Вдоль дороги, уходящей из аула в степь, лежали кучи сухого янтака, чтобы завтра поутру, когда аульчане со скарбом и скотиной двинутся в путь, вспыхнуть жарким пламенем и сжечь злых духов, прицепившихся к одежде людей, к хвостам лошадей и верблюдов
Поутру всё так и было. Мужчины, погрузив кибитки и пожитки в арбы, усадив на верблюдов женщин и детвору, сели на коней и направились в огненный коридор. Огромный караван, за которым, чихая от дыма и жалобно блея, бежали овцы, прошёл сквозь очистительный огонь и подался к светлому горизонту - на Большой Маныч, в необъятные южно-русские степи.
V
Волынский всю зиму наводил порядок в Астрахани. Дюжие гайдуки в меховых полушубках и шапках в сопровождении полицейских нагнали на город такой страх, что не только обыватели, но и собаки боялись их. Люди крестились на образа: "Хоть бы царь-государь ещё раз приплыл - пожаловаться бы ему на озверевшего губернатора!" Царь-государь не приплыл, но корабли высокого достоинства под российским флагом в начале лета причалили в Астраханском порту. Прибыл генерал-майор Матюшкин, возглавивший вместо генерал- адмирала Апраксина Каспийскую флотилию. Прибыл с секретным заданием, в которое мог посвятить лишь астраханского губернатора. Волынский, уставший за зиму от водки и звериной тоски, с превеликой радостью принимал Матюшкина, слушая петербургские новости. Наконец, когда разговор дошёл до дела, они заперлись в потайной комнате, и Матюшкин объявил государево повеление:
- Стало быть так, Артемий Петрович… Повелел государь нынешним летом взять Баку и другие города персидские, на основании составленного договора между Петром Великим и персидским принцем Тахмасибом. То, что не мог сделать лейтенант Лукин пушками, возьмём договором. Договор пока не заключён и не подписан Измаил-беком, но письмо персидского посланника к властям города Баку - вот оно. - Матюшкин достал из сумки запечатанный свиток и пояснил: - Письмо сие написано на персидском языке, а содержание его таково, что и в русско-персидском договоре сказано. Значится так: российский император Пётр Великий обещает его шахову величеству Тахмасибу дружбу и вспоможений против всех его бунтовщиков, и изволит как можно скорее послать в персидское государство потребное число русских войск для защиты шаха и народов персидских. Со своей же стороны Тахмасиб уступает его императорскому величеству всероссийскому в вечное владение города Дербент, Баку со всеми к ним принадлежащими землями и местами по Каспийскому морю, а также провинции Гилянь, Мазандераи и Астрабад, куда посылает войска, и за их содержание не требует от шаха денег.
- Как так не требует денег? - удивился Волынский. - Русские солдаты будут находиться в Гиляни и Астрабаде, а мы их отсюда кормить обязаны? Ей-Богу, господин генерал, тут Пётр Алексеевич что-то не додумал. Не берусь учить государя, потому как просчёт допущен не им, а его сановниками… Ну-да, ошибка поправима…
- Может оно и так, - согласился Матюшкин, - но везти мне на юг Каспия четыре полка в надежде, что там их персияне кормить будут, нет никакого смысла. Я и отчаливать не стану, покуда не загружусь всем необходимым провиантом для вверенных мне войск.
Волынский налился кровью от обиды: "Вот она царская воля. Как захотел государь - так и будет. А знает ли он, что в астраханских амбарах - блоха на аркане, да вошь на цепи!" Подумал так, но высказал иное:
- Неужто ты, господин Матюшкин, не мог в Нижнем или Царицыне заполнить трюмы кораблей мукой да пшеном?
- Ну зачем же в Нижнем да Царицыне, когда есть прямое указание государя: продовольствие взять из астраханских запасов.
Волынский не стал больше упираться, подумал: "Если государю донесут о моём капризе - добра не жди!" И сказал с деланной небрежностью:
- Ну, коли царь-государь видит опору только во. мне одном - я рад повиноваться его приказу.
- Да тут дело не только в приказе, как я понимаю. Тут дело в близком родстве. На кого же ещё положиться Петру Великому, если не на своего ближайшего родственника! - польстил генерал Матюшкин и, выждав, пока сойдёт с лица губернатора улыбка, спросил: - Ну так позвольте, Артемий Петрович делом заняться? Сидеть мне в Астрахани нет никакого резона: чем быстрее с заданием справимся, тем больше почестей от государя обретём.
За мной дело не станет. Делайте, что приказал государь, Волынский подал руку в знак полного согласия и проводил Матюшкина со двора. А проводин, разразился отборной бранью: - Вот и живи тут, не воруя и не занимаясь поборами! Да в этой Астраханской губернии сам Иисус Христос святость бы потерял!
- Что с тобой, Артемии?! - Александра Львовна забежала в комнату мужа, путаясь в длинном французском платье, которое до этого примеряла перед зеркалом.
- Да ничего такого, матушка. Просто кузен твои удивил меня своим императорским аппетитом. Генерал Матюшкин с полками идут в Персию, а кормить его полки обязан астраханский губернатор. Туг поневоле в ярость ударишься… Ты вот что, Сашенька, позови ко мне Божидара.
Вошёл слуга в красном жупане, подпоясанном кушаком, шапку снял:
- К вашим услугам, ваше превосходительство!
- Ты вот что, Божидар… Ты сейчас иди в монастырь к настоятелю и возьми у него икону с обложением, какую мы уже с тобой брали. Скажи настоятелю, что губернатор срисовал её, да не дорисовал. Как дорисует, так и вернёт обратно.
Слуга только каблуками щёлкнул - и был таков. Прошло не более часа, и вот уже он на пороге с иконой появился. Волынский жадно схватил её, снял расписанное петухами полотенце, поцеловал матерь Богородицу. Поздно ночью, когда уже и Александра Львовна спала, спустился он с иконой в погреб и там спрятал её, завалив рухлядью.
Недели две Волынский занимался отправкой генерал-майора Матюшкина. Но вот парусники вышли в море и губернатор вспомнил об иконе. Пригласил вновь Божидара, усадил за стол, дал выпить хмельного, сказал сердито:
- Об иконе забудь. Была она - и не стало. В монастырь ты за ней не ходил, у настоятеля не брал и мне её не приносил.
- Да ведь настоятель-то на меня укажет, пожалуется архирею или ещё кому повыше. В приказ потащат, бить будут. - Слуга в страхе перекрестился и руки у него задрожали.
- Будут бить батогами, даже могут на дыбу поднять, но ты холоп крепкий - вынесешь всё. А если не вынесешь - проболтаешься, то я тебя собственными руками задушу. Вот этими руками. - Губернатор схватил слугу за горло и легонько сдавил. - Заучи одно лишь слово "не брал", и талдычь его, если даже помутится твой разум. Понял?
- Понял, ваше превосходительство…
Настоятель монастыря ждал с месяц, но вот закралась в его душу тревога: "А вдруг не вернёт Артемий Петрович икону - что-то долго дорисовывает её?" Отправился на губернаторское подворье, добился приёма, напомнил об иконе. Волынский глаза удивлённо вытаращил:
- Вернули тебе икону, как смеешь меня тревожить, лиходей ты этакий!
- В первый раз вернули, а во второй раз нет.
- Не помню, чтобы во второй раз брали. Кто брал-то?
- Так он же, ваш преподобный слуга Божидар.
Позвали слугу, тот наотрез отказался, да ещё и настоятеля высмеял за его беспамятство: отдал кому- то другому, а пришёл к губернатору.
Настоятель перепугался, стал грозить судом. Волынский только усмехнулся, вызвал гайдуков и велел настоятеля и Божидара заточить в каталажку. Началось следствие. Волынский исподволь интересовался, как идёт следствие, и занимался своими делами. В один из дней вызвал к себе Нефёда Кудрявцева - управителя калмыцкими делами. Сказал с весёлой ноткой в голосе:
- Лето настало, благодать. Сады цветут, пчёлки жужжат. Не проехать ли нам, Нефёд, по калмыцкой степи да посмотреть, как живёт наш старый хан Аюка? Не пора ли его на покой отправить и другого посадить. Стар уж больно. Пользы от него нет, а вреда много. Ну-да ладно, путь неблизок, дорогой обо всём поговорим…
Волынский с Кудрявцевым выехали в сопровождении четырёхсот казаков. Губернатор в коляске, личная охрана по обеим сторонам. Сам Нефёд тоже сбоку на коне. Свора борзых собак с гайдуками - впереди.
- Думается мне, ваше превосходительство, - начал разговор Кудрявцев, но увидев злые глаза губернатора, отскочил от коляски, словно языком лизнул раскалённое железо.
- Как смеешь, поручик! - вскричал Волынский. - Или тебе не известно, что по чину я полковник, а по императорской табели генерал-адъютант?!
- Прошу прошения, господин генерал-адъютант.
- Ну то-то же… Говори, я слушаю.
- Думается мне, господин генерал-адъютант, пока ещё Аюка-хан не разобрался - кого из детей или внуков на калмыцкий трон посадить, - надо сыскать на это почётное место подходящего нам калмыка. Такого, чтобы во всём нам подчинялся.
- Есть ли у тебя таковой на примете?
- Есть, господин генерал-адъютант. Это племянник хана Аюки Дарджи Назаров. Ласковый и исполнительный, как пёс. Иной раз только в зубы ему посмотришь, а он уже знает, чего от него хотят. При его преданности мы могли бы управлять калмыками, как своими холопами. - Кудрявцев тихо засмеялся, словно предвкушая в недалёком будущем полное счастье.