* * *
Арестованных иностранных корреспондентов отпустили сразу, и они передали сообщение о "бульдозерной выставке" со всеми подробностями. По "Голосу Америки" и Би-би-си звучали Алешины стихи. Их запоминали и передавали другим. Люди, далекие от искусства, со злорадством повторяли эпиграмму, им нравилось, что власти были названы "кретинами" и "идиотами", а евреям нравилось, что реабилитировано слово "сионисты" и власти сравниваются с фашистами.
Эти "кретины" и "идиоты" вынуждены были уступить: они выпустили всех арестованных и разрешили провести такую же выставку на открытом воздухе в парке "Измайлово". Ровно через две недели, 29 сентября, свои работы выставили уже не двадцать, а сорок художников-нонконформистов. Выставка длилась четыре часа, на ней побывало более полутора тысяч человек.
Моня опять пошел на выставку. Алеша, боясь за друга, решил идти с ним. Они встретили художника Бориса Жутковского.
- Ну, как проходит новая выставка? - спросил Моня.
- Хорошо, без скандалов. Но качество картин в Беляево было намного выше. Эх, самые лучшие полотна попали под бульдозеры. Правда, теперь хоть никто не называет нас сионистами. Правильно кто-то написал: "Творцы картин не сионисты, а только лишь нонконформисты".
По "Голосу Америки" эти четыре часа в Измайлово назвали "полной свободой без упреков в сионизме".
100. Воронье царство
Алеша с писателем Василием Аксеновым гуляли по аллеям Тимирязевского парка, и Аксенов развивал свою идею издания неподцензурного альманаха прозы и стихов. Как многие "шестидесятники", в выражениях он не стеснялся. Если отфильтровать его речь от нецензурных слов, получалось так:
- Понимаешь, старик, у нас литературные вопросы, за невозможностью политических, становятся главными вопросами жизни. Но литература не должна следовать веяниям времени, она сама создает эти веяния. Мы должны создавать их, а мы задыхаемся от цензуры. Да и кроме цензуры, моторная инерция журналов и издательств ведет к возникновению раздутой всеобщей ответственности за "шутку" литературы, не только Не умеющей быть такой, как надо, но даже такой, как вчера. Эта всеобщая "ответственность" ведет к состоянию застойного тихого перепуга, к стремлению подогнать литературную "шутку" под ранжир. Внекомплектная литература обречена порой на многолетние скитания и бездомность.
Мне, к примеру, запретили издавать роман "Ожог", а я над ним работал много лет. Я знаю, как я пишу, - роман хороший. Мы решили сделать попытку издать бесцензурный альманах. Вначале пытались пробить его через ЦК партии - не дали добро. Ну, мы плюнули и решили, издадим сами десять - двенадцать экземпляров для начала. Уже есть составители: Виктор Ерофеев, Евгений Попов, Фазиль Искандер, Андрей Битов и я. И название придумали - "Метрополь". Включим туда много прозы и стихи Ахмадулиной, Вознесенского, Высоцкого, Сапгира. Все под своими именами. Оформят альманах Борис Месеерер и Давид Боровский. Ты подумай, старик, может, дашь нам в альманах стихи для детей, которые у тебя не взяли в печать.
У Алеши были стихи, которые отказались печатать, он тоже загорелся:
- Ты прав, литература не должна следовать веяниям времени. Если она им следует, то перестает быть интересной для читателей. В детской литературе, и особенно в поэзии, тоже давно нет ничего, что создает новое для детей, что будит их мысли. Десятки, а то и сотни книг пишутся о Ленине. Детям внушают, что Ленин - это почти божество. Детям читают это и начинают верить, что это действительно так. Хочешь историю про Ленина в стеклянной баночке?
- Ленин в стеклянной баночке? - удивился Аксенов. - Ну, давай.
- Одной девочке, Наташе, мама решила подарить живых рыбок и сказала, что ее ждет самый лучший, самый дорогой для нее подарок в стеклянной баночке. Девочка сразу воскликнула: "Я знаю, знаю - это Ленин!" Мама поразилась: "Наташа, почему Ленин в стеклянной баночке?" Наташа ответила: "Нам в детском саду говорили, что Ленин - это самое лучшее, самое дорогое, что у нас есть".
- Вот и напиши об этом, - захохотал Аксенов.
- Это, конечно, неплохо, но я давно хочу в метафорической форме детской сказки написать, как нас всех заставляют говорить на одном языке, на языке восхваления партии. Мы живем, как в каком-то вороньем царстве, где все, начиная с детей, должны каркать по-вороньи. Я напишу об этом. Подойдет такая идея в ваш "Метрополь"?
И Алеша написал.
Воронье царство
Ворона вороне
Гадала по ладони:
- Будешь ты царицей,
Самой главной птицей.
Усядешься на троне
В золотой короне.
Все, что в голову взбредет,
Будешь ты приказывать.
Кто не выполнит указ,
Тех вели наказывать.- Каррр! - ворона приказала.
В моем царстве
Всем, всем, всем,
Даже постороннему,
Надо каркать, каркать всем,
Каркать по-вороньему!
Сразу во все стороны
Разлетелись вороны.
Полетели запрещать
Куковать и гоготать,
Кукарекать, стрекотать,
Петь, свистеть, пиликать,
Крякать, ухать, ворковать,
Даже не чирикать.Испугались птицы,
Перестали петь.
Только две синицы,
Шустрые сестрицы,
Вздумали свистеть:
- Фьють, фьють, фьють…
Взвились вороны-агенты:
- Это что за диссиденты?!
За свист мы вас проучим,
Каркать вас научим!
По вороньему указу
Тех синиц прогнали сразу.
И тогда…
Первой каркнула сорока:
- Кар-кар-кар, могу сказать,
Что противно мне глубоко
По-сорочьи стрекотать.
Где б я не летала
Каркать я мечтала.
Каррр!
На сороку воробей
Хитро покосился
И, чирикнув: - Не робей! -
Каркать научился.
Переняв чужой язык,
Пел он под гитару
Вместо "чик-чирик-чик-чик"
Песенку "Кар-кару".
Две кукушки,
Две болтушки,
Повстречались на опушке.
Сели рядом не суку,
Вместо "ку, ку-ку, ку-ку"
Каркали друг дружке:
- Кар, мы были у вороны!
- Кар, мы ели макароны!
- Кар да кар со всех сторон,
Превратимся все в ворон.Лужица, лужица,
В ней утята кружатся.
Крякают, купаются,
В луже кувыркаются.
Прилетела утка,
Стало утке жутко:
- Между нами говоря,
Здесь вы крякаете зря.
Полетите за моря,
Там и крякайте "кря-кря".
Всем здесь каркать велено,
То-то, младо-зелено.
Три гусенка
Шли гуськом
За гусыней и гусем.
Через каждых два шага
Гоготали: - Га-га-га.
Умоляла деток мать
Никогда не гоготать.
- Даже я, - сказал им гусь,
Гоготать и то боюсь,
По-вороньему учусь:
Кар-кар, кар-кар…И в деревне стал петух
На рассвете каркать вслух:
- Я про себя кумекаю,
А вслух не кукарекаю.
Кар! Вставайте, куры,
Надо каркать, дуры.
Всполошились вместе
Куры на насесте:
Ох, беда, беда, беда!
Надо каркать, куд-куда!
Кто не каркает, тот глуп,
Попадет в куриный суп.
Старый филин сел на сук
И закаркал хрипло вдруг:
- Кар-кар-кар, стал я стар,
Мне темно и душно,
А приказано - и я
Каркаю послушно;
До того ли, до того ли,
Чтобы голос сохранить,
Поневоле, поневоле
Станешь каркать,
Чтобы жить.
Слава богу, слава богу,
Все привыкнем понемногу,
И без умолку спросонья
Будем каркать по-вороньи.Только смелый соловей
Пел и пел среди ветвей:
- Что за царство за смешное?
Всюду карканье сплошное.
Разве так вы пели?
Что ж вы присмирели?
Холодно ли, жарко ли,
Раньше вы не каркали!
И он щелкал и свистел.
И под эти трели
Птицы осмелели,
Стали снова звонко петь
И по-своему свистеть.
И чирикнул воробей:
- Чик-чирик, ворону бей!
- Кар, - ворона им сказала, -
Мне ворона нагадала:
Будешь ты царицей,
Самой важной птицей,
Усядешься на троне
В золотой короне.
Верьте, миленькие птички,
Каркать не в моей привычке.
Я хотела бы уметь
По-соловьему свистеть.
Соловей ответил: - Я
Птица незаметная,
Но у каждого своя
Песня есть заветная.
И всегда, по-моему,
Лучше петь по-своему.
101. Лиля и Алеша
В тот вечер, уже было поздно, когда Алеша решил зайти к Лиле, принести ей сказку и свои иллюстрации к ней. Лилю всегда радовали его детские стихи, и он хотел доставить ей удовольствие. К тому же он уже давно не видел ее и соскучился по ней и Лешке.
Лиля не ждала его, она гладила белье на кухне, пошла открыть дверь на звонок, обрадовалась Алеше, засияла. Она была в домашнем халате и почувствовала себя неловко:
- Алешка, как хорошо, что ты зашел. Мы так давно не виделись. Подожди в столовой, я сейчас пойду выключу утюг и переоденусь.
Он впервые увидел ее в домашнем и неожиданно залюбовался:
- Ты сегодня какая-то особенно красивая. Не переодевайся.
Лиля недоверчиво улыбнулась:
- Это настоящий комплимент. Я нравлюсь тебе в домашнем халате?
- Конечно, нравишься, ты какая-то особенная, домашняя…
- Особенная, потому что я рада видеть тебя. А домашняя… так это просто женская доля.
Алеша не подозревал, какие глубокие струны затронул в душе Лили: уже очень давно она затаенно ждала, чтобы он увидел в ней не сестру, а женщину.
Он прошел за ней в столовую:
- Как твоя диссертация?
- Кажется, наконец завершаю. Я так не привыкла писать большие тексты.
- А я как раз написал большой текст, детскую сказку. Мне интересно твое мнение. Прочтешь?
- Конечно, прочту. Только все-таки я должна закончить глажку, и надо уложить Лешку спать, уже поздно.
Из Лешкиной комнаты доносилась громкая мелодичная музыка. Лиля объяснила: