* * *
Но евреи-отказники все смелели в своем отчаянии. В 1973 году группа мужчин подошла к стенам Министерства внутренних дел на улице Огарева, выстроилась вдоль тротуара и выставила перед собой заготовленные плакаты с надписью "Визы в Израиль вместо тюрем". Мгновенно набежали милиционеры, и также мгновенно собрались на другой стороне иностранные корреспонденты, стали фотографировать группу. Милиционеры растерялись: можно ли устраивать суровую схватку на глазах иностранцев? В этот момент к своему министерству подъехал министр, генерал Николай Щелоков. Маленький лысоватый генерал направился к протестующим и заговорил с ними примирительным голосом:
- Прошу вас не устраивать демонстрацию на улице. Если у вас есть просьбы, идите за мной в приемную министерства, там мы поговорим и обсудим ваше положение. Я обещаю во всем разобраться.
Они были готовы на все: на отказ, на арест, на суд, но не на вежливое обращение. И действительно, после разбора заявлений всем выдали выездные визы в Израиль. Это был новый тон со стороны правительства, отказники побеждали уже в открытую, и это давало надежду всем евреям, желавшим уехать из России, ворота открывались все шире.
Моня Гендель сочинял новые анекдоты.
Еврей говорит другому еврею: "Возможно, скоро откроют границу, можно будет свободно уезжать из России. Что ты собираешься делать?" Другой отвечает: "Я залезу на дерево". - "Зачем?" - "А чтобы меня не раздавила толпа".
Алексей Косыгин говорит Брежневу: "Давай откроем границы". Брежнев отвечает: "Ты что, хочешь остаться со мной вдвоем?" - "Нет, - говорит Косыгин, - ты останешься один".
Брежнев награждает орденом молодую героиню труда и говорит ей: "Проси, что хочешь". Она отвечает: "Леонид Ильич, откройте границы для всех, кто хочет выехать". Он погрозил ей пальцем: "Э, плутовка, я вижу, ты хочешь остаться со мной наедине".
99. Бульдозерная выставка
Моня позвонил Алеше:
- Старик, поедем завтра на выставку.
- Что за выставка?
- Художников-нонконформистов разных направлений. Многие из них евреи. Меня пригласил Оскар Рабин, он и его сын выставляют там свои работы.
- Где это?
- В том-то и дело, что выставка неофициальная, сами художники устраивают ее в лесопарке Беляево, на юго-западе Москвы, за Профсоюзной улицей.
- Моня, ты же знаешь, я не очень люблю все эти новые направления в живописи.
- Ну, я тоже не большой поклонник. Но это первая свободная выставка, надо их поддержать. А может, увидим что-нибудь интересное. К тому же воскресенье, погуляем, подышим воздухом.
Пятнадцатого сентября 1974 года в Москве была чудесная погода - тепло, солнечно, сухо. На окраине города в лесопарке Беляево царила суета, художники расставляла свои работы на Битцевской опушке, чтобы показывать всем желающим. Эти художники не входили в официальные творческие союзы и организации, они были энтузиастами искусства, которое власти не признавали. Поэтому и выставка не была официальной.
Организаторами были коллекционер нонконформистских картин Александр Глезер и тринадцать художников: Оскар Рабин и его сын Александр, В.Комар, А.Меламид, И.Холин, Б.Штейнберг, Н.Эльская и другие. Уже на месте к ним присоединилась еще группа, итак, всего около двадцати художников.
С художниками приехали их родственники и друзья. Картины развешивали на импровизированных стойках, которые сами тут же мастерили из деревянного мусора. Туда же подъехали на нескольких машинах иностранных марок оповещенные корреспонденты иностранных газет и радио.
Такой большой выставки, на которой выставлялись художники нетрадиционного направления, а не социалистического реализма, не было уже двенадцать лет, с тех самых пор, как в декабре 1962 года Никита Хрущев, распоряжаясь искусством по своему произволу, кричал, осуждая новое направление в искусстве, на выставке в Манеже. Особенно тогда попало от него скульптору Эрнсту Неизвестному. Но на этот раз никто не ожидал неприятностей и разгромов, считали, что многое изменилось, что свободомыслие в искусстве завоевало себе хоть небольшие, но крепкие позиции, да и сама выставка очень маленькая и абсолютно неофициальная. Люди все прибывали, фланировали от художника к художнику, вступали в разговоры, спрашивали, спорили, смеялись - настроение у участников и посетителей было прекрасное.
Моня с Алешей приехали к началу, прошли вдаль первой линии. Общительный Моня заводил разговоры, Алеша скептически стоял в стороне, ему картины не нравились.
Первые полчаса прошли в ажиотаже, посетители метались от картины к картине, громко выражали свое одобрение. Через полчаса к выставке неожиданно подъехали несколько грузовых машин с крытыми кузовами. Из кузовов выскочили около ста молодых людей, они разбились на небольшие группы и решительно направились к картинам. Сначала никто ничего не понял, но приехавшие стали теснить художников и собравшихся, кричали:
- Очистить территорию! Снять картины!
Люди возмутились:
- Кто вы такие?
- Мы работники по благоустройству и развитию лесопарка.
- Что вам от нас надо? Мы ведь только показываем наши картины.
- У нас наряд на работу.
- На какую работу? Сегодня воскресенье. Никуда мы картины убирать не будем.
- Мы вас заставим.
- Почему вы вообще пристаете к нам?
- Потому что мы возмущены оскорблением наших пролетарских чувств. Никакие вы не художники, вы сионисты. Мы не позволим поганить парк вашей мазней. Убирайте вашу мазню! И сами убирайтесь к е… матери!
- Сами убирайтесь туда же!
Художники и многие из посетителей возмутились и встали вокруг картин, стараясь не подпустить к ним. Но молодчики агрессивно теснили их, ломали подставки, выхватывали картины, кричали:
- Стрелять вас надо! Только патронов жалко. Сионисты вы проклятые!
Моня стоял, сжав кулаки, сказал Алеше:
- Это переодетые агенты и милиционеры, по поведению сразу видно. Их специально прислали. Они ведь ведут себя, как настоящие фашисты. Те убивали евреев, и эти тоже готовы убивать. Ну, я им покажу, какие мы сионисты!
Крупный и сильный, он решительно ринулся на группу милиционеров, повалил одного, за ним другого. Алеша испугался за него:
- Моня, остановись. Тебя арестуют.
Но Моня вошел в раж и дрался одновременно с двумя-тремя противниками. Алеша видел, что они окружают Моню, он успел подскочить к нему и силой оттащил в сторону.
В это время появились три больших бульдозера, за ними водометы и самосвалы. Бульдозеры шли на людей, как танки на войне. Под их прикрытием нападающие осмелели, били и хватали художников, посетителей и даже иностранных журналистов. Художник Оскар Рабин смело вышел против бульдозера и встал, рукой показывая водителю остановиться. Но бульдозер не только не остановился, а двигался прямо на него. Все замерли в ужасе. В последний момент Рабин повис на ножке ковша бульдозера, и его так и протащило через всю выставку.
Водометы пустили струи на толпу и на картины. Люди разбегались в стороны. Бульдозеры наезжали на подставки с картинами, ломали их, давили полотна.
Все еще возбужденный, Моня кричал на Алешу:
- Зачем ты меня остановил?
- Ты дурак! - кричал в ответ Алеша. - Тебе хочется сидеть в лагере?! В прошлый раз, когда ты проявлял свое геройство при пожаре синагоги, ты получил только ожоги. На этот раз ты мог погореть совсем - тебя бы наверняка посадили. Ты подумал о дочери?
- Так ведь зло взяло, даже Хрущев не решился давить бульдозером скульптуры Эрнста Неизвестного.
- А теперешние власти решились!
Все еще дрожа от возмущения, Моня продолжал:
- Надеть на них форму гитлеровских гестаповцев и дать им оружие - они бы начали стрелять. Ведь они же действуют, как натренированные гестаповцы.
- Значит, их так натренировали.
Постепенно Моня отходил, сказал уже мирно:
- Ладно, Алешка, может, ты и прав, что спас меня. Действительно, я все не могу привыкнуть, что теперь я отвечаю за семью. Но не могу я слушать презрительную кличку "сионист". Этого так оставить нельзя. Слушай, сочини мне что-нибудь против них, прямо сейчас, срочно. Я передам в толпу.
Алеша тут же сочинил:
Давить бульдозером картины
Способны только лишь кретины.
И могут только идиоты
Лить на искусство водометы.
Творцы картин не сионисты,
А только лишь нонконформисты.
Но дать приказ бить сионистов -
Знакомый почерк всех фашистов.
- Хорошо! Правильно! Молодец! - Моня тут же подхватил брошенную кем-то в драке кисть и краски, размашисто переписал стихотворение крупными буквами на большом двойном листе ватмана, ловко полез на дерево и повесил плакат.
Люди читали, запоминали, повторяли друг другу. За десять - пятнадцать минут эпиграмма разошлась по толпе.