- Сидоренко, вызывай по рации артдивизион! Скорее! Танки снова пошли в атаку! - крикнул Кожин, не отрывая глаз от бинокля, черноусому лейтенанту, который лежал здесь же, рядом с Александром, и, держа перед собой микрофон, кричал в него: - "Буря"! "Буря"!
- Что?! - переспросил лейтенант. В грохоте рвущихся снарядов он не разобрал слов капитана.
- "Бурю" вызывай! - в самое ухо ему крикнул командир полка.
- "Буря" не отвечает!..
- Вызывай! Иначе сомнут они нас!..
Немецкие танки подходили все ближе. А по ним стреляло только одно орудие. Стреляло прямой наводкой. Остальные орудия были разбиты.
Кожин, ожидая, пока лейтенант свяжется с артдивизионом, не спускал глаз с батарейцев. Израненные, с грязными, обгорелыми повязками, потные, чумазые артиллеристы работали без устали. Один подавал заряжающему очередной снаряд, другой разворачивал орудие, третий наводил его на цель и стрелял.
За наводчика у орудия стоял сам Асланов. Он весь был обожжен боем. У него недобрым огнем горели большие черные глаза, а горбатый нос, как кривая турецкая сабля, грозно нависал над белозубым ртом.
Стреляя по наседающим танкам, Асланов заметил, что около сотни автоматчиков прорвались с севера и грозили зайти орудию в тыл. Из-за грохота командир батареи не слышал, как, захлебываясь, пулемет Чайки и Озерова бил длинными очередями по автоматчикам.
- Почему спишь, Чайка?.. Почему не стреляешь?! - не оборачиваясь, Асланов крикнул Николаю, который со своим пулеметом лежал недалеко от орудия.
Чайка не ответил.
- Ствол!.. Надо сменить ствол! - кричал в ухо Чайке Озеров, - Он раскалился! Пули не долетают!
- Не могу! Эти гады не дадут! - крикнул в ответ Чайка.
Наконец лейтенанту удалось связаться с артиллерийским дивизионом, огневые позиции которого находились в трех километрах от первого полка. Оказалось, что радиосвязь некоторое время не действовала из-за того, что на огневых позициях был убит радист. Теперь у рации дежурил сам командир дивизиона. Узнав, в каком положении находится полк Кожина, он коротко приказал своему представителю: "Давай командуй!"
- По та-а-нкам. Фугасным. Заряд полный. Буссоль сорок два - двадцать. Уровень тридцать - ноль. Прицел сто. Первому. Один снаряд! Огонь! - командовал лейтенант.
Прошло несколько долгих секунд, и вот над головами бойцов просвистел снаряд и разорвался правее немецких танков.
Лейтенант внес коррективы в свои расчеты и вновь скомандовал:
- Левее ноль - шестнадцать. Прицел девять - два. Огонь!
Теперь снаряд разорвался левее наступающих танков.
- Правее ноль-ноль - восемь. Прицел девять - шесть. Дивизионом. Один снаряд. Огонь!
Новые снаряды рванули землю прямо впереди немецких машин.
Кожин на секунду оторвался от бинокля, обернулся к лейтенанту и с восхищением крикнул:
- Хорошо стреляешь, Сидоренко! Давай беглый! Пока дивизион примет команду, танки подойдут еще ближе. Будет полный порядок. Давай!
- Цель! - кричит в трубку лейтенант. - Четыре снаряда. Ого-онь!
Снова над головой прошумели снаряды и разорвались прямо среди немецких танков.
- Ого-о-онь! - все больше распаляясь, кричал Сидоренко.
Когда танки отошли в лощину и батареи перестали стрелять, Кожин взял микрофон из рук лейтенанта, шифрованным текстом запросил командира артдивизиона, где штаб дивизии и почему он не отвечает на радиосигналы. Тот сообщил, что штаб и другие полки, по всей вероятности, оттеснены на север и прижаты к реке, что и к его дивизиону начали просачиваться немцы.
Кожин с минуту молчал, а потом, шифруя текст, передал: "Держись. Вечером буду пробиваться к тебе".
Ответа не последовало.
- "Буря"!.. "Буря"!.. - кричал в микрофон Кожин. Но "Буря" не отвечала больше. Последняя нить, связывавшая его с артдивизионом, оборвалась.
- Что? Не отвечает "Буря"? - подойдя к капитану, с тревогой спросил Асланов.
- Не отвечает, - передавая микрофон лейтенанту, ответил Кожин. - Или их рация выбыла из строя, или…
- Совсем плохо… - с горечью сказал Асланов. - Без огня артиллерии мы долго не продержимся…
Слушая Асланова, Кожин посматривал на подбитые немецкие танки. На изрытом снарядами, исполосованном гусеницами поле замерли девять черных громадин с белыми крестами на броне.
- Слушай, Асланов, а что, если…
Асланов насторожился.
- Я знаю, где взять орудия, - продолжал Кожин. - Орудия? Какие орудия?
- Да вон они.
- Где? Не вижу.
- На подбитых танках, - уверенно сказал Кожин. - Вон, видишь, сколько ты их наколотил? К дальним немцы не подпустят, а к этим… Я уверен, что в них и снаряды найдутся.
Асланов несколько секунд смотрел на танки, потом с яростью обеими руками стал колотить себя по голове, приговаривая:
- Ах, осел! Ишак! Настоящий карабахский ишак! Почему я не сообразил, что на танках могут оказаться неповрежденные орудия и их…
- Нет, Асланов, от этой затеи не будет толку, - с сомнением сказал Соколов.
- Почему? Почему не будет толку? - набросился на него Асланов.
- А что же они, дураки, чтобы исправными оставлять нам орудия? Да еще с боекомплектом. Ясно, что они там все покорежили.
- Правильно, Соколов. Так бы они и сделали, если бы… - вмешался в разговор Воронов.
- Что?
- Если бы у них было время.
- Верно, Иван Антоныч, - поддержал его Петров и добавил: - Нам бы сейчас хоть два-три орудия, и то хлеб.
- Но между танками засели автоматчики, - напомнил Соколов.
- Автоматчиков выбью! - горячился Асланов.
Кожин обернулся к Соколову:
- Подними роту Давыдова. Пусть она вон по тому овражку зайдет к ним в тыл и ударит в спину. Ясно?
- Ясно! - ответил Соколов и побежал к первой роте, которая располагалась неподалеку от батареи.
Через минуту человек шестьдесят бойцов во главе с командиром роты, пригибаясь, бежали по указанному Кожиным овражку.
Пока Давыдов совершал обходных! маневр, Асланов из своих батарейцев отбирал бойцов, которые знакомы были с орудиями, установленными на немецких танках. Таких оказалось шесть человек. Еще в первом бою его батарее удалось подбить несколько танков. Один из них, с разбитой гусеницей, стоял совсем рядом. К вечеру, когда затих бой, Асланов, осмотрев машину, приказал командиру огневого взвода познакомить артиллеристов с ее вооружением. После этого бойцы нередко, когда выпадала свободная минута, подходили к танку, забирались внутрь, с любопытством рассматривали немецкую технику.
- Ну, что он там копается до сих пор? - нервничал Асланов.
- Не горячись. Прошло еще очень мало времени, - сказал Кожин. - Ты вот что, возьми своих пушкарей, стрелковый взвод Сидорова и отвлеки автоматчиков от роты Давыдова.
Вартан подбежал к артиллеристам, сидевшим в неглубоком окопе.
- Гранаты к бою! - крикнул он и, схватив из открытого ящика несколько лимонок, бросился в ту сторону, где стояли подбитые танки. За Аслановым устремились батарейцы и взвод Сидорова. Не успели они пробежать и пятидесяти метров, как по ним открыли огонь гитлеровцы. Группа залегла. Рота Давыдова не появлялась. Это сильно встревожило командира полка. Он знал, что немецкие танки вот-вот снова начнут атаку. Знал и о том, что если артиллеристы еще несколько минут пролежат на виду у автоматчиков, то всех их перестреляют. Это видел и Воронов.
- Не успеют наши, - с опаской сказал он.
Но как раз в это время в тылу у немецких автоматчиков раздалось раскатистое "ура".
- Это наши! - с радостью воскликнул Голубь. - Они уже совсем близко от автоматчиков.
Асланов со своими людьми поднялся и бросился вперед. Среди танков завязался рукопашный бой… Наконец с фашистами было покончено. Кожин видел, как батарейцы перебегали от одного танка к другому, забирались на башни и скрывались в люках. "Ищут уцелевшие орудия", - подумал Александр.
- Смотрите, танки снова пошли на нас! - воскликнул кто-то из артиллеристов и первым подбежал к единственному орудию.
Кожин поднял к глазам бинокль. Из лощины, которая находилась примерно в километре от него, медленно выползали немецкие танки.
Поднявшись на косогор, они прибавили газу и на полной скорости понеслись вперед. Кожину хорошо было видно, как тяжелые, поблескивающие на осеннем солнце ребристые траки гусениц жадно тянули, подминали под себя податливую землю, мелкий кустарник, пожелтевшую траву - все, что встречалось на их пути.
Снова батарейцы открыли огонь из орудия. Оно стреляло, как и раньше, а людям чудилось, что в нем не было прежней мощи. Стреляло оно с большими паузами: кончались снаряды, и батарейцы экономили их. Кожину казалось, что это орудие похоже сейчас на измученного, охрипшего певца, которого заставляли петь через силу. Он помолчит, отдышится и подаст свой слабый голос. Потом опять помолчит…
Танки уже подошли примерно на расстояние пятисот метров. "Нет, не успеет Асланов. Или в подбитых танках нет снарядов, или…" - нервничал Кожин.
- Противотанковые гранаты к бою!.. - скомандовал он.
Бойцы первого батальона, на которых шли танки, взялись за противотанковые гранаты, за бутылки с горючей смесью. Все готовились к последней встрече с врагом.
И тут прямо в упор по наступающим немецким танкам ударило орудие. Потом еще одно. А вскоре четыре или пять немецких орудий били по своим же танкам.
- Ур-ра-а-а! - ликовали бойцы.
Кожин молча опустился на корточки у зарядного ящика и, стащив с забинтованной головы шапку, вытер со лба холодный пот.
- У вас что, голова кружится? - услышал Александр над собой чей-то голос и поднял голову. Над ним стоял Голубь с потным, разгоряченным лицом.
- А, Валерий… Ты чего?