И Андрей Стоколос передал по радио генералу Шаблию об эшелоне, который не довез танки до места назначения. А еще много места в радиограмме заняло сообщение о трофейных бумагах, попавших в руки партизан во время диверсии на железной дороге. В полевой сумке немецкого офицера оказалось письмо, в котором офицер писал, что они живут накануне события, сравнимого разве что с первым днем войны, что скоро он будет со своими танками далеко от Харькова.
Это была правда. Немецкое командование стягивало войска, готовясь к новому броску в глубь России. Еще в марте 1942 года все штабы фашистской Германии изучали директиву Гитлера, план второго "молниеносного" похода против Советского Союза под кодовым названием "Блау". Теперь фюрер считал, что путь к победе лежит через юг. По плану "Блау" основные силы Красной Армии должны быть уничтожены в районе Дона, потом танковые армии ринутся на Сталинград, в степи Северного Кавказа, к перевалам через Кавказский хребет и, конечно же, к Баку… Гитлер пошел даже на то, чтобы сосредоточить свои основные силы на юге советско-германского фронта, ослабив войска групп "Центр" и "Север", - русские ведь тоже должны будут бросить резервы сюда за счет других направлений. Отовсюду стекались на юг эшелоны с техникой, войсками. Вот почему захлебнулось наступление частей Юго-Западного фронта на Харьковщине.
Рывок танков и мотомехчастей противника в июле сорок второго года в направлениях Волги и Кавказского хребта поломал и планы штаба, возглавляемого Шаблием. В эти критические дни нужно было во что бы то ни стало сохранить несколько сот курсантов партизанской школы, вывести их из-под огня. Штаб еще не имел своих машин, поэтому шли пешком курными шляхами знойного лета сорок второго года. Иногда приходилось ввязываться в стычки с немецкими частями, вырвавшимися вперед.
Однажды с колонной партизанской школы поравнялась "эмка" армейского генерала. Он вышел из машины, расставив ноги, стал посреди дороги.
- Что это за организованный "драп нах остен"? - с иронией спросил генерал. - Какая часть? Какой дивизии?
- Мы не из дивизии, - ответила Леся Тулина, шедшая впереди первой роты. - Мы курсанты партизанской школы. Минеры и радисты.
- Какие еще такие курсанты? - не поверил генерал. - Есть тут еще командир, кроме вас?
- Так точно! Генерал-майор Шаблий! - четко ответила Леся.
- Не знаю такого генерала! - сердито сказал военачальник, отыскивая глазами человека со шпалами или кубиками на петлицах, который мог бы ответить вместо этой смуглой румянощекой девицы в военной гимнастерке и кирзовых сапогах.
- Разрешите идти, товарищ генерал? - спросила Леся.
- Не разрешаю! - решительно оборвал генерал и повернулся к одному из своих командиров: - Майор Сильченко! Выведите из строя девушек, остальную команду берите и атакуйте балку!..
- Есть, - неохотно ответил майор. - Но это действительно курсанты партизанской школы. И есть такой генерал Шаблий. Я был с ним в Киеве.
- Вы должны отбить у немцев балку! - повторил генерал, повысив голос. - Нет времени разбираться, чья колонна. Есть приказ Верховного - больше не отступать ни на шаг!
- Слушай мою команду! - крикнул майор партизанам. - Девушки! Три шага вперед!
Но из колонны никто не вышел. Майор Сильченко виновато потупил взгляд, еще раз просительно посмотрел на генерала, но тот был непреклонен в своем решении.
Сильченко повторил команду. Ни одна из девушек не стронулась с места, а Леся стала в первую шеренгу.
- Тогда… Вся колонна! Кру-гом! - скомандовал сам генерал.
Партизаны четко повернулись по этой команде и стали лицом на запад.
- Ведите, товарищ майор! - обратился генерал к Сильченко. - Шагом марш!
Колонна плохо вооруженных курсантов, поднимая сапогами пыль, медленно побрела туда, где раздавалась беспрестанная стрельба.
Через минуту на дороге остановилась еще одна "эмка", из нее выскочил генерал Шаблий.
- Товарищ генерал! Вы не имеете права распоряжаться нашими курсантами! - сказал он, приближаясь к командиру, который только что повернул партизанскую колонну.
- Какие еще могут быть курсанты в такое напряженное время! Есть приказ: "Ни шагу назад!" - сухо ответил генерал.
- Конечно, - согласился взволнованный Шаблий. - Но я прошу вас немедленно вернуть людей.
- Это мой участок фронта! Я за него отвечаю перед маршалом Тимошенко!
- А я отвечаю за курсантов перед Центральным Комитетом партии, перед собственной совестью! - вспылил Шаблий.
- Фронт трещит… - уже тише сказал генерал, заметив, что на кителе Семена Шаблия был депутатский значок.
- Поймите, есть указание Центрального Комитета любой ценой, даже в этих страшных обстоятельствах, сохранить курсантов партизанской школы, не бросать их в бой на фронте. Их фронт - вражеский тыл! - объяснил Шаблий.
- Какие указания, когда под угрозой государство? Зачем разводить демагогию? Майор Сильченко сейчас пополнит свой батальон и вернет важную балку, захваченную немцем. А тогда пусть идут своей дорогой, - возразил генерал.
"Ну что ты скажешь этому командиру дивизии? - подумал Семен Кондратьевич. - Балку он, может, и вернет, но сколько радистов и минеров из этих четырехсот останется в живых? Что же тогда будет?.."
- Прошу вас в последний раз, генерал, как начальник партизанского штаба. Прикажите майору возвратиться с моими людьми! - Шаблий быстро достал из кармана гимнастерки сложенную вчетверо бумагу и подал генералу: - Тут на бланке секретаря ЦК КП(б) Украины слово в слово написано все, что я вам сказал.
Армейский генерал подержал в руках бумагу, которую ему дал начштаба партизан, неохотно приказал своему адъютанту:
- Гони "эмку" за майором Сильченко. Пусть возвращается вместе с этими трусами!
- За майором Сильченко? - переспросил Шаблий. - Федор Сильченко отходил из Киева с саперами, которые уничтожали мосты. Он?..
- Тот самый Сильченко, - кивнул генерал.
- Так вот майор Сильченко вам скажет, что Шаблий никогда не командовал трусами! Впрочем, не время оскорблять друг друга, товарищ генерал. Со временем поймете, что вгорячах послали партизан-курсантов. Они - надежда партизанской войны в тылу врага, они - пока что единственный наш второй фронт. Много их погибнет, но там, в тылу, в боях с фашистскими эшелонами и карателями, куда они пойдут, чтобы помогать своей армии на фронте… Вода тут есть у кого-нибудь? - обернулся он к командирам, сопровождавшим своего генерала.
Шаблию подали фляжку, и он стал жадно глотать воду.
- За время войны впервые встречаю партизанского генерала, - вдруг заметил армейский генерал.
- Еще встретите, когда пойдете на Украину снова.
Вскоре возвратилась колонна курсантов во главе с майором Сильченко.
- Здравствуй, друг мой! - Шаблий обнял за плечи Сильченко. - Вот как довелось встретиться.
- Не говорите, Семен Кондратьевич. Везет на встречи, когда приходится отступать, - огорченно ответил Сильченко.
- Досадно, - согласился Шаблий. - Но будем надеяться, что в следующий раз, Федор, встретимся, когда наши полководцы поведут свои армии не к Волге, а к Днепру! - Он многозначительно взглянул на армейского генерала и поднес руку к козырьку.
Сейчас ему почему-то припомнились шеренги таких же измученных красноармейцев и бойцов-чекистов сентября сорок первого под Киевом. Тогда у Шаблия щемило сердце от мысли: как далеко еще опаленным огнем красноармейским ротам до выхода на священные западные рубежи, откуда началась война… А нынче, в июльский день сорок второго, когда подразделение красноармейцев оставляло последнее украинское село, он был удивительно спокоен. Какая-то внутренняя уверенность полностью овладела Шаблием: советские войска непременно вернутся на запад!
А пока что весь небосклон на западе был затянут черным дымом. Где-то там, за окровавленным горизонтом, стелились степи Украины, разоренные оккупантами, где-то там вели нелегкий бой с фашистами родные его сердцу ребята Опенкина, а среди них его названый сын Андрей.
3
Пламя то взметалось вверх, то угасало. Дождь не унимался, люди промокли до нитки и со всех сторон тянулись руками к огню.
Опенкин устало смотрел на огонь. Так бы упал на землю и заснул. Даже под дождем. Одеревенели ноги и все тело, горело раненое плечо.
- Колотуха вернулся? - спросил он.
- Пока нету.
Дождь наконец-то утих, и костер разгорелся. Запахло дымом, смолой.
- Стой, кто идет?
- Колотуха! - донеслось в ответ.
- Наши! - облегченно вздохнул Опенкин.
- Нашли патроны к пулеметам и автоматам, - доложил Колотуха, дергая за повод коня, навьюченного двумя мешками.
- Думаешь, оторвались от немцев? - спросил командир.
- Не очень.
Опенкин опустил голову, а потом снова стал смотреть на костер, пожиравший крупные сучья. Его большие серые глаза под широкими бровями смотрели сквозь огонь, а немного припухшие губы застыли в горькой улыбке. Наконец он поднялся и твердо сказал:
- С рассветом поднимать людей и копать окопы. В этом наше спасение, с такими ослабевшими людьми нам не уйти.
Бойцы вышли в поле, когда еще было темно. Возвратились через полтора-два часа мокрые, в грязи. Первые лучи солнца в это время уже пронзили лесок и прогнали сон. Птицы вокруг партизанского лагеря пели так звонко, что люди на мгновение забыли о войне, о том, что на сотни километров вокруг - враги.
- Товарищ командир, окопы вырыты!
- Тогда на кухню! Есть трофейные консервы. Подкрепиться!
Две железные бочки, в которых сварили похлебку, были опустошены мгновенно. Группа бывших пленных подошла к Опенкину.
- Благодарим! Спасибо, командир.