В глазах у него стали вращаться круги и в ладонях рук заползали мурашки.
- Так вот я и хотел, добрейший Иван Прокофьич, предложить вам… по приятельству… как ваш однокурсник… Вы, конечно, выдержите экзамен по первому разряду. Два года обеспеченного существования… Это был бы простой заем… а вовсе не одолжение. Вы понимаете… Я не хочу корчить из себя мецената. А с другой стороны, мы с вами не в таких дружеских отношениях, чтобы я мог себе позволить делиться с вами моим избытком.
Речь Пятова так и лилась. Он ласково улыбался глазами и пальцами правой руки все дотрагивался до борта сюртука Заплатина.
Тот дольше не мог молчать.
- Покорно спасибо! - глухо выговорил он и встал во весь рост.
Пятов оставался на диване.
- Вы это сказали таким тоном…
- Не знаю. Но позвольте спросить вас, господин Пятов, - вы считаете меня идиотом? Да?
- С какой стати?
- Нет, ответьте мне сначала: идиотом? Вы измыслили такую тонкую комбинацию и думаете, что я ничего не пойму? Вы предлагаете мне сначала удалиться на вакацию, а потом взять у вас содержание на два года и уехать в Германию? Так ведь?
- Что же тут обидного?
- Довольно, господин Пятов! Ни в каких ваших подачках я не нуждаюсь.
- Это ни с чем не сообразно! - брезгливо проговорил
Пятов, поднявшись с дивана, и повел плечами.
- Довольно! - глухо крикнул Заплатил. - Не нужно мне вашей подачки. И вашу гнусную, селадонскую комбинацию вижу насквозь. Что ж, скажите, вы сделали мне это благородное предложение с согласия Надежды
Петровны?
- Вовсе нет! - почти взвизгнул Пятов. - Это наше с вами дело… дело партикулярное.
- Может быть, может быть!
Губы вздрагивали у Заплатина.
- И вам одному пришла эта счастливая мысль?
- Но почему вы так к этому отнеслись? Кажется, тут, кроме моего товарищеского участия, нет ничего?
- Не нуждаюсь я в вашем участии, Пятов. Но повторяю: я идиотом никогда не был. И как бы к вам в настоящую минуту ни относилась Надежда Петровна, я вам прямо, по-студенчески, говорю: вы ведете себя недостойно.
- Продолжайте!
Пятов отступил два шага назад и стал спиной к бюро, опираясь на его борт своим корпусом.
- Да. Недостойно! Я слова своего не беру.
- Почему же, смею спросить вас!
- Систематически развращать молодую девушку, показывая ей… какие вы на нее имеете виды?
- А вы почему знаете, Заплатин, какие именно?
- И вам известно, что она невеста другого!
- А - вот оно что! Wo liegt des Pudels Kern! Слы хали немецкую поговорку?.. Она - ваша невеста?
Я это знаю и, кроме внимания, ей ничего не оказывал.
- Да, зазывая ее к себе на завтраки, с глазу на глаз.
- Что ж такого! Это не свидание в cabinet particulier. Вы изволите говорить, что я ее систематически развращаю? Ха, ха! Позвольте мне вам доложить, милейший Заплатин, что она нас обоих, как бы это выразить… Вам известно французское выражение: elle va nous rouler?.. Оставим фразы. Девушке этой двадцать лет, она на полной свободе, она - ваша невеста до тех пор, пока ей это угодно.
- А вы - другой претендент?
- Я не обязан вам отчетом в своих намерениях. Отец ее мог бы мне задавать такие вопросы. Нынче не те времена, милейший Заплатин. Мой приятель, товарищ по лицею, привез в деревню к невесте шафера и отлучился на одну неделю. А шафер прилетел к нему объявить, что оная девица желает иметь мужем его, а не первого жениха. И это в лучшем дворянском обществе… на глазах у родителя… Ergo, - выговорил Пятов таким же звуком, как и в разговоре с немцем, когда он торговался из-за полкопейки на аршин миткаля.
- Вы не смеете так говорить! Это цинизм! - задыхаясь, выговорил Заплатин, подаваясь к нему.
- Потише! Вы, во-первых, у меня; а во-вторых, я, повторяю, не обязан вам ни каким-либо объяснением, ни оправданием. Если вы позволите себе сказать хоть одно оскорбительное слово - предупреждаю вас, что я шутить не буду. Я стреляю не хуже всякого парижского журналиста.
- Вот как!
Заплатину все эти вызывающие фразы и фигура
Элиодора показались вдруг очень забавны.
Он подошел к дивану, взял тетрадку и, подавая ее, сказал:
- Вот моя работа. Книги и прочее пришлю с посыльным.
Мы в расчете. Больше я на вас работать не желаю.
- На здоровье!
- Вы, пожалуй, правы. Если между вами и этой особой был уговор насчет устройства моей судьбы, то с моей стороны слишком наивно изображать из себя рыцаря. И я скажу - на здоровье. На то у вас и тятенькины миллионы, и денежка, которую вы сейчас выторговали у немца за миткаль - тоже пригодится.
Пухлые бритые щеки Пятова стало подергивать; но красные губы силились улыбаться. Одной ногой он нервно дрыгал, сохраняя все ту же позу на краю письменного стола.
- Счастливо оставаться! - кинул ему Заплатин, берясь за свою фуражку.
- Доброго здоровья! У вас, должно быть, нервы не в порядке. А насчет той особы будьте благонадежны.
Она окажется посильнее нас обоих.
Что-то еще сказал Пятов; но Заплатин уже не слыхал этих слов, и только на улице морозный воздух, пахнув ему в лицо, освежил голову и заставил овладеть собою.
XIV
Дни летели у Нади Синицыной так быстро, что она точно теряла им счет.
Давно ли выпал первый снег, а теперь уже и Новый год позади.
Она вспомнила о Новом годе только за день до него - так она была увлечена репетициями в кружке пьесы, где ей сразу дали главную роль.
Вспомнила и о Ване Заплатине, забежала к нему, не застала дома, хотела написать записку - и не написала.
А в тот же день вечером она - на репетиции условилась отужинать в складчину и встретить Новый год на сцене.
Пригласить его она не могла. Ему слишком противно ее театральство, а если и придет, то будет хмур и неприятен, пожалуй, еще к кому-нибудь приревнует.
Так и пролетел Новый год.
Она забежала домой на минутку, под вечер, чтобы переодеться - и опять на репетицию.
Репетировать будут в первый раз с обстановкой, и она уже приготовила себе платье, в котором должна "создать" эту роль.
Это выражение она уже употребляет.
Хозяйкой своей меблировки Надя очень довольна. С горничной она ладит, комнаты содержатся чисто, и полная свобода насчет возвращения домой в поздние часы.
И еда - сносная.
Только что она перешла в свою спаленку - достать платье, в котором будет играть, - из коридора постучали.
Это ее немного удивило. Прислуга никогда не стучит; а никого постороннего она не ждала.
- Войдите! - громко крикнула она, не выходя в первую комнату, где у нее стояло и пианино.
Послышались мужские шаги. Она их сейчас же узнала.
- Это ты… Ваня? - окликнула она.
- Я, - ответил Заплатин глухо.
- Сейчас… подожди.
Надя положила платье на кровать и вышла к нему в первую комнату.
Заплатин вошел прямо в пальто и, у двери, стал снимать калоши, оставаясь еще в фуражке.
- Здравствуй… С Новым годом. Мы давненько не видались.
- Давненько, - повторил Заплатин и стал снимать пальто.
- Садись… вот сюда! - пригласила она его на угловой диван. - Ты все время был в Москве?
- А то где же?
- Я к тебе заходила… Тебе говорили?
- Нет, никто не говорил.
- Как же, я была… Думала встретить с тобою Новый год.
- Думала? - переспросил Заплатин с особым выражением.
- Мы встречали целой компанией на сцене, после репетиции. Я, признаюсь, боялась, что тебе будет неприятно в этой компании.
Она не договорила. Заплатин сидел, не глядя на нее прямо, и перебирал в руках околыш фуражки; потом бросил ее на стул, рядом, и тогда обернулся к ней лицом.
Оно почти испугало Надю.
- Что с тобой, Ваня? Ты нездоров?
- Послушай, - начал он вздрагивающим голосом, - зачем ты так поступаешь со мною?
Как будто испугавшись, она встала и отошла к окну.
- Как?
И он быстро поднялся.
- Вы с Элиодором Пятовым, твоим теперешним покровителем, надумали средство устранить меня… совсем, когда кончу курс.
- Не понимаю, что ты говоришь, Ваня. Как устранить?
- Не лги, ради Создателя! Не лги! - крикнул он и весь задрожал.
- Я не понимаю, что ты говоришь, - повторила она сильным голосом и, чтобы показать ему, что она его не боится, сделала к нему два шага.
- Не понимаешь?.. Ха, ха! Из каких же это побуждений - из любви ко мне, что ли, Пятов на той неделе стал предлагать мне - содержать меня, на свой счет, целых два года, чтобы я ехал за границу и готовился там на магистра?
- Я в первый раз слышу это.
- А я не верю тому, что ты говоришь. Расчет, кажется, ясен - он хочет удалить меня, чтобы я не торчал тут, чтобы ты попалась ему в сети.
- Да я-то тут при чем, скажи на милость? - возразила
Надя, начинавшая приходить в себя.
- Как будто ты до сих пор не понимаешь, какие виды он на тебя имеет!
- Это его дело! Может, и замечаю. Но я им не увлечена.
- А бегаешь к нему, принимаешь от него завтраки, пьешь шампанское, берешь с него деньги за пустяшные переводы. И все это ты делаешь так, бессознательно, не понимая, чем все это отзывается? Ах, Надя, Надя!
Он почти упал на диван и опустил голову на подушку.
Надя ждала, что он зарыдает. Она присела на диван и начала говорить мягче, дотронулась рукой до его плеча.
- Постыдись, Ваня! Твоя ревность - просто безумие. Ты отравляешь жизнь и себе и мне.