И боец, освободившись от ноши, задорно рассмеялся.
Работа на погрузке барж шла днем и ночью. Вскоре дивизия, преодолевая встречное течение Волги, влекомая буксирными пароходами, высадилась в Царицыне, а оттуда по железной дороге направилась в небольшой городок Ершов. Там уже и Предуралье недалеко. Но тут же соединение получило новую задачу - развернуться на сто восемьдесят градусов и следовать в противоположном направлении. К тому времени Колчака остановили, стали гнать на восток, зато на Верхнем Дону, подобно лесному пожару, все шире растекалось пламя белогвардейско - казачьего восстания. Повстанцы образовали армию в 35 тысяч человек и с ней не так‑то легко было справиться. Казачьи верхи повели за собой середняцкие массы, используя их невежество и темноту, прельщая обманными лозунгами.
Кого лучше всего отправить сюда в экспедицию для ликвидации антисоветского мятежа? Конечно, самые стойкие и проверенные части и соединения. А среди них таковой и считалась 33–я стрелковая, сформированная из выживших всем смертям назло бойцов и командиров многострадальной и легендарной XI армии. Не случайно, несмотря на огромную занятость, Ленин послал 15 мая короткую записку в реввоенсовет республики:
"Очень рад энергичным мерам подавления восстания и особенно назначению на это 33–й дивизии".
Погрузившись в железнодорожные эшелоны, ударная группа частей 33–й дивизии отправилась в Сызрань, а оттуда в походном порядке двинулась на Верхний Дон, разбивая на своем пути повстанческие формирования. Другая часть сил дивизии проследовала в район Чергково и Миллерово, закрепилась там и начала боевые действия в составе войск восьмой армии Южфронта. Здесь ее полки взаимодействовали с частями 16–й стрелковой дивизии имени Киквидзе.
В наступление на Вешенскую стрелковую бригаду с приданными частями усиления вел боевой командир - большевик, член партии с 1917 года, еще совсем молодой по возрасту, П. М. Лунев. За артиллеристами неотступно сле
довало арттранспортное хозяйство Ивана Украинского, получавшее боеприпасы из артиллерийской летучки, расположенной в Богучаре, где было сосредоточено немало штабов и тылов экспедиционных войск.
Развернув по фронту на полтора - два десятка километров свои части, 33–я дивизия в первых же майских боях
1919 года наголову разгромила несколько казачьих полков, оттеснила повстанцев к Вешенской - главному очагу восстания. Артиллерия дивизии наводила страх и смятение даже в рядах наиболее стойких частей и подразделений противника.
Повитые круговой порукой преступления против Советской власти, многие донцы начинали раскаиваться в том, что благословили своих сыновей и мужей на безрассудный мятеж. Увещевания жен, матерей, сестер, невест о совершенной ошибке начинали отрезвляюще действовать на многих рядовых повстанцев. Среди них появилось дезертирство, боеспособность понизилась. И только матерые враги дрались до конца. Таких тоже еще хватало. Отступая, повстанческое командование волокло за собой в обозах тысячи беженцев с детьми, домашним скарбом, коровами, овцами и другой живностью. То был исход в никуда.
- Надо работать в поле, а эта орда заполонила все дороги, как оглашенная, - возмущались красноармейцы.
На подходе к Вешенской артиллерия дивизии заняла господствующие высоты донского крутогорья, изготовилась к очередному удару по противнику. У красного командования имелись точные данные о том, что сюда, на переправу к Базковской вышла самая оголтелая дивизия повстанцев во главе с каким‑то бывшим есаулом. Два взвода арттранспорта Украинского расположились в ближайшем тылу красных батарей, в хуторе Крученый Кут. Хутор обезлюдел, в куренях - и то не во всех - остались лишь немощные старики и старухи с детьми, большинство же подалось в "отступ" со своими незадачливыми аниками- воинами. С хуторских улиц тянуло свежей гарью: кто‑то спалил дом и лавку местного купца, поповский особняк и еще несколько зданий богатых хуторян.
Квартирьеры арттранспорта определили своего коман- дира - комиссара на постой в просторный, но довольно запущенный пятистенный дом, находившийся на хуторском отшибе. Украинский застал в нем дородную неприветли
вую старуху с ее внуками - мальчиком и девочкой. Сам глава зажиточной казачьей семьи - сивоусый, бородатый старик с ястребиным обличьем и увечной трехпалой рукой, его дочь и две невестки, снарядив две подводы с припасами, в колонне беженцев направились к базковской переправе.
- Неужели мы такие страшные, - спросил Украинский старуху, - что ваши домочадцы все побросали и засмыгали туда, куда Макар телят не гонял?
Старуха исподлобья глянула на незваного гостя, нехотя обронила:
- Им виднее. Кабы не моя хворость, и я бы с ними уехала.
- Это ж почему?
- Ваше красное войско анчихристом мечено. Безбожники вы, убивцы.
- То ложь и клевета, - сдерживая свое негодование, вымолвил Украинский. - Ваши белые повстанцы творят неслыханные зверства. Вот они и есть настоящие убийцы. Мы же вызволяем трудящихся людей от этой чумовой банды.
Командир круто повернулся и, не прощаясь, покинул негостеприимный дом. Досадливо поморщившись, укорил себя: "А еще старый разведчик. Не распытал хлопцев, куда они меня поселяют. Вот я им всыплю чертей".
Навстречу Украинскому быстрым шагом приближался командир третьего взвода Григорий Галаган, прошедший с ним немало фронтовых дорог. В парусиновой куртке нараспашку он не шел, а прямо‑таки летел, как молодой грач. Когда поравнялись, Галаган, отирая пот со лба, прерывисто сообщил:
- Задержали поджигателя.
- Какого поджигателя?
- Того, что хутор палил.
- Откуда он сам?
- Местный. Красноармеец из соседней девятой армии.
- Ну и дурень, - посуровел Украинский. - Это ж пахнет трибуналом.
В одном из двух куреней, где разместились бойцы третьего взвода, перед начальником арттранспорта предстал задержанный, находившийся под охраной часового. Широкий в кости, с белесыми усиками на молодом бледном
лице, красноармеец поспешно вскочил с табурета, хотел что‑то сказать.
- Документы, - строго перебил его Украинский.
Задержанный подал красноармейскую книжку. "Мишин Степан Фролович, - читал начальник арттранспорта, бросая взгляды на незнакомого бойца. - С виду неплохой он парень, преданный Советской власти, - обожгла мысль краскома. - И вот что натворил".
Выяснилось, что Мишин доставил пакет из штаба девятой армии в штаб 33–й дивизии, а потом вместо того, чтобы тут же возвратиться к месту службы, прискакал в родимый хутор, свел счеты с семьей своего давнего кулацкого лиходея и заодно в порядке классовой мести, как он выразился, сжег купеческий, поповский и другие дома.
Говоря о своем личном враге, каком‑то неизвестном Ивану Митрофановичу Афоньке по прозвищу Купорос, боец, волнуясь и едва сдерживая свое возмущение, повествовал:
- Таких гадов, как Афонька, ишшо свет не родил. Он в соседнем хуторе вместе с двумя другими повстанцами захватил председателя Совета и заказнил лютой смертью. Председателя привязали к маховому крылу ветряка, и когда под большим ветром завертелись крылья мельницы, бандиты стали из наганов расстреливать свою жертву. Председателя то поднимало на крыле вверх, то опускало вниз, а эти пьяные изверги гоготали и посылали в него пулю за пулей, пока не изрешетили насмерть. Так что же, я не могу пустить красного петуха афонькиной семье, которая вся - контра? Жалеть ее?
- Жалеть не нужно, - с нотками сочувствия к заблудшему порученцу заметил Украинский. - Но и самосуд учинять категорически запрещено.
Боец вскочил с табурета, почти истерически закричал:
- А сотый приказ по экспедиционным войскам от 25 мая об чем говорит? Там прямо сказано: гнезда предате- лей - повстанцев разорить, а самих истребить.
Не дослушав пылкую речь красноармейца, Украинский со вздохом сказал:
- Знаю этот приказ. Далее в нем написано: против помощников Колчака и Деникина - свинец, сталь и огонь. Так что ж с того? Это же идет речь о повстанцах, с какими мы боремся в открытом бою, а совсем не о безоружных обывателях. Неужели не ясно?
Краском с болью и горечью продолжал:
- Вот ты спалил в хуторе семь больших домов. А это народная собственность…
- Не наша! - воскликнул красноармеец. - Эти хоромины принадлежали паразитам - богатеям.
- А могли принадлежать нам, - возразил Украинский. - Советская власть могла их конфисковать по закону и отдать под школу, клуб, больницу или под почту. А ты их развеял по ветру. Преступник ты, вот что я тебе скажу.
Задержанный сник. Похоже, что только теперь до него стала доходить вся несостоятельность безрассудных деяний.
Украинский достал блокнот из полевой сумки, черкнул записку и подал ее Галагану:
- Возьми одного бойца и сам лично сопроводи в особый отдел дивизии этого самостийного анархиста. Пусть там разберутся. Перед отправкой покорми бедолагу.
- А что делать с его конем? - спросил взводный.
- Коня - в наш парк. А самого хуторца довезти в штаб на подводе.
В течение последующих дней кавалерия, пехота и артиллерия 33–й дивизии совместно с другими частями сбили последние заслоны повстанцев на своем участке и выбросили их за Дон, заняли станицу Вешенскую. К тому времени восставшие казаки, носившиеся с идеей пере- иначивания власти Советов на свой вкус и лад без коммунистов и продразверстки, без жидов - комиссаров и пришельцев - "кацапов", но с сохранением своих былых привилегий, по логике классовой борьбы всей своей уцелевшей ратью стали вливаться в донскую белогвардейскую армию, руководство которой поначалу тоже не ахти как благоволило добровольческим деникинским войскам, а потом безраздельно объединило с ними свои силы для общего похода на Москву.