- Пошли. Чего оставаться, если нас не хотят здесь видеть?
С этими словами он натянул шляпу еще ниже на глаза и застегнул кожаное пальто до подбородка. Генрих нахмурился.
- Чего спешить? Уйду, когда буду готов.
- Я готов, - сказал Петер.
Он направился к двери, и тут же, с инстинктивной догадливостью, характерной для многих их поступков, Порта с Малышом тоже направились туда и оказались там первыми.
- Погоди минутку!
Барселона сидел, постукивая ногтем по зубам, и, сощурясь, пристально глядел на Петера. Внезапно хлопнул ладонью по столу.
- Сеньор Гомес, клянусь всеми святыми! Сколько воды утекло! Мир определенно тесен - или кто-то уже это сказал? Ничего, я повторю… Так-так! - Он негромко свистнул. - Должен признать, новая шкура очень идет тебе, товарищ!
Петер надменно повернулся к двери.
- Будьте добры, дайте выйти.
Малыш с Портой стояли неподвижно. Несколько секунд все трое представляли собой застывшую живую картину, потом Генрих, видимо, уловив опасность, подошел к товарищу.
- Если вы тронете сотрудника гестапо, могут возникнуть неприятности.
- Откройте дверь! - потребовал Петер с истеричной ноткой в голосе.
Порта очень медленно протянул руку, развернул его лицом к комнате и указал на Барселону.
- Может, ты не понял, что этот человек обращался к тебе? Может, хочешь, чтобы он все повторил?
- Я требую открыть дверь! - завопил Петер.
- Не требуй ничего, - ответил Порта с широкой улыбкой. - Заткнись, шмакодявка, и делай, что тебе говорят.
- Ане то…
Малыш не окончил фразу; достал зловещего вида нож и стал поигрывать им. Барселона придал лицу задумчивое выражение.
- Двадцать второго июня тридцать восьмого года, - негромко заговорил он. - Рамбла де лас Флорес в Барселоне… Помню, ты угощал нас выпивкой в своем номере в отеле "Риц"… Помнишь это, товарищ? Я помню. Очень хорошо помню. Только… - Барселона, сощурясь, оглядел его, - тогда, помнится, ты клялся в верности Коммунистической партии. Что случилось с красными звездами, товарищ? Твои глаза были полны их!
- Ты сошел с ума! - Петер снова попытался вырваться из большой руки Порты. - Ты бредишь! Не видишь, что я унтерштурмфюрер и служу в гестапо? Глаза у тебя есть, так ведь? Думаю, ты уже видел раньше унтерштурмфюреров?
- О, много раз, - спокойно подтвердил Барселона. - Но согласись, нелегко для человека, который знает тебя как товарища Гомеса, вдруг начать обращаться к тебе "унтерштурмфюрер"… Какое звание было у тебя в Испании, Гомес? Капитан, так ведь? Или майор? Hombre! Я до сих пор помню ту замечательную речь, которую ты произнес перед нами в "Рице". Помнишь ее, Гомес? Очень волнующая речь!
Барселона откинулся назад вместе со стулом, сложил руки на груди и, как зачарованный, уставился в потолок.
- "Товарищи, время речей прошло! Настало время действовать! Действовать, товарищи, во имя общего блага! Именно для этого я здесь - чтобы советовать вам, ободрять вас, оказывать вам всяческую помощь, какая будет в моих силах… Уверьтесь, что мы отныне и всегда будем вас поддерживать!".
Все молчали. Петер начал нервозно подергиваться. Генрих удивленно таращился на него. Барселона внезапно опустил ноги на пол и засмеялся.
- Это было величайшее мошенничество всех времен, не так ли? Или ты действительно вдруг изменил убеждения? - Он оглядел нас. - После того как этот скот поставил нас всех в безвыходное положение, он смылся … в тот же день! У него не хватило такта продолжать притворство еще хотя бы сутки! И куда он отправился? - Барселона злобно сверкнул глазами на подергивающегося Петера. - Куда ты отправился, а? Скажу, если ты забыл и это! Ты отправился, благополучный и самодовольный, на борт судна с другими коммунистическими мерзавцами! И в довершение этой подлости ты всю ночь пьянствовал, распутничал и обжирался такой едой, которой мы не видели годами! Как фамилия того русского генерала? Который выставил вам все это в награду за то, что вы были хорошим орудием в его руках, подстрекали других людей сражаться за дело партии? Как его фамилия? Малиновский? Да? Или предпочитаешь Манолито? Кажется, вы так называли его в те дни? Или не помнишь даже этого?
Петер неожиданно снял шляпу, утер рукавом лоб и бессильно плюхнулся в ближайшее кресло.
- Да, да, - устало произнес он. - Помню… Когда ты только вошел, мне показалось, я узнал тебя… только не был вполне уверен.
- А теперь?
- Теперь - да. - Он посмотрел на Барселону и неуверенно улыбнулся. - Да, теперь вспомнил. Ты был метким стрелком, так ведь? И до сих пор так же мастерски стреляешь из пистолета?
Барселона не улыбнулся в ответ. Порта стоял, как статуя, рядом с ним, а Малыш по-прежнему охранял выход. Остальные навострили уши и смотрели на сотрудника гестапо, бывшего члена компартии в Испании. Это было весьма редким явлением!
- Думаю, не хуже, чем раньше, - неторопливо ответил Барселона. - Кое-кто может сказать, что даже лучше… У меня было много практики со времени нашей последней встречи, товарищ! Жаль, что не могу тебе это продемонстрировать, нашему генералу наверху это может не особенно понравиться.
- Не беспокойся, - торопливо сказал Петер, - я верю и без демонстрации.
- Уж поверь!
- А что до наших дел в Испании, - он беззаботно пожал плечами, - так ведь все это давно быльем поросло? Я уже повоевал до встречи с тобой. Подвергался большей опасности, чем ты представлял себе. Знаешь, что было бы со мной, попадись я в руки фалангистам?
- Они всадили бы тебе пулю в затылок, - откровенно сказал Барселона. - И я знаю многих людей, которые весьма охотно поступили бы с тобой таким же образом… включая себя!
Петер в испуге подскочил на ноги. Порта тут же усадил его обратно и стал держать. Барселона махнул рукой.
- Забудь пока. Может быть, я вернусь к этому позже. Но сперва хочу задать тебе один вопрос. Это ты убил Кончиту? Мы нашли ее лежащей в канаве на улочке позади Ронда де Сан-Педро. С перерезанным горлом… Пако чуть с ума не сошел. Он постоянно клялся, что это дело твоих рук.
Петер закусил губу.
- Она была шлюхой. И заслуживала смерти.
- Только за то, что шлюха?
- Она была двойным агентом. Несколько месяцев работала на нас, а потом мы вдруг выяснили, что она ведет ту же игру с другой стороной.
- Значит, горло перерезал ей ты? - Барселона подошел и уставился на побледневшего Петера. - Так вот взял и убил ее?
- Говорю тебе, она была двойным агентом…
- Это ты так говоришь! Никто больше не говорил этого. И даже если была, ее нужно было отдать под трибунал, а не резать ей горло.
Мы смотрели на Барселону с удивлением. Обычно он с теплотой говорил об Испании, даже о гражданской войне. В его рассказах это была страна солнца, апельсиновых рощ и бесконечных сиест, а гражданская война была эпизодом юношеской романтики, временем доблести и идеализма. Раньше мы никогда не видели его таким мрачным и злобным.
- Если Пако найдет когда-нибудь тебя, - сообщил он Петеру, - тут же всадит нож в твою спину.
- Эта женщина была двойным агентом, - в третий раз повторил Петер. - И вообще я действовал по приказу.
- Врешь! Ты убил Кончиту по одной и только одной причине: потому что она предпочла тебе Пако. Потому что отказалась спать с тобой.
Петер беспомощно развел руками.
- Будет тебе, Блом! Давай не продолжать. Зачем ворошить такое прошлое? Мы все совершали поступки, о которых предпочли бы забыть - в том числе и ты, мой друг! Я могу припомнить несколько эпизодов, упоминания о которых тебе не хотелось бы. И хотя память у тебя превосходная, вспоминать слишком многое из прошлого не всегда разумно. Теперь мы оба на одной стороне, так что давай помиримся.
Барселона скептически приподнял бровь. Петер встал и положил ладонь ему на руку.
- Послушай, Блом, я в хороших отношениях с обергруппенфюрером Бергерсом, и у меня есть кой-какие заслуги. В Польше и на Украине были дела… только это совершенно секретно, большего сказать не могу. Придется поверить мне на слово…
- К чему это умасливание? - спросил Барселона.
- Я подумал, кожаное пальто пойдет тебе так же, как и мне. Что скажешь?
- Имеешь в виду - перейти к вам?
- Это не самое худшее.
Барселона покачал головой и рассмеялся.
- Нет уж, спасибо! Я последовал твоему совету в тридцать восьмом году и до сих пор об этом жалею. На одну удочку я не попадаюсь дважды… кроме того, кожаные пальто мне всегда не нравились.
Малыш у двери неожиданно встрепенулся.
- Внимание, кто-то идет!
Мы молодцевато подскочили и вытянулись, когда в помещение вошел гауптман из саперного полка. Очень маленький, очень подвижный; мундир сидел на нем, как влитой, сапоги блестели и переливались, словно драгоценные камни. Властности от него исходило больше, чем от десятка генералов. Даже на гестаповцев он произвел заметное впечатление.