- Я думал, вам плохо.
- Нет, ничего. У тебя есть курево?
- Есть. - Голубь достал из кармана кисет с махоркой. - Может, свернуть?
- Спасибо, я сам.
Кожин взял из рук Валерия кисет, достал бумагу, насыпал в нее щепотку табаку, свернул папиросу толщиной с палец и жадно затянулся.
15
Время перевалило за полдень, а бой не прекращался. Атака следовала за атакой. Гитлеровцы бросались на подразделения полка то с запада, то с севера, а то одновременно со всех сторон. Немецкая петля все туже затягивалась вокруг окруженных советских бойцов. Территория, которую еще удерживал полк Кожина, в длину составляла всего около шести километров, а в ширину и того меньше.
Александр с нетерпением ждал ночи. Он решил, как только наступят вечерние сумерки, идти на прорыв. "Только бы выстоять до вечера!.. Только бы выдержать!.." - с тревогой думал он.
Перед ним словно из-под земли появился Бандура. Его рыжий чуб, выбившийся из-под шапки, мокрой прядью прилипал ко лбу, а осунувшееся, небритое лицо было залито потом. Видно было, что Бандура очень долго и быстро бежал.
Еще утром Кожин перед разведчиками поставил задачу: в кольце немецкого окружения отыскать слабое место или стык между частями. Александр целый день ждал возвращения старшины. И вот он возвратился. "С чем он пришел? С удачей или?.."
- Ну как? - спросил Кожин.
- Есть дорога, товарищ капитан! - с радостью выпалил Бандура.
- Где, какая? - светлея лицом, переспросил Кожин.
- На север… Через Сосновку. Там уже нет немцев. Я со своими хлопцами целый день на животе проползал, и ничего, а тут… Прошли оврагами до самого села. Нету там немцев.
- Как нет? Не станут же фашисты добровольно открывать нам дорогу?
- Не знаю, а только немцев в Сосновке нет.
Кожин сперва никак не мог понять, почему гитлеровцы ушли из Сосновки. "Уж не ловушка ли это?" Но, подумав, он пришел к выводу, что им, пожалуй, нет никакого смысла приковывать к его полку так много сил.
Кожин, отпустив старшину, пригласил Воронова и Петрова, которые находились в подразделениях. Когда те добрались до командного пункта, Александр, глядя на их усталые, осунувшиеся и небритые лица, сказал:
- Ну и видик у вас.
- Ты на себя посмотри лучше, - присаживаясь возле командира, улыбнулся Воронов.
Кожин медленно провел ладонью сперва по одной, затем по другой щеке.
- Да, действительно… На свидание, пожалуй, не пойдешь в таком виде.
- Вот именно. Дай закурить.
Голубь достал пачку махорки и передал комиссару. Все закурили.
Кожин сообщил им, что из Сосновки ушли немцы. Петров не удивился этому.
- И правильно сделали, что ушли. Какой смысл им держать вокруг нас столько частей? Им важно как можно скорее захватить Березовск и вырваться на оперативный простор. А с нашими частями, оставшимися у них в тылу, они могут бороться и меньшими силами.
Сообщение Бандуры несколько облегчало выход полка из окружения, но и при этом положении нужно было ждать ночи, чтобы с наступлением темноты отходить на Сосновку. Потом предстояло повернуть на юго-восток, в районе Опенок соединиться с дивизионом и уже вместе с ним пробиваться к Березовску.
Пока совещались, ветер усилился, с запада сильно потянуло гарью. Кожин, Воронов, Петров обернулись в сторону лощины и… онемели от удивления. Нескошенный луг, на котором залегли подразделения полка, горел. Огонь, раздуваемый ветром, быстро надвигался на людей.
- Подожгли, гады! - выругался Кожин.
- Надо уходить. Теперь нам до вечера не продержаться, - сказал начальник штаба.
Кожин угрюмо молчал. Петров был прав. На полыхающем огнем поле держаться дольше было невозможно, но и уходить по открытой местности…
- Павлов, всех командиров подразделений - на линию! - приказал Кожин.
Телефонист быстро выполнил приказание и передал Кожину трубку.
- Все на проводе? - спросил командир полка.
- Все, - ответил Павлов.
- Говорит Кожин…
- Товарищ капитан, немцы подожгли… - услышал Александр взволнованный голос командира второго батальона.
- Погоди, Лазарев. Я сам вижу, что подожгли… Знаете, как опахивают поле во время степного пожара? Вот так и мы сделаем. Срочно прикажите людям вырыть впереди своих окопов полосу шириной не меньше метра. Через вскопанное поле огонь не пройдет. Ясно? Приступайте к выполнению приказа. Надо успеть окопаться до того, как огонь подступит к нашему переднему краю. Все!
Бушующее на ветру море огня подступало все ближе. Бойцы, обливаясь потом, задыхаясь от удушливого дыма, с лихорадочной быстротой вскапывали землю впереди своих окопов, с корнями рвали пучки высохшей травы и отбрасывали их в сторону.
- Скорее, скорее, товарищи! - торопили их командиры и сами, обдирая пальцы о колючки, с корнями рвали все, что попадало им под руки, и охапками относили в сторону.
Рота Озерова вплотную примыкала к правому флангу москвичей. Быстро окопав свою пулеметную точку, Николай Чайка и Иван Озеров стали помогать соседям.
- А ну-ка, девочка, дай мне свою лопату, - сказал Озеров Катюше и, взяв из ее рук большую саперную лопату, словно плугом, стал бороздить ею землю. Он работал так усердно, что массивный черенок лопаты жалобно поскрипывал в его руках.
Степан Данилович не торопил людей. Они и так работали изо всех сил. У него от усталости тряслись коленки, а в спине ломило так, будто по ней били тяжелыми кувалдами. И все же он не выпускал лопаты из рук.
Как ни торопились люди преградить путь огню, он уже был рядом и обдавал бойцов своим жарким дыханием. Багровые языки пламени лизали ноги людей, дымились на их одежде, обжигали руки.
В это время среди бойцов появился комиссар. Сдернув со своих плеч плащ-палатку, он занес ее над головой.
- Плащ-палатками сбивайте пламя!.. - закричал он и сам, взмахивая плащ-палаткой, стал тушить наступавший на бойцов огонь. Его примеру последовали остальные.
Люди, увлекшись борьбой с огнем, не заметили появления гитлеровской пехоты. Прикрываясь естественной дымовой завесой, фашисты без единого выстрела двигались по почерневшему полю.
- Смотри, Антоныч… - незаметно толкнув в бок комиссара, сказал Степан Данилович.
Воронов, опустив плащ-палатку, вытер рукавом шинели пот с лица и посмотрел в ту сторону, куда указывал Пастухов. Сквозь рассеиваемый ветром дым он увидел силуэты приближающихся немецких солдат.
- К бою! - скомандовал Иван Антонович.
Бойцы бросились к оружию и открыли огонь по гитлеровцам. Чайка, зло прищурив глаза, бил из пулемета короткими очередями. Стрелял только тогда, когда в дыму видел мелькающие фигуры немецких автоматчиков. Было жарко. Вокруг него ползали огненные змейки, слизывая с поверхности земли остатки примятой травы. Николай стрелял из пулемета и не чувствовал, что подстилка, на которой он лежал в окопе, уже начала тлеть, а вместе с ней тлела и его шинель. Все его внимание было приковано к прицельной рамке пулемета, сквозь прорезь которой он видел ненавистных ему гитлеровцев.
- Горишь, Коля! - крикнул Озеров своему другу, совсем не замечая, что левая пола его шинели, откинутая в сторону, давно уже сгорела. - Передвинься на мое место.
- Ладно, смени диск, - пробурчал Чайка и, приподнявшись немного, выгреб из-под себя тлеющие пучки травы и снова припал к пулемету.
Стрелял и Воронов, Он старательно целился из автомата. Стреляя, с горечью думал о том, что хотя и твердо держится их полк и вся армия, а все-таки верх берут пока что враги.
16
К вечеру, когда уже начало смеркаться, полк оставил свои позиции и, сбив слабый вражеский заслон, стал отходить на Сосновку. На людей страшно было смотреть. Измученные многодневными боями, голодные, в обгорелой одежде, с черными от гари лицами, с кровавыми повязками, бойцы угрюмо шагали по проселочной дороге.
Через полчаса полк вступил в Сосновку. Подразделения шли посредине улицы, а Воронов, Асланов и Кожин - слева, вдоль заборов. Хмурый и злой Кожин шагал рядом с Вороновым и думал невеселую думу. А из некоторых окон домов, из-за заборов в спину ему и его товарищам смотрели грустные укоряющие глаза…
- И чего нас черт понес через это село? - глядя по сторонам, возмущался Кожин.
- А чем тебе не нравится этот путь? - спросил Воронов, делая вид, будто он не понимает, почему недоволен командир.
- Чем?.. Ты взгляни в их лица.
- Смотрят так, будто мы их должники вечные. Как на дезертиров смотрят. Честное слово! - горячился Асланов.
Так они дошли почти до середины села. Возле большого дома, с резными наличниками на окнах и окрашенными в голубой цвет ставнями, Кожин увидел девушку в белом свитере. В ее добрых, широко раскрытых глазах было, скорее, сочувствие, чем укор. Она понимала, что эти командиры и бойцы, проходящие сейчас по ее селу, сражались с врагом до последней возможности, сделали все, что могли.
Кожину страшно хотелось пить.
- У вас есть вода, девушка? - обратился к ней Александр.
- Есть, как же…
- Дайте попить. А то все во рту пересохло.
- Я сейчас… сейчас принесу, - ответила девушка и скрылась за калиткой. Через минуту она уже снова была на улице. Зачерпнув из ведра полную кружку воды, сказала: - Пейте, пожалуйста…
Александр потянулся рукой к кружке. Но в это время позади них раздался чей-то властный голос:
- А ну-ка стой, Нюша!
Кожин обернулся. От ворот соседнего двора быстрым, твердым шагом шла к ним высокая, темнолицая женщина лет сорока пяти. Она была в больших мужских сапогах и теплом сером платке.
Подойдя к Нюше, она вырвала из ее рук кружку, ведро и всю воду выплеснула на землю.