"Пётр был великий хозяин, лучше всего понимавший экономические интересы, более всего чуткий к источникам государственного богатства. Подобными хозяевами были и его предшественники, цари старой и новой династии, но те были хозяева-сидни, белоручки, привыкшие хозяйничать чужими руками, а из Петра вышел подвижной хозяин-чернорабочий, самоучка, царь-мастеровой".
В.О. Ключевский
В своём новом романе Сергей Мосияш показывает Петра I в самые значительные периоды его жизни: во время поездки молодого русского царя за границу за знаниями и Полтавской битвы, где во всём блеске проявился его полководческий талант.
Содержание:
ОТ АВТОРА 1
Часть первая - "...И УЧАЩИХ МЕНЯ ТРЕБУЮ" - 1697-1698 гг. 1
Часть вторая - "БЕЗ МЕНЯ БАТАЛИИ НЕ ДАВАТЬ" - 1707-1709 гг. 44
ОБ АВТОРЕ 84
Примечания 84
"Без меня баталии не давать"
ОТ АВТОРА
Пётр ещё при жизни был назван Великим. И чем более мы отдаляемся от его времени, тем более убеждаемся в истинном величии этого гения.
Со времён древности история сохранила нам сотни имён знаменитых людей - царей, полководцев, учёных. Но мало кто из них, даже самых прославленных, может встать вровень с Петром I, ибо во всех видах своей деятельности он был талантлив, многогранен и неповторим.
О нём написано много научных и художественных книг, ещё больше появится их в будущем, но ни один автор не может сказать: "Я написал о Петре всё". Пётр неисчерпаем, как океан, необъятен, как Вселенная.
В романе "Без меня баталии не давать" автор постарался показать Петра в наиболее яркие и значительные периоды жизни: во время поездки за границу за знаниями и Полтавской битвы, где во всём блеске проявился его полководческий талант. И Пётр Великий ошибался, но именно как гений он умел учиться на ошибках. Разбив шведов под Полтавой, он, отмечая победу, пил за здоровье своих "учителей", как называл он шведских генералов. Даже в этом - в признании заслуг своих врагов проявилось величие Петра и великодушие гения.
Пётр Великий - гордость русского народа и непреходящая слава России.
Доброму другу Галине Фёдоровне посвящаю
Автор.
Часть первая
"...И УЧАЩИХ МЕНЯ ТРЕБУЮ"
1697-1698 гг.
1
Накануне
Только великий народ способен
иметь великого человека.
С. М. Соловьёв
У подьячихи Авдотьи Евменовны Золотарёвой день радостным выдался. Её муж Евстигней повёл ныне сына их Василия в Посольский приказ дьяку казать на предмет приискания места там же, где сам трудился в должности подьячего. Сам-то Евстигней цельный год учил сынка грамоте, чтению по Псалтыри, а ещё писать на бумаге.
По чтению-то сынок-золотце Васенька весь Псалтырь на зубок взял, и, когда начинал честь его вслух, мать Авдотья с замиранием сердца слушала, благоговея, а то и слезилась, за сына радуясь. Вот с письмом трудно шло, Евстигней за кажну букву шибко серчал на сына. "Пишешь как курица лапой, - долбил по голове недоросля. - С таким письмом не то, что в приказные, а и в площадные не возьмут". Однако ж додолбил-таки. Хороший почерк стал у Васеньки, буквы ровные, стройные, ровно горшки на полке.
- Ну вот, - сказал намедни Евстигней, - теперь не стыдно и дьяку показать.
И вот ушли с самого ранья, а бедная подьячиха ровно на иголках, сидеть не может, мечется по избе туда-сюда, на кухне едва квашню не опрокинула, хорошо девка Дунька подхватить успела.
- Да ты что, Евменовна, в себе ли?
- Ох, молчи, девка.
- Радоваться надо, что сына в приказ берут.
- Я и радуюсь, но что-то сердце шибко волнуется. Как там Васенька?
- А что Васенька? Пишет гораздо, такие-то завсе на вес золота. Чего беспокоиться?
- Вот когда у тебя такой свой будет, единственный, вот тогда и поймёшь материнско сердце.
Нет, не обмануло ретивое подьячиху, не обмануло. Вскоре явился Васенька, встал в дверях бледный, испуганный.
- Что? - едва выдохнула Евменовна. - Неужто не взяли?
- Взяли, - пролепетал сынок со всхлипом.
- Так что ж ты, - облегчённо вздохнула подьячиха, поняв, что сынок от радости слезу сглотнул.
Парень опустился на лавку у печи, просипел:
- Пи-ить.
- Дунька, воды, - скомандовала подьячиха.
Девка скоренько притащила из сенок ковшик воды с ледком. Васенька попил, поставил ковш. И, словно от воды выпитой, явились слёзы на глазах.
- Пропал я, маменька, пропал.
- Христос с тобой. Что так-то? Ты ж сказал, взяли.
- Взяли. В волонтёры, маменька, взяли.
- В каки таки волонтёры? Что ты городишь? Ты ж в писчики поступать пошёл.
- Вот то-то, - всхлипнул Васенька. - Пошёл в писчики, угодил в волонтёры.
- А что ж отец-то?
- А что отец?
- Ну как же, он же с дьяком договорился.
- А что тот дьяк? Государь явился, он вместе со всеми носом в пол пал.
- Какой государь?
- Какой, какой. У нас один он, Пётр Лексеич. Царь.
- Ты расскажи хоть толком, сынок, - попросила Евменовна, тёплой ладонью отерев слезинку со щеки у сына. - Как было-то?
- Ну как? Пришли. Дьяк посадил писать меня, проверить, годен ли по письму я. Пишу я, он за спиной стоит. "Изрядно, - хвалит, - изрядно". А тут на вот те, царь на пороге. Все пали перед ним, а я замешкался, из-за стола вылезая. А он-то в два шага - и уж возле стоит. "Ты написал?" - спрашивает, лист беря. Я, отвечаю. "Значит, грамотен?" Грамотен, говорю, государь, вот пришёл место в приказе просить. "Место в приказе?" - переспрашивает. А тут дьяк с колен поднялся, говорит, вот, мол, государь, к себе берём парня. А царь и скажи: "Вас тут, чернильных душ, и так густо, а я парня в волонтёры забираю". Повернулся к сопровождающему кому-то: "Плещеев, запиши его в свою десятку". И пошёл к главе приказа, к Нарышкину . Плещеев записал меня и велел к двадцать третьему февраля на Красной площади быть, оттель, сказал, за рубеж побежим.
- Но ты б сказал, мол, жениться собираешься, уж и невеста, мол, есть.
- Сказал я.
- А он?
- А он засмеялся, говорит: "Женитьба - не гоньба, поспеешь".
Вот тебе и нарадовалась подьячиха.
- Это всё ты, дура стоеросовая, - напустилась на Дуньку. - Ты сглазила.
- Я? - дивилась девка.
- Ты молотила: "Сынка в приказ берут". Вот и накаркала. Бедный мой дитятко, - причитала Евменовна, приклоняя к себе голову сына. - Да за что нам напасть этакая? За каки таки грехи?
Дуньку за язык дёрнуло:
- А може, в волонтирах-то лепш, чем в писчиках.
- Замолчи, дура, - рявкнула подьячиха и опять завыла ровно по покойнику: - Да кабы знать нам беду эту, да рази б пошли мы в приказ этот проклятущий.
Вытьём своим травила Евменовна не только себя, а и сына своего разнесчастного. Вася тоже слезами заливался, правда, не выл, лишь соплями швыркал. Жизнь-то у него рушилась, ему уж и невесту присмотрели у Бухвостовых, сказывали, девка кровь с молоком, рассчитывали, как Васятко устроится в приказе да станет деньгу получать, так и женить можно. А вот как обернулось. В волонтёры какие-то записали, за тридевять земель гонят. Было б за что, а то ведь ни сном ни духом - и нате вам.
К вечеру побитым псом явился из приказа домой сам Евстигней. Был невесел, хотя и в подпитии, наверное, кому-то челобитную писал, заработал на кружку.
Хлебал щи, вздыхал тяжело, каялся:
- Как же я, старый хрен, не сообразил. Надо б было с недельку потерпеть, пока это треклятое Великое посольство отъедет . Тогда б и тащить Васятку к дьяку. Эх!
- Что это ещё за посольство-то? - тихо спрашивала жена, за день выревев всю силу свою.
- Да царь хотит других государей на турка сговорить, чтоб, значит, не нам одним с ним воевать.
- Так Васенька-то при чём?
- Да с посольством царь волонтёров везёт, чтоб учить делам разным, чтоб строить могли и прочие разные художества делать. Вот и набирает молодых да здоровых.
- Ну а Васятко-то...