пролетят над утесами Дувра ранним утром. Но что толку об этом думать: Борис не верил в чудеса, он знал, что Лола скажет нет.
- "Война и мир", - прочел Франсийон. - Что это?
- Это роман о войне.
- О войне четырнадцатого года?
- Нет. О другой. Но там всегда одно и то же.
- Да, - смеясь, согласился Франсийон, - там всегда одно и то же.
Он наугад открыл книгу и погрузился в чтение, хмуря брови с видом горестного интереса.
Борис снова прилег на койку. Он думал: "Я не могу причинить ей боль, я не могу уйти второй раз, не поговорив с ней. Если я останусь ради нее, это будет доказательством любви. Да уж, странное получается доказательство". Но есть ли у солдата право оставаться ради женщины? Франсийон и Гибель, разумеется, скажут, что нет. Но они слишком молоды, они не знают, что такое любовь. "Что такое любовь, я уже знаю, туг меня просвещать не надо, и я знаю ее цену. Следует ли остаться, чтобы сделать женщину счастливой? При таком раскладе, скорее всего, что нет. Но можно ли уехать, сделав при этом кого-то несчастным?" Он вспомнил высказывание Матье: "У меня всегда хватит храбрости, чтобы при необходимости доставить кому-то страдание". Все так, но Матье всегда поступал обратно своим словам, и храбрости доставить кому-то горе ему явно не хватало. У Бориса сжалось горло: "А что, если это просто безрассудная выходка? Что, если это чистейший эгоизм: отказ от тягот цивильной жизни? А может, я прирожденный искатель приключений? А может, вообще погибнуть легче, чем жить? А может, я остаюсь из-за любви к комфорту, из-за страха, из-за желания иметь под рукой женщину?" Он обернулся. Франсийон склонился над книгой прилежно и в то же время с каким-то недоверием, как будто он пытался уличить автора в неправде. "Если я смогу ему сказать: я еду, если это слово сможет сорваться с моих губ, то так тому и быть". Он прочистил горло, приоткрыл рот и ждал. Но слово не шло на язык. "Я не могу причинить ей такое горе". Борис понял, что без совета Лолы он ничего не решит. "Она, безусловно, скажет нет, и все будет улажено. А если она не придет вовремя? - испуганно подумал он. - Если ее не будет к восемнадцатому? Нужно будет решать одному? Предположим, я остался, она приезжает двадцатого и говорит: я бы позволила тебе уехать. То-то физиономия у меня будет. Другое предположение: я уезжаю, она приезжает девятнадцатого и кончает с собой. Ох! Дьявол!" Все перемешалось у него в голове, он закрыл глаза и погрузился в сон.
- Сергин! - крикнул от двери Берже. - Тебя во дворе ждет девушка.
Борис вздрогнул, Франсийон поднял голову.
- Это твоя приятельница.
Борис опустил ноги и почесал стриженую голову.
- Держи карман шире, - зевая, сказал он. - Нет, сегодня меня навещает сестра.
- Да? Сегодня тебя навещает сестра? - ошалело повторил Франсийон. - Это та девушка, которая была с тобой прошлый раз?
- Да.
- Она недурна, - вяло заметил Франсийон.
Борис замотал обмотки и надел куртку; он двумя пальцами отдал честь Франсийону, пересек палату и, посвистывая, спустился по лестнице. На середине лестницы он остановился и рассмеялся. "Забавно! - подумал он. - Забавно, что я печален". Ему вовсе не хотелось видеть Ивиш. "Когда мне грустно, она не помогает, - подумал он, - наоборот, удручает".
Ивиш ждала его во дворе госпиталя: вокруг кружили солдаты, поглядывая на нее, но она не обращала на них внимания. Она издалека улыбнулась ему:
- Здравствуй, братик!
Увидев Бориса, солдаты засмеялись и закричали; они его очень любили. Борис приветственно махнул им рукой, но без удовольствия отметил, что никто ему не говорит: "Счастливчик" или "Лучше бы мне ее иметь в своей постели, чем винтовку". Действительно, после выкидыша Ивиш сильно постарела и подурнела. Естественно, Борис по-прежнему гордился ею, но уже как-то иначе.
- Здравствуй, страхолюдина, - сказал он, касаясь шеи Ивиш кончиками пальцев.
От нее теперь всегда веяло одеколоном и лихорадкой. Он беспристрастно оглядел ее.
- Ты паршиво выглядишь, - сказал он.
- Знаю. Я безобразна.
- Ты больше не красишь губы?
- Нет, - жестко сказала она.
Они замолчали. На ней была ярко-красная блузка с закрытым воротом, очень русская, которая делала ее еще бледней. Ей бы очень пошло открыть немного плечи и грудь: у нее были очень красивые круглые плечи. Но она предпочитала закрытые блузки и слишком длинные юбки: можно подумать, что она стыдилась своего тела.
- Останемся здесь? - спросила она.
- У меня есть право выходить в город.
- Автомобиль ждет нас, - сказала Ивиш.
- Он не здесь? - испуганно спросил Борис. - Кто?
- Свекор.
- Еще чего!
Они пересекли двор и прошли через ворота. Увидев огромный зеленый "бьюик" господина Стюреля, Борис почувствовал, до чего он раздосадован:
- В следующий раз скажи, чтобы он ждал на углу улицы. Они сели в автомобиль; он был до смешного просторным, в нем можно было затеряться.
- Здесь можно играть в жмурки, - процедил сквозь зубы Борис.
Шофер обернулся и улыбнулся Борису; это был кряжистый и подобострастный мужчина с седыми усами.
- Куда отвезти мадам?
- Что скажешь? - спросил Борис. Ивиш подумала:
- Я хочу видеть людей.
- Тогда на ла Канебьер?
- Ла Канебьер? Нет! Да, да, если хочешь.
- На набережные на углу ла Канебьер, - сказал Борис.
- Хорошо, месье Сергин.
"Бездельник!" - подумал Борис. Машина тронулась, и Борис стал смотреть в окно, ему не хотелось разговаривать, потому что шофер мог их слышать.
- Ну что Лола? - спросила Ивиш.
Он повернулся к ней: у нее был совершенно непринужденный вид; он приложил палец к губам, но она повторила звучно и громко, как будто шофер был просто деревянной чуркой:
- Как Лола? У тебя есть от нее известия? Он, не отвечая, пожал плечами.
- Эй!
- Известий нет, - сказал он.
Когда Борис лечился в Туре, Лола приехала и поселилась рядом с ним. В начале июня его эвакуировали в Марсель, а она заехала в Париж, чтобы взять деньги в банке перед тем, как присоединиться к нему. С тех пор произошли "события", и он больше ничего не знал. Толчок бросил его на Ивиш; они занимали так мало места в "бьюике", что он вспомнил время, когда они только что приехали в Париж: они развлекались, считая себя двумя сиротами, заблудившимися в Париже, и часто вот так прижимались друг к другу на скамье в "Доме" или в "Куполе". Он поднял голову, собираясь напомнить ей об этом, но увидел, какая она угрюмая, и только сказал:
- Париж взят, ты знаешь?
- Знаю, - безразлично сказала Ивиш.
- А что твой муж?
- Никаких известий.
Она наклонилась к нему и тихо сказала:
- Пусть он подохнет.
Борис бросил взгляд на шофера и увидел, что тот смотрит на них в зеркало. Он толкнул локтем Ивиш, и она замолчала: но на ее губах сохранялась злобная и мрачная улыбка. Машина остановилась в нижней части ла Канебьер. Ивиш спрыгнула на тротуар и повелительно-непринужденно сказала шоферу:
- Заедете за мной в кафе "Риш" в пять часов.
- До свиданья, месье Сергин, - любезно попрощался шофер.
- Пока, - раздраженно сказал Борис.
Он подумал: "Я вернусь на трамвае". Он взял Ивиш за руку, и они пошли вверх по ла Канебьер. Мимо прошли офицеры; Борис их не поприветствовал, и их это, похоже, нисколько не задело. Борис был раздосадован, потому что женщины на него оборачивались.
- Ты не отдаешь честь офицерам? - спросила Ивиш.
- Зачем?
- На тебя смотрят женщины, - заметила Ивиш. Борис не ответил; одна брюнетка улыбнулась ему, Ивиш
живо обернулась.
- Да, да, он красив, - сказала она в спину брюнетке.
- Ивиш! - взмолился Борис. - Не привлекай к нам внимания.
Это была новая надоевшая песенка. Однажды утром кто-то сказал ему, что он красив, и с тех пор все ему это повторяли, Франсийон и Табель прозвали его "Рожица Амура". Естественно, Борис не поддавался на лесть, но это раздражало, потому что красота - не мужское качество. Было бы предпочтительнее, чтобы все эти бабы занимались своими ягодицами, а мужчины, проходя, немного обращали внимание на Ивиш, не слишком, но как раз достаточно, чтобы она чувствовала себя привлекательной.
На террасе кафе "Риш" почти все столики были заняты; они сели среди смазливых темноволосых девок, офицеров, элегантных солдат, пожилых мужчин с жирными руками; безобидная доброжелательная публика, их можно убить, но не причиняя им боли. Ивиш принялась дергать себя за локоны. Борис спросил ее:
- Что-то не так?
Она пожала плечами. Борис вытянул нот и ощутил скуку.
- Что будешь пить? - спросил он.
- У них хороший кофе?
- Так себе.
- Я до смерти хочу выпить кофе. Там они варят отвратительный.
- Два кофе, - сказал Борис официанту. Он повернулся к Ивиш и спросил: - Как у тебя дела со свекром и свекровью?
Страсть угасла на лице Ивиш.
- Нормально. Постепенно становлюсь похожей на них. - Она, усмехнувшись, добавила: - Свекровь говорит, что я на нее похожа.
- Что ты делаешь целый день?
- К примеру, вчера я встала в десять часов, как можно медленнее привела себя в порядок. Так прошло полтора часа, затем читала газеты…
- Ты не умеешь читать газеты, - сурово сказал Борис.