- Очень сожалею о причиненном вам беспокойстве. Разумеется, если бы ваш шофер остановил машину по первому требованию, у нас не возникло бы необходимости стрелять.
- Полагаю, у вас была основательная причина для этой дерзости?
- Так точно. Думаю, вы найдете ее вполне основательной, когда я объясню ситуацию. У меня много тяжелораненых солдат и нет транспорта, чтобы доставить их в госпиталь. Они совершенно не способны ходить, и некоторые наверняка умрут, если им не будет срочно оказана медицинская помощь.
- Это вряд ли моя забота, лейтенант.
- Прошу прощения, но в вашей машине достаточно места, чтобы удобно разместить нескольких моих солдат.
Генерал-майор поправил монокль.
- Вы, должно быть, сошли с ума, лейтенант. Я буду настолько снисходителен, что припишу это вашему нервозному состоянию, но мне кажется, вам самому срочно требуется медицинская помощь. Считайте счастьем, что я готов забыть об этом инциденте.
Он хотел уходить, но Лёве тут же преградил ему путь.
- Герр генерал! Повторяю, некоторые из моих солдат наверняка умрут, если им не будет срочно оказана помощь.
- Идет война, лейтенант. Ежедневно гибнут тысячи людей. Я не могу допустить, чтобы моя машина была загромождена окровавленными телами. Обеспечение транспортом раненых не входит в мои обязанности. Во всяком случае, я еду в свою дивизию. У меня гораздо более неотложные дела, чем подвозка в госпиталь незначительных солдат. - Он откашлялся. - Незначительных в общем плане.
- Можно узнать, какая это дивизия?
- Нет! Будьте добры уйти с дороги, иначе я буду вынужден приказать своим людям открыть огонь!
Лёве сильно побледнел. Я мысленно взмолился, чтобы он не спасовал в эту минуту. Думаю, если бы это случилось, Порта с Малышом взяли бы дело в свои руки, но Лёве мог быть очень упорным, когда возникал вопрос принципа.
- Возьмете с собой моих раненых или нет? - спросил он таким голосом, каким даже один генерал-майор не обратится к другому.
Наступила пауза. Те двое фельдфебелей переглянулись, и я интуитивно напрягся, готовясь к перестрелке. Однако не успели раздаться выстрелы, как появилась еще одна машина, легкий транспортер для перевозки личного состава. Он остановился вблизи от нас, и мы увидели рядом с водителем офицера СС. Он лениво вылез из кабины и пошел к Лёве. Он был очень высоким, поджарым, с широкими плечами и худощавым, привлекательным лицом. Мундир его был старым, выцветшим, покрытым дорожной пылью, без эмблем на воротнике. Однако мы узнали в нем командира Двенадцатой танковой дивизии бригадефюрера "Танка-Майера", самого молодого генерала в немецких вооруженных силах. Эмблемы на воротнике Майеру были ни к чему - он мог позволить себе быть оригинальным.
- Что здесь происходит, лейтенант?
Лёве быстро ввел его в курс дела. Серые глаза бригадефюрера сузились, крепкая челюсть агрессивно выпятилась.
- Отказывается брать ваших раненых?
- Отказывается брать наших раненых, - подтвердил Лёве, все еще очень бледный. - Генерал-майор, по его словам, не может загромождать машину окровавленными телами.
"Танк-Майер" обратил холодный, ясный взгляд на генерал-майора, теперь беспокойно подергивающегося.
- Я еду в свою дивизию, - торопливо сказал он. - Этот болван лейтенант не только повредил мою машину автоматным огнем, но и задерживает меня дерзким разговором вот уже пятнадцать минут.
- В какую дивизию, генерал?
- В Двадцать первую танковую.
- Вот как? - "Танк-Майер" поджал губы и задумчиво приподнял брови. - Странно слышать. Я только что расстался с генералом Байерлингом, который, как вы, очевидно, знаете, командует ею. Могу только сказать, генерал, что вы едете совсем в другую сторону.
Генерал-майор беспокойно потрогал монокль.
- Вы обвиняете меня в дезертирстве?
- Да, пожалуй, - негромко ответил Майер, словно эта мысль только что пришла ему в голову. И кивнул Лёве. - Займитесь им. Вы знаете, что делать.
Лёве в свою очередь кивнул Малышу, которому второго приглашения не требовалось. Под испуганными взглядами двух фельдфебелей он грубо потащил генерал-майора к телеграфному столбу на обочине и привязал его собственным блестящим кожаным ремнем. Лёве взглянул на "Танка-Майера", но тот лишь слегка пожал плечами и отвернулся.
Умер генерал-майор отвратительно. Вся его надменность улетучилась, он громко вопил, моля о пощаде, пока пули из нагана Малыша не вошли ему в сердце. Оба фельдфебеля покинули его в первый же удобный миг; мы позволили им скрыться и сосредоточились на погрузке оставшихся раненых в удобный "мерседес". Колонна тронулась, "Танк-Майер" пожал руку Лёве и тоже укатил в туче пыли.
Мы пошли пешком, внезапно почувствовав подавленность после вспышки возбуждения. Оставались мы одни недолго. С рычанием подъехал мотоцикл и остановился возле нас. На нем был Вернер Крум, один из мотоциклистов связи. Он привез сообщение, что показались танки противника и нам приказано удерживать дорогу до последнего человека и последнего патрона. Лейтенант Лёве поправил повязку на голове и что-то пробормотал под нос.
- Второе отделение, колонной по одному за мной, - приказал Старик, взяв на ремень автомат.
Мы пришли в деревушку, состоявшую из нескольких беспорядочно разбросанных домов. И первым, что увидели, был разлагающийся труп парня. Мундир его был новым и сравнительно чистым, но плоть гнила.
- Давайте похороним беднягу, - предложил Старик. - Я не смогу жить здесь под его взглядом.
Вырыть могилу в той мягкой, тучной земле было не трудно. На соседнем поле росли свекла и цветная капуста; это зрелище так очаровало меня, что я стоял и смотрел еще долго после того, как остальные засыпали могилу и скрылись. Когда, наконец, я неторопливо вернулся, то застал всех следящими с испугом и возбуждением за деятельностью двух прикомандированных к нам эсэсовцев. Они что-то варили в большой кастрюле, но я не мог понять, что. Эсэсовцы так замазали крышку по краям, что она стала герметичной; неподалеку оттуда я увидел присевшего за тележкой Хайде, робко поднимавшего над ней голову.
- Что это с тобой? - спросил я.
- Ничего. Просто соображения у меня чуть побольше, чем у некоторых, - раздраженно ответил он.
- В чем дело? Что там у них в кастрюле? Динамит?
Хайде презрительно скривил губы.
- Когда она взорвется, поймешь, что это не смешно.
Я подошел к державшемуся в отдалении Барселоне.
- Что у них в кастрюле?
- Выпивка! - лаконично ответил он.
- Выпивка? - переспросил я. - А зачем наливать ее в кастрюлю?
- Там кипятится забродившая бузина с сахаром… Мы ждем, что кастрюля взорвется.
- Эй! - внезапно крикнул Малыш. - А для чего там термометр?
Эсэсовцы равнодушно поглядели на этот прибор.
- Если температура поднимется выше красной отметки, - объяснил один из них, - эта штука может взорваться.
- Вы спятили! - завопил Малыш, бросаясь вместе с нами в укрытие. - Она уже десять минут выше отметки!
Эсэсовец пожал плечами.
- Очень может быть, но у нас мало времени. Вы что, не хотите выпить до появления янки?
Мы хотели, но не ценой жизни. И благоразумно оставались в укрытии, пока опасность не миновала и жидкость была объявлена готовой к употреблению. Учитывая то, как мы вели себя, я счел, что со стороны винокуров было очень щедро дать нам ее хотя бы попробовать, тем более прикончить вместе с ними. Когда она иссякла, мы были всецело готовы рискнуть головой и сварить еще кастрюлю, но за этим занятием нас прервали. Малыш внезапно указал на свекольное поле.
- Вон идут освободители! На выпивку у янки определенно хороший нюх!
Мы в испуге подскочили, но американцев было всего двое, они беззаботно шли по грязи, совершенно не догадываясь о нашем присутствии.
- Придется взять их в плен, - сказал Старик.
- Шутишь? - запротестовал Порта. - Кому охота приниматься за дело после этого легкого возлияния?
Неохота было всем, но, как непременно напоминал какой-нибудь обормот, шла война. Охмелевшие, нетвердо стоявшие на ногах, мы спрятались в рощице и наблюдали за приближением двух ничего не подозревавших американцев. Один из них был капралом, другой рядовым. Разговаривая и смеясь, они подошли к траншее, которую мы вырыли для себя, и спрыгнули в нее. Мы небрежно вышли из своего укрытия и подошли к ним.
- Вы арестованы! - крикнул Хайде.
Они выскочили из траншеи так, словно туда бросили гранату.
- Черт возьми, что вы здесь делаете? - спросил капрал.
- Дышим воздухом, - ответил Порта. - Возражения есть?