Сбор средств на колхозный самолет продолжался до сумерек. Галия вышла из клуба, когда собрание закончилось и зал уже опустел. Она задержалась, чтобы дать "отповедь" слишком самоуверенному фронтовику - Артыку. "Подумаешь, какой! - повторяла она про себя слова, какие ей хотелось высказать. - Если ты в чем-то подозреваешь моего мужа, то сходи, куда надо, и узнай - кто он! Зачем же на общем собрании высказывать недоверие?" Галия ждала Артыка, когда он спустится со сцены, но он вместе с секретарем райкома вышел в другую дверь. Галия, убедившись, что его уже в клубе нет, подумала: "ладно, в следующий раз" и отправилась домой…
Амана она застала в постели. Бритоголовый, с белой ровно подстриженной бородой, он, не мигая, смотрел в потолок. Галие он напомнил мертвого Каюм-сердара. Вот так же старик лежал перед похоронами. Галия испуганно кашлянула. Аман спросил:
- Где была, ханум? Что-то долго тебя не слышно.
- Ай, где была, там меня уже нет, - отозвалась Галия, не решаясь пока сообщить, что сдала все свои девичьи украшения на колхозный самолет. Да и стоило ли ему говорить о них? Аман ведь никогда не интересовался ее побрякушками. Знал, конечно, что ее отец, старый татарский князек, был человеком богатым, и делал изредка ей подарки - но это было еще до революции. С тех пор много воды утекло.
- Что-то ты не очень приветлива сегодня. - Аман насторожился и встал с постели. С минуту он искал брюки, ворча, где это они запропастились. Но вот нашел их на стуле, надел и опять строго посмотрел на жену: - Не потеряла ли чего? Хлебные карточки на месте?
- На месте, куда они денутся. - Галия помешкала и села, со вздохом, на кушетку. - Артык опять нам покоя не дает. Более злых и настырных людей я в своей жизни не видела.
- Где ты его встретила?
- На улице, - соврала Галия. - Встретился, спрашивает: куда это твой Аман по базарным дням ходит.
- Какое его дело! - обозлился Аман.
- О том поганом золотом мешочке опять напомнил, - сказала Галия, поджав губы.
- Ах, негодяй он. До каких же пор можно вспоминать старое?! - Аман сразу расстроился, заходил по комнате.
Галия принялась успокаивать его. Уговаривала и думала: "Надо же было сказать ему об Артыке! Сама виновата!" Но видно чувствовала Галия, что ей еще придется столкнуться с Артыком - она и сама этого хотела, - потому и не удержалась, сказала о нем мужу.
- Аман-джан, да плюнь ты на всякие подозрения, - взмолилась Галия-ханум и тут услышала стук в дверь.
- Иди, открой, кто-то пришел, - сказал Аман и насторожился.
В комнату, шаркая о половую тряпку сапогами, вошли Артык и участковый милиционер.
- Здравствуй, Аман, - сказал Артык, но руки не подал. - Вот пришли к тебе, как говорится, довести до конца неоконченное дело.
- Какое еще дело?! - грубо отозвался Аман.
- Ты особенно-то не груби, - посоветовал Артык. - Я сам, как ты понимаешь, представитель власти, да и участковый тоже, так что есть смысл говорить тебе с нами немножко помягче.
- Ладно, спрашивайте.
- Галия-ханум, вам пока надо удалиться, - сказал Артык. - Мы потом вас пригласим… Так положено.
- Ну, что ж… - Галия-ханум передернула плечами и вышла.
- Аман, - сказал очень спокойно Артык. - Сегодня твоя жена сдала на постройку колхозного самолета драгоценности. Мы, конечно, рады, что род Каюмовых, несмотря на свое происхождение, помогает фронту во имя нашей победы, но есть у нас и сомнения.
- О каких драгоценностях ты говоришь, Артык? - удивился Аман и растерялся не на шутку. - Нет у нас никаких драгоценностей! Зачем придумывать небылицы?!
- Аман, как же так? Жена твоя принесла и высыпала на стол в колхозном клубе целых две горсти разного золота и серебра, а ты, выходит, ничего и не знаешь? Хочешь и здесь уйти в сторону?
- Какие драгоценности?! - вскипел Аман, сжимая кулаки.
Участковый, видя такое дело, поднялся с кушетки?
- Товарищ Каюмов, советую вам быть терпеливее, иначе… - Он расстегнул кобуру и встал около двери.
- Я не знаю и не имею понятия, о каких драгоценностях идет речь. - Аман заговорил вежливее.
- Мы вынуждены напомнить тебе, Аман Каюмов… о том золотом мешочке, который сдал государству твой отец… Сдать-то он сдал, но все ли драгоценности сдал? - Артык усмехнулся. - Мы и раньше подозревали, что часть золота Каюм-сердар отдал тебе. А теперь мы твердо уверились в этом.
- Артык, ты шайтан! Как тебе могло прийти такое в голову! - Аман сел на край кровати и схватился за голову. - Ты унижаешь и уничтожаешь меня, как самого последнего человека. Я клянусь тебе честью, что Каюм-сердар отдал государству все до последнего гроша. Я понятия не имею, где раздобыла драгоценности моя жена!
- Хорошо, ладно… - Артык посмотрел на участкового. Тот кивнул:
- Я думаю, надо спросить об этом у хозяйки.
- Галия-ханум, пожалуйста, войдите! - крикнул Артык.
Галия вошла, кривя от расстройства и слез губы.
- Артык, - выговорила она с трудом. - Я слышала, о чем ты спрашивал моего мужа. И я сразу отвечу. Драгоценности, которые я сдала для победы над фашистской Германией - это мои личные украшения, подаренные мне еще при царской власти моим отцом - Мустафа-беком. Я раньше всегда надевала их по праздникам - Аман их видел. Но в последнее время - до них ли было! Они лежали у меня в шкатулке. Аман, вероятно, забыл о них - я уверена.
- Я знать ничего не хочу! - вскричал Аман, наступая на жену. - Я знать тебя не хочу! Ты почему не сказала мне ни слова о том, что идешь сдавать свои украшения на самолет?
- Аман, извини, но я подумала - а вдруг ты не согласишься, чтобы я сдала серьги и кольца. А мне так хотелось внести хоть маленькую долю в общее дело.
- Ты полоумная женщина, если считаешь меня скупердяем, - в том же раздражительном тоне продолжал Аман. - Я плевать хотел на твои серьги и кольца, и на все другие украшения, и на то, что ты не доверяешь мне. Ты и письмо от Акмурада скрыла - я потом уже узнал о письме!
Артык, глядя, как препираются супруги, скептически улыбался. Наконец, не выдержал:
- Аман, хватит притворяться. Я никогда не поверю, чтобы муж не знал - что лежит в коробке у жены. Я, например, даже знаю, где моя жена единственную свою гулъяка прячет. И где золото Каюм-сердар прятал, мы тоже знаем. Твой сын, Акмурад, говорил мне, будто бы в углу двора под колесом старой кареты. Мы хотели бы с вами и вместе с участковым посмотреть под старой каретой: не осталось ли там еще немного золотишка.
- Карету давно сожгли - и дыму от нее не осталось. - Аман засмеялся.
- Но все равно, мы должны осмотреть это место. - Артык отворил дверь, чтобы выйти во двор, но видя, что ни Аман, ни Галия даже не думают за ним идти, заговорил внушающе: - Ой, люди, поймите же, наконец! Если ничего не найдется, то все подозрения с вас слетят, как с гуся вода. И вашему сыну Акмураду воевать будет легче. В десять раз легче, потому что он тоже, как и я, уверен, что вы прячете оставшееся золото.
- Да будь он проклят - сын, не верящий отцу, - четко выговорил Аман и встал. - Пойдемте…
До двенадцати ночи при свете керосиновой лампы Артык и участковый, сменяя друг друга, копали землю в том месте, где раньше валялась старая карета. Аман стоял рядом, и удивляясь упорству Артыка, зло посмеивался, Галия плакала, униженная людским недоверием. В конце концов Артык, устав от работы, начал сомневаться:
- Неужели Каюм-сердар оказался таким честным, что сдал все до последнего гроша? Неужели мы сумели перевернуть его частнособственническое сознание?
- Насчет сознания, не знаю, - съязвил Аман. - Но двор вы наш весь перевернули. И я удивляюсь твоей тупости, Артык. Вот, скажем, если бы отец дал мне часть золота… Неужели, ты думаешь, я стал бы его прятать именно в том же месте, где оно раньше лежало?
- А где! - встрепенулся Артык.
- Я его закопал в песках, на колодце Джунейд. - Аман откровенно рассмеялся, и Артык понял, что постепенно становится игрушкой в руках Амана.
В двенадцать ночи, уходя со двора, Артык пропустил участкового вперед и, остановившись с Аманом, предупредил:
- Будет лучше, Аман, если ты умолчишь о сегодняшнем обыске. А то опять люди заговорят: "У Каюмовых искали золото".
- Молчать я не буду, Артык. Зачем мне молчать? Молчит тот, кто прячет тайну, а у меня нет никаких тайн от государства.
- Ладно, я обещаю тебе, что никогда не напомню о прошлом, - окончательно сдался Артык.
- Пошел вон, я не хочу говорить с тобой.
- Напрасно ты так, Аман. Я делал это ради того, чтобы очистить совесть твою… и твоего сына. Он - капитан Красной Армии. Пойми ты!
- Я давно понял, что не сын он мне. Я проклял его - и никогда не переступлю порог его дома. Давай шагай…
XVI
Текстильщицы трудились, не считаясь со временем, тем не менее план "текстилка" не выполняла - недостаток рабочей силы сказывался на показателях. Мужчин на производстве почти не было. Лишь несколько стариков, во главе с почтенным Чары-ага Пальвановым появлялись то и дело - то в прядильном, то в ткацком цехах. Они - и поммастера, и наладчики станков, и слесари, и грузчики. Но основные работы, в том числе и ремонтные, и слесарные, и токарные выполняли женщины.
Текстильщиков то и дело поругивали за невыполнение плана на совещаниях и в партийных газетах "Совет Туркменистана" и "Туркменская искра". Постепенно отстающие привыкли к этому. И разговоры в цехах частенько слышались обывательские: "Что поделаешь, коли рук мужских не хватает… да и женских маловато".