, как власть не велит. А с долгами разберемся. Буду в Вотся-Горте, поговорю с пармщиками. Приезжай и ты. Ладно?
- Ладно, ладно, - неопределенно ответил Ма-Муувем и ушел в свою юрту.
Сандра быстро оправилась от испуга. Она стояла в стороне, не сводила глаз с Куш-Юра. Удивлялась, какой он строгий, решительный и нисколько не боится этого Ма-Муувема! Ма-Муувем хвост поджал. На нее - росомахой, а перед ним - зайцем.
Когда старшина скрылся в юрте, Куш-Юр обернулся к Сандре. Она одарила его восхищенной и благородной улыбкой.
- Чуть не ограбил меня. Хорошо, ты угадал вовремя. Спасибо тебе, Роман Иванович… - И потупила глаза.
- Что ты, тебе спасибо, Сашенька, за такую встречу! Как в сказке: ехал, тебя вспоминал, а ты тут как тут - по щучьему велению, по моему хотению.
- Складно как у тебя все выходит… - засмеялась она, подняла голову, но не решилась глянуть Куш-Юру в лицо, отвела взгляд в сторону. И увидела, Карько и Воронко стоят вплотную, прильнув мордами друг к другу, и ласкаются, прядают ушами, будто ведут разговор после долгой разлуки. - Гляди-ко, узнались и рады-радешеньки! - воскликнула Сандра.
- Вроде целуются… не так, как мы… - пошутил Куш-Юр.
- Ну, встретились, и прощевай! Ехать надо, - спохватилась Сандра и засуетилась, поправляя сено в розвальнях.
- Может, зайдем к кому-нибудь, согреемся чаем, - предложил Куш-Юр.
Погреться в юрте и попить чаю Сандра согласилась.
Они поехали от юрты к юрте в нерешительности - будить ли хозяев? Но, к счастью, в самой крайней окошко еще светилось.
Привязав коней к рядом стоявшему кедру и задав им сена, они вошли в жилище. Сандра предусмотрительно прихватила с собой мешок с пушниной.
Хозяйка вскипятила чай. Перекусив и согревшись, гости сразу же поднялись. Хозяева стали было удерживать их. Но, не желая обременять гостеприимных людей, мешать их отдыху - в юрте и без того тесно и душно, - Куш-Юр и Сандра простились и вышли.
Луна стояла высоко. Заснеженный молчаливый лес отбрасывал четкие синие тени. Было тихо, даже собаки примолкли.
- Красота какая! - восхищалась Сандра. - При такой погоде и ехать весело.
Куш-Юр рассеянно кивнул.
- Может, поедешь со мной, в Кашвож? - неуверенно спросил он. - Там пушнину сдашь и получишь продукты. Зачем тащиться в Мужи?..
- Ой, что ты! Я в церкви не бывала с весны! Мне в мужевскую мир-лавку велено, - и, испугавшись, что довод ее не очень веский, привела новый, более сильный: - И подумать могут всякое.
- Тогда провожу тебя, - решил он.
- Обратно в Мужи поедешь? - обрадовалась она.
Куш-Юр привязал Воронка с пустой нартой к розвальням, запрыгнул в них, примостился рядом с Сандрой. Она не отодвинулась, шевельнула вожжами. Тронулись в сторону Мужей.
Куш-Юр сидел притихший, покусывая сухую былинку.
- Ну, как живешь? - участливо спросил он.
От его заботливого, нежного вопроса всколыхнулись недавние переживания, и Сандра остро почувствовала, как она несчастна. Качнувшись, она упала на плечо Куш-Юра и разрыдалась.
- Что с тобой, Сашенька? Обижают? Ну скажи, скажи, - прижал он ее к себе.
Она не отвечала и только всхлипывала, доверчиво прижимаясь к нему.
Куш-Юр поднял ее голову, дунул ей на мокрые ресницы.
Сандра открыла глаза, невесело улыбнулась, вытерла слезы.
- Славный ты… - вздохнула она. На повороте розвальни крепко тряхнуло. - Ох, совсем забыла, я ведь кучер, - пошутила Сандра и подобрала оброненные вожжи.
- Ну, какая ты… Ведь со мной твое счастье… - мягко, но уверенно произнес Куш-Юр.
Сандра молчала. Он обнял ее за плечи.