Быстро подошли Усольцев и Гулько. Лесник поздоровался и рассказал, что уже вторые сутки у него живут двое неизвестных. Завалились поздно вечером, сказали, что поживут с недельку и уйдут. Пьют самогон и спят. Вот и сейчас даже не услышали стука. При них одна винтовка на двоих. Леснику не велят далеко отлучаться и требуют от него закуски.
- Вижу, у вас автоматы. Вы-то кто такие?
- Свои, - ответил Усольцев.
- Недавно штось грохотало, - сообщил лесник. - Должно быть, снова крушение. Поезда часто нонче под откос летят. Не слыхали?
Партизаны промолчали. Их теперь заинтересовали незнакомцы. Усольцев спросил лесника:
- Спят, говорите?
- Так, крепко спят.
- А днем, когда бодрствуют, про что говорят?
- Ересь плетут: кто сколь выпьет да про девок. Правда, раз спросили: нет ли у меня знакомых на станции?
- Ну что, ребята, - обратился Усольцев к своим спутникам, - будим?
- Конечно! - ответил Гулько.
- Веди, Демьян, нас в хату, - сказал Урецкий.
- Минуточку, а винтовка где лежит? - поинтересовался Усольцев.
- Меж ними, - ответил лесник. - На полатях.
- Ясно. Клим, берешь сразу винтовку! Теперь пошли!
Лесник с фонарем вошел в избу первым. За ним - остальные. Гулько сразу подошел к полатям, на которых спали незнакомцы, и легко взял винтовку.
- Наша, мосинская, - произнес он.
- Встать! - зычно воскликнул Усольцев. Оба тут же проснулись и начали шарить руками по полатям - искать винтовку.
- Зря ищете, - сказал Усольцев. - Одевайтесь!
Оба нервно натягивали на себя рубахи, брюки, путались в сапогах, что-то невнятно друг другу бормотали и, конечно, никак не могли понять, что за люди перед ними с немецкими автоматами. Один, у которого все лицо заросло щетиной, а глаза, видно, от самогона налились кровью, осмелился спросить:
- Вы из полиции?
- Вопросы задавать будем мы! - отрезал Усольцев. - Понял?
- Так точно! - вытянулся щетинистый.
- О, ты из военных?
- Так точно! Служил.
- В какой армии?
Щетинистый замялся.
- Чего молчишь?
- Я... понимаете... В Красной, конечно.
- Не врешь?
- Ей-богу, в Красной Армии.
- Фамилия?
- Букрей... Ефрейтором был.
- Что ж ты, ефрейтор, так опустился?.. На бродягу похож.
- Разбили нас. В окруженье попал... По лесам да по болотам... Оборвался... Голодал...
- Служить хочешь? - хитро спросил Усольцев.
Букрей опешил: как потрафить этим автоматчикам?
- Значит, не хочешь?
- Ну, я... конечно... ежели вы прикажете, то могу, - выдавил из себя Букрей.
Тогда Усольцев решил прямо поставить вопрос:
- А кому служить можешь?
- Вам! - выпалил Букрей и, кажется, обрадовался, что не назвал ни немцев, ни русских.
Усольцев понял: скользкий тип, этот Букрей, без сомнения - дезертир. И мародер, наверно.
- Вещи есть?
- Мешочек. Вон лежит на лавке.
Клим взял вещмешок Букрея и все содержимое вытряхнул на стол. Звякнула жестяная шкатулка. Усольцев потрогал ее - внутри забренчало.
- Что там бренчит?
- Так, безделица.
Клим открыл шкатулку и стал извлекать из нее цепочки, кольца - обручальные и с камнями, броши и даже несколько золотых и серебряных монет.
- Где взял?
- Нашел... В одном доме... Богатом... Все убежали.
- В каком городе этот дом?
Букрею не приходило на ум название города: какой назвать, чтоб поверили?
- Мародер - вот ты кто! - зло произнес Усольцев.
- Паскуда, грабитель! - Урецкий сжал руками автомат. - К стенке его!
- Не надо, браточки! - умолял Букрей. - Берите, я вам все отдаю... Только отпустите... К маме в Чернигов иду...
- У, гадина, маму вспомнил, - негодовал Урецкий. - А воевать кто будет? Кто будет защищать твою маму от врагов-кровососов? Падаль!
Второй, с петушиным носом-клювом и узким лбом, сделал вкрадчивый шаг влево и ногой стал толкать свой мешок под нары. Усольцев заметил это.
- И у тебя есть барахлишко? Сейчас посмотрим.
Ну, конечно, и у этого партизаны обнаружили "клад": серебряные вилки, ножи, ложки, подстаканники.
- А ты где нашел?
- Там же! - нагло ответил узколобый. Этот оказался похлеще Букрея. Кулацкий отпрыск. Сидел в тюрьме за разбой. Явился в эти края, на родину отца, с одной целью - пограбить. Нашел себе напарника, и оба ударились в разгул и грабеж.
Усольцев и его товарищи составили акт, куда внесли все ценное, что было конфисковано у грабителей, и скрепили его подписями. Этот документ вместе с золотом и серебром, как сказал Усольцев, будет передан сегодня же представителям советской власти, а точнее, ее финансовым органам.
Узколобый от удивления выпучил глаза: его, видать, поразило упоминание Усольцевым советской власти.
- Да, подонки, жива советская власть! Мы все и есть ее представители. Запомните это! А вам советую не болтаться у нас под ногами. Если осмелитесь грабить и убивать честных людей - сметем с лица земли! Катитесь отсюда к ядреной бабушке! Вон! - грозно произнес Усольцев.
Оба быстренько засеменили к двери.
- Стойте! - скомандовал Усольцев. - Вы, конечно, совсем одичали и не знаете, что Красная Армия разгромила немцев под Москвой и гонит их так, что аж пятки у фрицев сверкают. Скоро и здесь мы будем встречать нашу армию. Знайте, вам пощады тоже не будет. Советую подумать: с кем вам быть? Теперь убирайтесь!
Тишина воцарилась в доме лесника. Все молча пили чай, приготовленный хозяином. Никому не хотелось вслух произносить то, что и так ясно: воздух стал чище в этой лесной избе! Усольцев пил и изредка поглядывал на хмурого Якова: чем-то был недоволен. Емельян чувствовал, что именно его действия не устраивали Урецкого. Ну, как же, взял и отпустил таких вражин. По ним пуля плачет, а они на свободе...
Только хозяин суетился. То в погреб спускался, то в сени удалялся: кое-что к чаю приносил.
- Вы уж извините за худое угощение, - говорил он.
- Блудни все мои сусеки подчистили.
- Паразиты! - снова выругался Яков. - Зря мы в них не разрядили автомат.
Усольцев, положив руку на спину рядом сидевшему Урецкому, сказал:
- Ну перестань хмуриться, Яша. Все правильно... События сотрут их в порошок.
- Трупы они, хоть и живые, - поддержал Емельяна Клим.
- В том-то и дело, что живые, да еще и пакостные, - твердил Урецкий. - Давай, Емельян, догоним их. Далеко не ушли. И в расход...
- Ты настаиваешь? - вдруг спросил Усольцев.
- Ненароком и нас подпалят эти блудни, - пугливо произнес хозяин. Емельян отодвинул от себя кружку с чаем и встал. В этот момент в двери раздался стук. Все взялись за автоматы.
- Хто там? - лесник подался к двери.
- Впусти, Демьян! Это я, Букрей.
Усольцев услышал и велел впустить. Букрей вошел и с порога выпалил:
- Все. Я его хряснул.
- Кого? - спросил Усольцев.
- Кулака этого...
- Напарника своего?
- Его... Топором по башке...
- Ты толком говори, почему ты его порешил?
- Он меня подговаривал спалить хату и вас... Я промолчал, вроде согласен. Он за угол хаты пошел по своим надобностям. А я топор у крыльца взял; видел, где Демьян кладет его... И топором хрясь по башке... Он сразу с копыт...
- Ну вот, теперь дуй прямиком к мамочке, - посоветовал Букрею Усольцев.
- Не-е, с вами пойду... Возьмите меня... Хочу немчуру колошматить... Оружие знаю... Пулеметчиком был...
- Не хнычь! Сейчас решим, - и Усольцев обратился к товарищам: - Ну как?
- Военную присягу принимал? - спросил Букрея Гулько.
- А как же, принимал.
- И нарушил... Предал...
- Теперь не нарушу. Любое задание дайте. Все исполню. Вот увидите.
- Ну что ж, примем тебя в партизаны, - сказал Усольцев, - но пощады тебе не будет. Грех и позор смывают своей же кровью. Ты готов на такое?
- Готов! - ответил Букрей.
- Как думаешь, Яша? - спросил Усольцев.
- Согласен с тобой, - ответил Урецкий. - Пусть в бою докажет, что он был ефрейтором.
На этом поставили точку. Попрощались с лесником и вышли на кратчайшую дорогу, которая вела в партизанский лагерь. А с рассветом прибыли на место и после короткого отдыха доложили командованию об успешном испытании "удочки", в результате которого полетел под откос немецкий эшелон с личным составом и боевой техникой. Добро, конфискованное у Букрея и его напарника, передали начальнику штаба. А Букрей предстал перед теми, кто должен был окончательно решить его судьбу.
Весть об удачном рейде группы минеров быстро разнеслась по отряду. "Удочка" был принята партизанами на вооружение.