- Кто хочет, может стать бойцом нашего отряда. Есть оружие, есть патроны. Но и задерживать вас не будем. Можете разбиться на группы и идти к линии фронта.
- Где теперь та линия?
- Еще скажу: партизана, если попадется в лапы фашистов, ждет только смерть. Вы знаете, почем фунт лиха для красноармейца в плену. А для партизана - лютые пытки, мучительная смерть. Так что думайте… - предупредил командир.
Пока кто-то из бойцов перевязывал ему рану, возле штабеля трофейных карабинов устроилась очередь - получать оружие, патроны. Были и такие, что группками покидали лагерь, исчезая в сизой утренней дымке.
Поднималось солнце. Его лучи уже успели поджечь верхушки молодых сосен и дубков, когда прибежал кто-то из дозорных.
- Немцы! Под самым носом уже! А мы тут похлебку варим!
Бойцы всполошились. Все ждали распоряжений командира. Лишь повар продолжал хозяйничать у железных бочек, служивших котлами. На добродушном лице Опенкина появилась улыбка.
- Под носом, говоришь? А под чьим? Если под моим, - прикоснулся он к своему слегка курносому, - то немедленно нужно занимать боевые позиции. А если под Шмелевым, то успеем и перекусить.
- А точнее, - продолжал разведчик, - немцы выходят из села. Нарушили даже свое расписание. Всегда выступают после завтрака, а сейчас только шестой утра!
- Может, уклонимся от боя, отойдем? - спросил кто-то.
- Если знают, где мы, то только и ждут, когда выйдем из этого яра. Бой - и никаких гвоздей! - решил Опенкин.
Бойцы поспешно заняли подготовленную час назад позицию. Опенкин расставлял людей, инструктировал новичков, особенно пулеметчиков, от которых многое зависело в предстоящей схватке.
Полевой дорогой впереди шел взвод разведчиков. За ним на расстоянии нескольких сот метров длинной змеей извивалась колонна солдат. Этих первых подпустили к яру, возле которого застыли кусты краснотала. Когда отрезок дороги, который контролировался партизанами, был заполнен карателями, внезапно ударили пулеметы, "дегтярям" и "максимам" помогали трехлинейки, полуавтоматические винтовки, карабины, свои и трофейные автоматы. Перекрестный огонь, как и тогда, под Малой Обуховкой, в заснеженный январский день, когда был разгромлен полк регулярных войск, посланных на партизан объединенного отряда, посеял во вражеских рядах страшную панику. Вскоре стрельба утихла.
- Ты прикрой меня! - обратился Колотуха к Мукагову. - В тридцати шагах - трофеи. Нужно забрать автоматы.
- Прикрою! - кивнул тот.
Не впервые Колотухе собирать оружие. На этот раз за ним к трупам гитлеровцев поползло еще несколько красноармейцев, бежавших из плена, - ведь им нужно вооружаться за счет противника. Не так-то просто было взять эти автоматы. Солдаты, которые только что отступили, успели опомниться и, укрывшись в мельнице, открыли огонь. Припадая к земле, Колотуха и его товарищи быстро ползали между убитыми. Вернулись назад измазанные с ног до головы, но с автоматами и ранцами, в которых были сухари и консервы.
- Товарищ командир! Эти немцы только что пришли из села, но у всех сухари, а не хлеб, - заметил кто-то из партизан.
- Это у них фронтовой паек. Но их, видимо, задержали, бросив против нас…
- Броневики! - выкрикнул наблюдатель.
- Пулеметчики и бронебойщики! - быстро среагировал Опенкин. - Целиться в скаты! Под башню! И никаких гвоздей!..
- Есть! - дружно ответили партизаны.
Опенкин прошел с ними не одну сотню километров по вражеским тылам. В Ивана верили. Но, наверное, только ему самому да еще Рубену, Гутыре, Колотухе, Мукагову и Стоколосу известно, как нелегко давались эти решения, распоряжения, приказы и даже шутки. Иногда хотелось спросить совета у генерала Шаблия: "Как же быть дальше?.." Но за последние дни Андрей всего лишь несколько раз имел радиосвязь со штабом. Слышно их было плохо, потому что радиостанция где-то на ходу - не на стационаре.
Как все эти стычки и бои не похожи на те партизанские действия, о которых говорил в Ворошиловграде Шаблий. Только и того, что отряд назывался партизанским. В действительности же он вынужден воевать как на фронте - только с противником, многократно превышающим его силой, имеющим неограниченные резервы. К тому же фашисты знали (об этом побеспокоился штурмбаннфюрер Вассерман), что они охотятся за отрядом Героя Советского Союза.
Затрещали пулеметы. Партизаны стреляли по броневикам и пехотинцам, которые, пригнувшись, бежали за машинами. Огонь отсек солдат от машин, вынудил их залечь. Тем временем бронебойщики сосредоточили огонь на первых двух бронемашинах, которые захлебывались, стреляя из башенных пулеметов. Но когда у одной вспыхнул бак с горючим, экипажу стало не до стрельбы. Водитель и пулеметчик попытались спастись через люк, но меткие партизанские выстрелы уложили их.
Вторая бронемашина уже не стреляла, застыв на обочине. Партизаны бросились сбивать пламя плащ-палатками. Огонь отступил. Партизанские механики и пулеметчики захлопотали у броневика, разворачивая его на врага.
- Немцы подтягивают орудия! - поступило еще одно сообщение от наблюдателя.
Прячась за орудийные щиты, артиллеристы продвигали свою грозную технику все ближе к партизанским окопам. И вот из орудийных жерл вырвалось пламя. В то же мгновение с воем взорвались снаряды, расшвыривая землю, срезая кусты, ветви на деревьях. Еще залп - и перед глазами Андрея Стоколоса вырос черный столб. Вместе с землей, листьями, ветками в воздух поднялся моток провода и обломки радиостанции.
"Рация!" - с ужасом подумал Андрей, безнадежно посмотрев на командира.
- Не расстраивайся, - сказал ему Опенкин. - Не понадобится она теперь штабу нашего фронта. Наши отступают… Послушайте меня все! - поднялся командир. - Отсюда нам ближе к орудиям, нежели их автоматчикам. Возьми, Андрей, человек сорок, и атакуйте орудия!
Андрей мгновенно выскочил из окопа и побежал вдоль бруствера:
- На батарею немцев! За мной! Впе-е-е-ред!
- В атаку! - крикнул и Иван Опенкин, поддерживая раненую руку.
Еще минуту назад немецкие артиллеристы издевались над бессилием партизан. Но Стоколос с бойцами так стремительно преодолел эти триста метров, что немцы растерялись. Одни побежали с поля боя, другие подняли руки вверх, третьи пытались защищаться. Андрей то стрелял, то бил прикладом или ногой, то хватал артиллеристов за грудь, швырял их на ящики из-под снарядов. Партизаны, оставшиеся на позиции, открыли огонь по вражеской пехоте, чтобы отсечь ее от артиллеристов, не дать ей подойти к батарее.
- Развернуть орудия на сто восемьдесят градусов!
Среди освобожденных из плена красноармейцев были и артиллеристы, даже один командир батареи, который тут же хрипло скомандовал:
- По пехоте - прямой наводкой!
Три пушки и два пулемета с броневиков, где распоряжались хлопцы Колотухи и Мукагова, ударили по неприятельским рядам. И вновь, как и три минуты назад, снаряды поднимали в воздух комья земли, но теперь уже во вражеском стане.
В этот день немцы больше не беспокоили партизан. Но это не утешало. Завтра они снова придут с еще большими силами, а отбиваться уже нечем: патроны к отечественному оружию почти израсходованы. Много убитых и раненых. Вокруг ни лесов, ни болот, куда бы не могли пробиться со своей техникой вражеские части. Да и не в оружии только дело - его можно добыть в бою. Отряд не может вести разведку для партизанского штаба, для Красной Армии. Без радиостанции не передашь разведданных, нельзя вызвать самолет с минно-подрывным снаряжением для дальнейшей работы. Без рации тут не обойтись отряду.
Андрей корил себя: почему не спрятал радиостанцию под деревом, не укрыл ее дерном? Нужно было, наверное, навьючить ее на себя. Только где гарантия, что осколок или пуля не прошили бы радиоаппаратуру и на спине? Он тяжело вздохнул. "А разве послал бы меня Опенкин в атаку на фашистских артиллеристов, если бы я был с рацией? Да ни за что на свете командир не послал бы меня в рукопашную! А если бы мы не пошли на артиллеристов, то через десять минут они сделали бы месиво из нашей позиции". Но факт остается фактом - рация разбита немецким снарядом, а без нее отряд все равно что человек без ушей и без глаз.
Командиры групп сошлись на совет, уселись на ящики из-под снарядов, на лафеты, окружив Опенкина.
- Большое спасибо, хлопцы, за мужество в бою! - сердечно поблагодарил командир. - Наше положение критическое. Что вы все думаете о завтрашнем дне?
- Мелкими группами можно идти вслед за немцами, где-то пересечь линию фронта и выйти к своим, - первым предложил Колотуха.
- Правильно, группами к позициям нашей армии!
- Другого выхода нет.
- И я так думаю, - подытожил мысли товарищей комиссар Рубен.
- Ну что же, - согласился Опенкин. - Другого выхода у нас, видимо, действительно нет. Одну группу поведут Шмель и Устим, вторую Андрей и Колотуха, третью - комиссар, а четвертая пойдет со мной.
- Ты же ранен, Иван, - возразил Рубен. - Нужно, чтобы третья группа пошла с Максимом и Андреем. А мое место сейчас рядом с раненым командиром.
Иван Опенкин виновато опустил голову. Это правда, он очень ослаб после ранения. "Спасибо тебе, друг!" - мысленно поблагодарил Артура.
- До свидания, Андрей! - Артур положил руку на руку Стоколоса. - Свейке, Шмель, Устим, Максим!.. Вы настоящие друзья. Лай дзиву драйзиба! Я сказал: "Да живет дружба!"
Устим Гутыря снял свою пилотку и подал ее командиру:
- Может, махнем, товарищ командир?
- Махнем! - улыбнувшись, согласился Опенкин.
Гутыря отдал командиру пилотку, а тот ему - свою фуражку.