- Еще с сорочонком. Так меж братьями недолго и неприязнь посеять.
Федор Данилович понял, чем озабочена княгиня, успокоил ее:
- Нет, Феодосья Игоревна, он справедливо одарил обоих, - каждому по бахтерцу. Александр сам еще и сорочонка попросил. А великому князю к лицу ли такой малостью одаривать, он и велел к сорочонку мальца пристегнуть.
- Ну что ж, коли так, Федор Данилович, подыщи и для Феди мальчишку с тварью какой-нито.
- Мудрое решение, - не удержался кормилец от похвалы. - У меня есть на примете мальчишка из нашей челяди. Так что за него и плата не потребуется. Вот с тварью труднее.
- Ты поищи, поищи, Данилыч. Нельзя в детях из-за такой малости зависть пробуждать.
Вечером поздним Феодосья Игоревна, велев Прасковье ложе свое готовить, отправилась к сыновьям. Застала там Федора Даниловича, уже уложившего княжичей в постели и собиравшегося гасить свечи.
- Не гаси, Данилыч. Я после сама потушу.
Она осмотрела покои. Александр, кажется, спит уже, только Федор глядит матери навстречу тихо и ласково. На полу, в ногах у ложа Александра, прикрытый старым корзном, спит, свернувшись клубочком, мальчик возраста княжичей.
Заметив взгляд княгини, кормилец молвил виновато:
- Ничего не мог поделать, княгиня. Александр хотел его даже к себе на ложе взять. Может, тихонько разбудим да вон?
Но Александр вдруг, не открывая глаз, сказал полусонно:
- Я те дам "вон". Слышь, Данилыч?
- Спи, спи, Ярославич. Никто, никого… Спи.
Княгиня улыбнулась, подошла к младшему, поцеловала его в лоб, перекрестила:
- Спи, сынок. Никто слугу твоего не тронет.
Александр вздохнул глубоко и облегченно. Он большим напряжением не позволял себе спать, дабы Данилыч не выдворил из покоев Ратмира. Слова матери успокоили его, и дальнейшее слышал он в полудреме, погружаясь в вязкий и сладкий сон.
- Пусть мальчишка около привыкает, - сказала княгиня.
- Верно, - легко согласился кормилец, - вырастет рядом, будет, как пес, предан.
Переговариваясь так, они и не подозревали, что "пес" не спит вовсе. Как было уснуть Ратмиру сразу на новом месте, в покоях княжеских, да еще при споре, поднявшемся вокруг него. В душе его благодарной зрела любовь к своему юному господину, единственному его покровителю и защитнику в этой новой и необычной жизни. Он уже сейчас готов был кинуться за него на кого угодно, чтобы доказать свою преданность и любовь. И даже пренебрежительное слово "пес", оброненное господами, не обижало Ратмира, а, наоборот, тешило. Он-то знал, что у человека нет преданней твари, чем собака. И если ему, Ратмиру, выпал удел быть при князе, он будет самым преданным другом.
Ратмир слышал, как, попрощавшись, ушел кормилец. Как княгиня сама потушила свечи, оставив только одну, и долго сидела у постели больного сына. И когда уже уснули оба княжича, она вдруг зашептала над старшим заговор, и Ратмир, слушая жаркие эти слова, начинал и к ней - матери своего господина - ощущать теплое чувство уважения и благодарности.
- … А буде мое слово сильнее воды, выше горы, тяжелее злата, крепче горючего камня, могучее богатыря, - шептала истово княгиня, и сладкий сон накатывался на Ратмира под этот шепот. - … А кто вздумает моего дитятку обморочить, тому скрыться за горы высокие, в бездны преисподние, в смолу кипучую, в жар палючий…
Ратмир уже не слышал, как потушила княгиня свечу, как вышла.
VII
"САМ ВЫНОШУ ЯСТРЕБА…"
Дружинников Федор Данилович оставил в веске. Он знал: много народу - только дичь пугать. Взяли с собой лишь Сбыслава да ловчего. У ловчего к седлу была приторочена ловушка для птиц - кутня. Клетку с воробьями вез Ратмир. Ловчий, хорошо знавший эти места, ехал впереди, за ним княжич с Ратмиром, следом - кормилец со Сбыславом. Сбыслав и кормилец были хорошо вооружены.
У Александра под кафтаном дареный бахтерец, на поясе кинжал, к седлу приторочены лук и туло, полное стрел. Хотя ничего из этого сегодня и не нужно было, кормилец всячески поддерживал в княжиче желание быть всегда вооруженным, готовым к бою. А после прочтения рассказа летописи о гибели Андрея Боголюбского кормилец заметил, как мальчик стал даже прятать на ночь под подушку кинжал.
"Пусть привыкает, - думал с удовлетворением кормилец. - И осторожность, буде время, сгодится". Он-то знал, что никто на детей не покусится, тем более что двор охранялся преданной младшей дружиной князя. Но привычка быть всегда оружным для русского князя очень нужна, и чтобы она крепче была, воспитать ее надо с детства.
Ловчий выбрал веселую, солнечную опушку леса. Спешился и сразу стал отвязывать от седла кутню.
Едва Александр остановил коня и приготовился спрыгнуть, как у стремени оказался Ратмир.
- Давай пособлю, князь.
Ратмир поймал ножку в мягком сафьяне и помог княжичу спуститься на землю. Тот сказал с укором:
- Ты хоть на людях не лезь с этим. Сам соскочу.
- Скачи, - пожал плечами Ратмир. - Только какое тогда будет у людей почтение к тебе, князю?
- Это отчего?
- Оттого, что князь, как смерд простой, будет влезать да слезать с коня.
- Ишь ты, - княжич с любопытством посмотрел на Ратмира, словно впервые его увидел.
Кутню устанавливали все, даже княжич принял участие. Его очень заинтересовало устройство ловушки. Воробьев, привезенных в клетке, ловчий поместил в среднюю часть кутни. Потом насторожил дверцы.
- Ну вот, - сказал он. - Дело за ястребом.
Александр внимательно осмотрел настороженную кутню, обошел ее вокруг. Кормилец подошел сзади, положил ему руку на плечо:
- Зри, Ярославич. Какая ястреб птица! Умная, храбрая, а вот такую ловушку ума недостает облететь.
- У старого ястреба достает, - сказал ловчий. - В кутню только молодые и попадаются.
Федор Данилович даже не оглянулся на ловчего, но сказанное ему понравилось.
- Слыхал? - спросил он негромко Александра. - И в нашем ратном деле можно в такую кутню угодить к поганым, что и святые не помогут.
Александр поднял на кормильца темные задумчивые глаза, спросил:
- А если поганые?
- Что "поганые"? - не понял кормилец.
- Если поганые в нашу кутню, а не мы к ним?
Кормилец даже крякнул от удовольствия.
- Это, пожалуй, лучше будет!
Приятно Федору Даниловичу, что поучения его не пропадают даром, что посевы добрые всходы дают.
Отъехали недалече. Коней привязали под дубом, сами залегли в траве. Ловчий, полулежа на боку, нет-нет да вытягивал шею, кутню высматривал.
- Ну как? - спрашивал Александр.
- Пока пусто, княжич. Да ты не волнуйся, поймаем ястреба. Воробьи сразу зашумят, как попадется.
Потом, покусав травинку, ловчий молвил:
- Поймать немудрено. А вот выносить его, наторить…
- Я выношу, - вызвался Ратмир.
- Ты? - покосился недоверчиво ловчий. - Совладаешь ли?
- Он умеет, - сказал Александр. - Сороку ж наторил.
- Ястреб не сорока. А потом кто с ним на лов ездить станет?
- Я. - Александра даже удивил такой вопрос. - А что?
- Лучше б тогда тебе и натаривать, княжич. Птица привыкает к тому, кто ее вынашивает. Впрочем, и человек так же.
- А что? И выношу!
Федору Даниловичу разговор этот не понравился. Он же хотел ястреба для Федора поймать. У младшего сорока есть, так старшему бы ястреба добыть. Надо было еще до лова об этом сказать, а теперь, когда младший навострился на ястреба, недолго и рассердить отрока.
- Ну, будет. Не поймали - ощипали, - проворчал кормилец, досадуя более на себя самого.
Вдруг на опушке всполошились, закричали истошно воробьи. Ловчий вскочил.
- Есть! Попался, - и побежал к кутне.
Все кинулись за ним. В боковой клетке кутни бился красно-рябой ястреб. Несмотря на нежданный плен, глаза его горели боевым азартом. Испуганные насмерть воробьи сбились к противоположному углу внутренней клетки, писком своим возбуждали голодного ястреба.
- Клетку! Скоро! - скомандовал ловчий, открывая дверцу кутни.
Ратмир кинулся бегом к коням. Клетка висела на луке его седла. Еще издали он увидел, что конь его отвязался, но, к счастью, ушел недалеко. Пасся тут же. Когда Ратмир стал подходить к коню, тот неожиданно зашагал от него.
- Кось, кось, дурень, - упрашивал Ратмир, двигаясь за ним.
А конь косился на хозяина и, дразня его, подпускал на несколько шагов, а потом, фыркнув, словно в насмешку, уходил. Ратмир начинал волноваться, так как знал, что его ждут.
- Кось, кось, миленький. Коза ты драная, - ругался Ратмир, но ругался ласково, надеясь, что конь все равно не понимает. - Кось, кось, чтоб тебе вороны печень съели.
Миновав опушку, конь вдруг сразу остановился, захрипел и стал вскидывать вверх голову. Из-за густой высокой травы Ратмир не видел, что задержало коня. Ему важно было ухватиться за повод. Поэтому Ратмир осторожно подкрался к коню, определил на глазок, где в траве находится конец повода, кошкой прыгнул туда и схватил его. Конь, напуганный таким резким движением, захрапел, поднялся на дыбки.
- Но-но! - закричал уже по-хозяйски мальчик, натягивая повод. Хотя копыта двигались где-то у головы, Ратмир знал - конь не ударит. Он действительно опустил передние ноги, но по-прежнему возбужденно храпел, тряс головой.
- Ну чего ты, чего? - гладил ласково горячие ноздри Ратмир. - Успокойся, дурачок. Успокойся.