- Еще бы. Нам сказали, что здесь нет ни единого треклятого фрица!
- Начальство скажет что угодно, если ему это на руку.
- Усаживайтесь и чувствуйте себя, как дома, - предложил Барселона. - У нас готовится выпивка.
Оба эсэсовца, совершенно потеряв интерес к происходящему, уже поставили на огонь вторую кастрюлю. На сей раз мы жадно наблюдали за термометром и поднимали громкий одобрительный крик всякий раз, когда температура повышалась на градус.
- Ваши друзья, - с надеждой спросил Хайде, - должно быть, далеко отсюда?
- Друзья! - выкрикнул капрал с неожиданной яростью. - Даже не напоминай мне об этих тварях!
Мы так и не узнали, где находились остальные и что явилось причиной ссоры. Казалось, она была связана каким-то непостижимым образом с местом рождения. Капрал с рядовым были из Джорджии, а их бывшие друзья - из Нью-Йорка.
- И паршивый фриц мне больше по душе, чем гнусный нью-йоркец! - выкрикнул рядовой.
Мы тепло поблагодарили его и почувствовали к нему полное расположение.
- Гнусные нью-йоркцы - безмозглые кретины! - крикнул он.
Когда приготовилась новая порция выпивки из бузины, отношения у нас установились прекрасные. Два часа спустя мы вовсю обнимались и хвалили друг друга.
- Куда… куда вы… шли… когда мы… напали на вас? - спросил Порта, глаза его округлились от усилий произносить каждое слово.
Капрал обратился к рядовому за помощью.
- Куда мы шли?
Тот пожал плечами.
- Не знаю. Вроде бы не шли ни в какое конкретное место.
- Ты прав. Не шли ни в какое. - Капрал повернулся снова к Порте. - Мы не шли ни в какое место. Заблудились.
Порта сочувственно рыгнул.
- Поневоле заблудишься в этой чертовой стране. Все треклятые дороги выглядят одинаково.
- Эти треклятые живые изгороди сбили меня с толку. Как их, черт возьми, отличить одну от другой?
- Слушай! - неожиданно сказал рядовой. - Почему мы с тобой еще живы?
Капрал почесал коротко стриженую голову.
- Не знаю. Нам постоянно твердили, что треклятые фрицы не берут пленных.
- А нам, - что чертовы янки, - сказал Барселона.
- Это гнусная ложь!
- Знаете, что мы однажды видели? - спросил вызывающе Барселона. - Немецкого солдата, привязанного колючей проволокой к башне "черчилля". Будь я проклят, если это называется взятием пленных!
- Я вот что тебе скажу, - ответил капрал. - Спорим на какую угодно сумму, что экипаж этого "Черчилля" состоял из мерзких нью-йоркских извращенцев!
Я внезапно услышал приближающиеся шаги: лейтенант Лёве. Торопливо подал сигнал Порте, тот бесцеремонно столкнул обоих американцев в траншею, чтобы их не было видно. Старик нетвердо поднялся на ноги и оставался в вертикальном положении с явным усилием.
- Никаких происшествий.
В его голосе звучала искренность; лицо было льстивым, открытым.
- Размести свое отделение в деревне, - приказал Лёве. - Одного человека с автоматом для охраны ночью будет достаточно. Остальным советую наверстать недосып и… - Лёве умолк, ноздри его задергались. - Фельдфебель Байер, я чувствую запах перегара!
Один из эсэсовцев явно из лучших побуждений подошел сбоку к лейтенанту с полным котелком выпивки.
- Хотите попробовать? Это вино из бузины.
- Вино из бузины? - переспросил Лёве, глядя на липкую черную жидкость в котелке. - Это больше похоже на машинное масло.
- А вкус отличный.
Лёве с подозрением посмотрел на эсэсовца.
- Ты пьян! - Оглядел нас. - Вы все пьяны! Встать!… Второе отделение, на кра-ул!
Незачем говорить, что эта задача была невыполнима. Мы кое-как поднялись, поддерживая друг друга, неустойчивые, как карточный домик. Грегор в пьяной коме не мог даже открыть глаз.
Лейтенант Лёве снова пришел в ярость. Думаю, в общем, она была оправдана.
- Вы свора пьяных недоумков! Посмотрите на себя - так набрались, что даже стоять не можете! Клянусь Богом, вас нельзя оставить даже на два часа, чтобы вы не превратились в скотов! Черт возьми, всю вашу пьяную свору надо бы отправить в сумасшедший дом для преступников!
Он подошел к Грегору и слегка ткнул его в грудь. Грегор тут же упал на землю и раскинулся, как труп, вытянув ноги.
- Смотрите! - зарычал Лёве, приходя в возбуждение, так как доказал свою правоту. - Что бы вы делали, черт возьми, если б внезапно появился противник?
- Стреляли бы, - оптимистично ответил Малыш.
- Придержи язык, Кройцфельдт! Еще более важно, как бы вы оправдывались, если б майор Хинка вдруг решил прийти с инспекцией?
- Ваше здоровье, - сказал Малыш.
Вряд ли он собирался шутить. Он был так пьян, что ему наверняка это казалось вполне подходящей фразой для приветствия явившегося с инспекцией офицера. Однако Лёве воспринял это как сущую наглость. В ярости подошел к Малышу, и тот, уже ничего не соображая, уронил винтовку.
- Черт возьми! - выкрикнул Лёве, дрожа от гнева. И в бешенстве повернулся к Старику. - Фельдфебель Байер, это самое недисциплинированное отделение во всей роте, и я считаю виновным тебя. Протрезви их немедленно. Плевать мне, как ты это сделаешь. Можешь гонять их всю ночь по свекольному полю, но если через полчаса я найду хоть одного солдата из отделения пьяным, отдам всех под трибунал!
Лёве ушел, распрямив спину и высоко держа голову.
Малыш глубоко вздохнул.
- Похоже, он нас больше не любит.
- Кто может винить его? - угрюмо ответил Старик.
Он наклонился над лежавшим без сознания Грегором и стал хлопать его по щекам, отчего голова моталась из стороны в сторону.
Порта, потихоньку улизнувший во время устроенного лейтенантом разноса, появился из близлежащего дома, торжествующе размахивая аккордеоном и банджо.
- Я нашел оркестр!
- Неси обратно! - рявкнул Старик. - Если начнете играть, музыка будет слышна за пятьдесят километров. И предупреждаю: еще какое-либо нарушение - и нас всех ждут трое суток ареста, когда вернемся.
- Если вернемся, - равнодушно ответил Порта.
Американцы осторожно вылезли из траншеи и удивленно уставились вслед удалявшемуся Лёве.
- Да, круто с вами обходятся, - сочувственно сказал капрал.
Он взял у Порты банджо и сделал несколько аккордов. Барселона тут же схватил аккордеон. Порта достал свою флейту, а Малыш - губную гармошку.
- Черт возьми, - сказал Старик. - Неужели никогда ничему не научитесь?
- Поздно приобретать новые привычки, - ответил Порта. - Давай попробуем сыграть "Три лилии"… Готовы? Раз, два, три.
- Drei Lilien, drei Lilien, - громко запели мы, - Die pflanzt ich auf mein grab…
Вдали, словно бы в ответ на нашу песню, открыла огонь артиллерийская батарея. Мы проследили за яркими следами снарядов, явно летевших на Кан. Через несколько секунд услышали разрывы. А еще через несколько все небо осветилось и воздух наполнился шрапнелью. Порта, держа флейту у губ, весело плясал возле траншеи, словно дикарь, совершающий какой-то ритуал в день летнего солнцестояния. Остальные благоразумно укрылись. Американский рядовой лег на землю. Барселона бросился головой вперед в кучу навоза. Винтер, один из эсэсовцев, попытался найти убежище в курятнике и застрял на полпути в дверном проеме. Его вызволил Малыш, потянув за ногу и обрушив все хрупкое строение ему на голову. Куры в перепуге разлетелись во все стороны.
- А теперь здесь что такое, черт возьми?
Это произнес вернувшийся Лёве. Я спрятался под грудой пустых мешков и молился о том, чтобы стать невидимкой. Порта продолжал плясать, играя на флейте, к нему присоединились американский капрал с банджо и Малыш с губной гармошкой; все трое, как сумасшедшие, скакали возле траншеи.
- А этот янки здесь откуда? - спросил лейтенант.
Он пошел, обходя обезумевших кур, и тут обстановка внезапно, невероятно изменилась. Ночь разорвали громкие пулеметные очереди. Я почувствовал, как пули сорвали с меня мешки, и в панике бросился к развалинам курятника. Американский капрал громко вскрикнул, завертелся на месте и упал в траншею. Я увидел на фоне горизонта силуэты бегущих людей и с ужасом понял, что нас атакуют англичане. Я видел их поблескивающие штыки и занесенные руки с гранатами. Искать убежище было бессмысленно. Близилась рукопашная схватка, где каждый сам за себя.
Мы защищались всем, чем придется: ножами, вилками, лопатами, голыми кулаками. В этой свалке трудно было помнить о какой-то цели, кроме главной: сохранить жизнь, но я в конце концов прибился к тому месту, где был замаскирован наш пулемет. Ко мне присоединился Малыш, и вдвоем мы его установили. В нескольких шагах от нас Винтер нагнулся, чтобы поднять гранату, мирно катившуюся в нашу сторону. Но прежде, чем успел бросить ее обратно в противника, она взорвалась в его руке. Теперь к нам уже катилась оторванная голова Винтера. Барселоне пуля пробила правое легкое, и Грегор, пыхтя, обливаясь кровью из раны в голове, оттащил его в сравнительно безопасное место за нашим пулеметом. Хотя мы и беспокоились о Барселоне, времени, чтобы осведомиться о его состоянии, у нас не было. Его жизнь, наши жизни, жизни всего отделения, если на то пошло, теперь зависели от МГ.