- Правильно комиссар сказал, какой идее служат наши скромные боевые успехи. Я объявляю всему полку благодарность за геройство. А еще хотел бы обратить ваше внимание на такой факт. Что надо человеку наипервейше? Харч, хлопцы, харч. А вы видите, кто харчует пилсудское войско? Антанта проклятая, дышло ей в горлянку. Если бы не эти союзнички, то, возможно, и войны бы не было, шляхта мазурку бы танцевала и не лезла к нам, как бешеная свынья. От нас товарищ Ленин ожидает наилучшей справы - не пускать далее пилсудцев, наискорейше прикончить войну.
Командир обвел взглядом свой гостевой армейский табор и после короткой паузы заключил:
- Хорошо вечеряйте, хлопцы, переночуем в Жирму- нах, а утречком снова в поход или в бой с пилсудчиками да булак - балаховцами, как было до сих пор.
С разрешения командира и комиссара после ужина в осеннем саду, еще не скинувшем зажелтевшую листву, началось молодое гулянье. Кто‑то принес гармошку, и она позвала на круг лучших плясунов, а вслед за лихой пляской самые голосистые кавалеристы исполнили несколько
боевых походных и народных песен. Блики закатного солнца ложились на кроны деревьев, яркими короткими вспышками отсвечивали от оружия бойцов. Когда ребята уже порядком поустали, Украинский подозвал к себе Николая Широкова и предложил ему:
- Возьми, Коля, гитару и спой нам свою любимую песню.
В полку все знали, что Широков сочиняет стихи, записывает их в тетрадку, но по своей скромности никому не показывает. На свои слова он подобрал неплохой мотив и в сопровождении гитары его песня звучала волнительно и задушевно.
Через несколько минут бывшему студенту - юристу принесли гитару и он, окруженный общим вниманием, запел мягким невысоким баритоном:
У судьбы не просим скидок.
Нынче бой и завтра бой.
Нам сейчас не до улыбок -
Смерть кружит над головой.
Может, в сабельной атаке
Недруг рану нанесет,
Или, как степные маки,
Скосит вражий пулемет.
Ну а все же мы в унынье
Не впадаем никогда.
Для грядущего призывно
Светит красная звезда.
Еще с полчаса неслужебного, товарищеского общения - и вот уже опять все стало на свои места. Послышались голоса командиров, люди стали расходиться по своим неотложным делам - на вечернюю поверку, смену караулов, кормление коней, отход ко сну.
Разбитый в районе Жирмунов враг решил взять реванш за поражение. Пилсудчики и балаховцы с остервенением навалились на советские войска вблизи литовской границы, пытаясь замкнуть в охват их северный фланг у деревни Вороново. Вместе со всей Кубанской кавдиви- зией поспешил туда и полк Украинского.
В одной из схваток с противником на пути к Вороново получилось так, что от основного ядра был отрезан второй эскадрон Сергея Тащилина. Полковая колонна пробивала
бреши в заслонах пилсудчиков и шла вперед, а от тащи- линцев не было ни слуху, ни духу.
- Наверное, их порубали ляхи, - стал кое‑кто из бойцов строить предположения.
- Или принудили сдаться в плен, - высказал свое мнение другой всадник.
Те прогнозы оказались ошибочными. Тащилин на второй день сумел прорвать кольцо окружения и воссоединиться с полком. При прорыве смертью героя погиб Хун- зат Маштоз и ранено двое бойцов. Выслушав рапорт Та- щилина, Украинский поблагодарил его за честную службу Советской власти:
- Чуяла моя душа, что ты со своими храбрецами обязательно пристанешь к нашей колонне. Великое за это тебе спасибо.
В результате дружных усилий всех частей Кубанской кавдивизии и ее соседей, действовавших в условиях отхода наступательно и активно, замысел противника на их полное окружение и на этот раз потерпел провал. Вороново и ближайшие деревни и фольварки оказались в руках красных войск. Сюда вступили и подразделения 1–го Кубанского кавполка. За две недели боев полк не понес здесь потерь убитыми, но из него по ранению и контузиям выбыло четыре командира и одиннадцать красноармейцев.
При подходе к одному из помещичьих фольварков кав- взвод лабинца Эммануила Джелудянца из первого эскадрона был обстрелян из каких‑то допотопных ружей. Конники в одно мгновение окружили фольварк и взяли в плен двух батраков, которым помещик вручил старинные ружья и приказал огнем из них защищать свою усадьбу. После первого же залпа красных кавалеристов батраки в испуге побросали свои тяжелые берданы. Взводный доставил незадачливых стрелков в штаб полка. Когда Украинский вошел в хату, где размещался штаб, комиссар Власов как раз вел допрос одного из "защитников" фольварка. Низкорослый, с небритой физиономией помещичий холоп выглядел старше своих лет. Не зная, куда деть свои загрубелые от работы руки, он то поправлял на голове заношенный брыль, то принимался теребить на шее крестик с христовым распятием. Одетый в какую‑то линялую пеструю свитку, в разношенных дырявых сапогах, человек этот производил жалкое впечатление.
- Сколько вам лет? - спросил его Власов.
- Тридцать три рока.
- Зачем же вы взялись за дробовик и стали из него стрелять по нашим бойцам? - последовал вопрос.
В растерянности молодой крестьянин выдавил из себя:
- Так пан Захруцкий казав, что красные проигрывают войну, злы, как дьяволы, всех нас сошлют в Сибирь, а мою красивую Зоську отдадут своим комиссарам для удовольствий.
Горячий по натуре командир полка Украинский отбросил от себя табурет, на котором сидел, шагнул к задержанному обывателю.
- Да ты что, чокнутый или олух царя небесного? - в гневе произнес Иван Митрофанович. - Мы за таких, как ты, кровь свою проливаем, за свободу от лютых паразитов боремся. А он своему пану, как холуй, служит, да еще руку поднимает на рабоче - крестьянских бойцов и ложные поклепы на них возводит. Я сам батрак, и мне стыдно даже слушать такие твои смердячие слова.
Чуть спокойнее спросил:
- А где ж твоя Зоська?
- Да пан же увез ее с собой в свой лесной охотничий домик, чтобы спасти там от красных.
Бросив выразительный взгляд на комиссара, Украинский с несвойственной ему грубоватой прямотой припечатал:
- Вот твой пан и положил твою Зоську к себе в постель.
И, не считая больше необходимым вести разговор, сказал Власову:
- Нужно отпустить задержанных на все четыре стороны. Путь этот христосик шукает теперь свою женку.
Дивизия продолжала отходить, маневренной обороной и смелыми контратаками задерживая продвижение противника. Последовательно она входила в состав 15–й, 3–й и
16–й армий. От Мироненко ее принимал новый командир Николай Томин, только что совершивший побег из лагеря интернированных в Восточной Пруссии. В послужном списке Томина значилось немало значительных боевых дел. Он был одним из ближайших сподвижников известных красных командиров братьев Кашириных, внес большую лепту в разгром Колчака на Урале и в Сибири, а потом храбро дрался с белополяками, пока не случилось общей беды для всего Западного фронта. Худощавый, темноволосый Томин после лагерного режима еще больше осу
нулся, почернел лицом. Но в бодрости и энергии убыли у него не замечалось.
Григорий Иванович Мироненко издал прощальный приказ. Сам он отзывался на Кубань, в распоряжение командующего 9–й армией М. К. Левандовского в качестве начальника снабжения армии. Комдив забирал с собой из полка Украинского своего племянника Михаила и еще несколько командиров из управления дивизии. Через день после сдачи дел его провожали со станции Вилейка. Пока ожидали поезд, отъезжающие и провожающие успели о многом переговорить. Прохаживаясь с Мироненко по перрону невзрачного вилейского вокзала, Томин расспрашивал своего предшественника о боевом пути Кубанской кавдивизии, ее первоначальных истоках, нынешнем командном составе. Речь зашла у них и об Иване Украинском, который по случаю отъезда Мироненко тоже находился на вокзале среди боевых побратимов.
- Что можно сказать об Украинском? - отвечая на вопрос преемника, с теплотой и приязнью в голосе давал характеристику Мироненко. - Настоящий пролетарский самородок. Из батраков, малограмотен, но военное дело знает назубок, потому как умен и прошел все ступени службы от рядового до командира иолка. Ну а смелости ему не занимать.
Григорий Иванович, развивая свою мысль, с озабоченностью сказал:
- Воин с большой буквы. Только вызывает беспокойство его некоторая горячность, полное игнорирование ка- кой‑либо опасности для себя лично. В любое пекло боя он стремится влезть сам и повести за собой людей, поистине - бесстрашный человек.
- Удаль командира качество неплохое, - согласился Томин. - Но все же иногда придется сдерживать Ивана Митрофановича.
- Вы правильно меня поняли, - заметно повеселел Мироненко. - Прошу вас приглядывать за ним, чтобы был посдержаннее, хоть чуть - чуть поберег себя в боях. Они у вас тут еще не кончились, хотя сегодня в Риге и подписан предварительный мирный договор.
На том расстались. Мироненко, его племянник Михаил, интендантский работник Старченко и еще четыре - пять командиров возвращались в свой далекий кубанский край, а Томин, Атрашкевич, Украинский и другие участники
проводов оставались на белорусской земле, в преддверии заключительных аккордов белопольской интервенции.