- Что, командир, решил проверить выдержку нашего нового члена экипажа? - сострил Штанев.
- Нет, Яша, это она проверила нашу. И скажу тебе по секрету, некоторые очень некрасиво драпали, особливо симпатичный старший лейтенант.
- Так я не от фрица - за папиросами в каптерку бегал, чтобы с вами за компанию покурить. - Он достал пачку "Казбека" и услужливо раскрыл перед девушкой.
- Опоздал, Яша. Пробегал. Теперь покуришь, когда вернемся. По местам! - скомандовал Хрущев.
Вокруг - чернильная темнота; частые вспышки молний бьют по глазам, ослепляют и оглушают: не видно ни стрелок приборов, ни лампочек подсвета, не слышно гула моторов; лишь чувствуется, как самолет то проваливается вниз, то взмывает ввысь. Иногда Хрущеву кажется, что бомбардировщик разламывается - трещат и стонут шпангоуты, звенят от напряжения стрингера; с консолей крыльев срываются голубые огненные язычки - электрические разряды. Кажется чудом, что самолет еще держится в этом адовом небе, бушующем грозовыми смерчами, и невероятным, что молодой летчик наперекор стихии ведет самолет в кромешной тьме, когда то и дело из поля зрения исчезают авиагоризонт, указатель скорости, вариометр. А молнии сверкают все чаще, все оглушительнее гремят раскаты грома.
- Штурман, стрелки, как вы там? - спросил командир у членов экипажа по СПУ - самолетному переговорному устройству.
- Нам-то что, а вот ты как ведешь? Я даже компаса не вижу, - отозвался Штанев. - Может, вернемся? Облака плотнеют, и если мы врежемся в них - окажемся у дракона в пасти!
- Ты же говорил, нам бояться нечего, обойдем.
- Да вот, все обложило кругом - ни зги!
Перед самым носом бомбардировщика снова сверкнула молния, ударила сверху вниз, и в кабине запахло озоном.
Докладывает стрелок-радист Сурдоленко:
- Товарищ командир, экипажи, что пошли на бомбежку, сообщают, что возвращаются - не смогли пробиться сквозь грозу.
- Но командир полка лично приказал нам выполнить задание, - напомнил Штанев. - Командир, попробуем пробить облака вверх.
- Заботливый, погляжу, - усмехнулся Хрущев. - Рассчитываешь провести занятия по ориентированию по звездам?
- А что, я такой! - для бодрости духа хохотнул Штанев. - Но приоритет, товарищ командир, за тобой. Однако обойти грозовой фронт вряд ли удастся...
- Сурдоленко, свяжи-ка меня с пассажиркой, - приказал командир. Он представил, как девушка надевает шлемофон, пристегивает ларингофоны, и возникло непоборимое желание потянуться к ней, помочь.
- Товарищ командир, Эльза слушает, - раздался в наушниках приятный и бодрый девичий голос.
- Как самочувствие?
- Терпимо. Спасибо, ваши ребята подбадривают.
- Вернуться придется, видите - вокруг ад кромешный.
- Очень даже красиво. Мне ни разу не приходилось попадать в такую грозу...
- Из-за такой красоты можно сразу в преисподнюю угодить.
- Если серьезно, то вполне согласна с вами. И все же возвращаться никак нельзя: меня ждут именно сегодня. Представляете себе, что значит отменить встречу в тылу? Ведь сотни людей работают на это...
- Представляю, - вздохнул Хрущев.
- Но не лезть же в бучу! - вмешался штурман.
- Все, Яша, дебаты окончены, - категорично пресек разговор Хрущев. - Летим на запад с набором высоты. Кстати, впереди вон окошко уже просматривается.
Насчет окна он, конечно, подзагнул, стрелки еще могут поверить, а штурмана, опытного воздушного волка, не проведешь: сидит-то он в самом носу, все видит. Но тот промолчал. А минуту спустя сам поддержал командира:
- До цели осталось всего двадцать минут лету. Теперь, думаю, дотопаем.
Болтанка стала утихать, а минут через пять мелькнула одна звезда, другая, и вскоре
впереди по курсу действительно обозначилось "окно".
- Доверни десять градусов влево, - попросил штурман. Он уже успел сориентироваться по звездам и уточнить курс.
Со штурманом Хрущеву явно повезло: толковый, знающий в совершенстве свое дело специалист. Воевал на Хасане, в финскую, ордена Красного Знамени и Красной Звезды имеет, но не кичится наградами и старшинством.
- Так держать. И можно потихоньку снижаться, командир, а то заморозим нашу гостью.
Хрущев убрал обороты моторов, и гул заметно ослабел. Внизу то слева, то справа вспыхивали трассы, но до самолета не долетали - он летел выше пяти тысяч метров. И снова у сержанта шевельнулось тревожное чувство за девушку: что ее ожидает там внизу? Ведь фашисты, слыхал он, перехватывают радиограммы и выкладывают ложные костры. Да и сам прыжок - в ночь, в неведомое... Отчаянная дивчина. И слух какой: по гулу "фокке-вульф" определила. Такая, наверное, и немецкий в совершенстве знает, и стреляет только в десятку...
- Командир, костры по курсу, - доложил штурман. - Хватит снижаться.
Хрущев посмотрел на высотомер. Да, хватит - тысяча. Перевел самолет в горизонтальный полет.
- Сурдоленко, готовь девушку к прыжку. Проверь парашют, рюкзак.
- Понял, командир. Все сделаем на совесть. Тем более такая девушка... Даже жалко расставаться!
- Спасибо, товарищ сержант, за благополучную доставку, - прозвучал в наушниках голос девушки. - Прилетайте в гости. Буду ждать. Не забудьте мои позывные - две ракеты...
- Не забуду, Эльза.
- Вижу: костер выложен согласно условиям, - сообщил штурман.
- Вижу. Рассчитай поточнее.
- Не промахнусь... Приготовились!.. Пошел! Хрущев накренил машину, посмотрел вниз, но кроме
черноты ничего не увидел.
- Курс двести десять...
- Подожди, Яша. Надо убедиться...
- Ну, ну... Сделай кружок.
Лишь когда в небо взметнулась красная и зеленая ракеты, Хрущев облегченно вздохнул и взял курс на заданную для бомбометания цель.
- Подержи, командир, я ветерок уточню, - попросил Штанев.
Не успел он закончить промер, как впереди вспыхнули три луча прожектора, и, то расходясь, то перекрещиваясь, стали шарить по небу. Бомбардировщик шел ни навстречу.
- Так держать, Ванюшка! Открываю бомболюк.
Хрущев почувствовал, как отяжелел самолет - открытые створки бомболюка создавали дополнительное сопротивление, - и прибавил обороты.
Внизу замелькали вспышки: зенитки открыли огонь. Снаряды рвались впереди и по бокам, выше и ниже, но заградительная зона была довольно-таки слабенькая - сюда редко залетали наши самолеты.
Штурман сбросил светящие авиабомбы - САБ - и железнодорожная станция осветилась не ярким, но вполне достаточным светом, чтобы рассмотреть на ней эшелоны.
- Крути, Ванюшка, восьмерку.
Это означало, что нужно отвернуть круто вправо, затем влево и встать на цель с обратным курсом.
Бомбардировщик послушно лег на правое крыло, затем на левое, и снова голос штурмана вывел его на прямую:
- Так держать! На боевом!
Время тянулось мучительно медленно. Снаряды рвались все ближе, и прожекторы метались совсем рядом, но видно за пультами сидели неопытные солдаты и им никак не удавалось поймать самолет в перекрестие лучей.
- Так, отлично идет, - вслух рассуждал Штанев. Замолк на несколько секунд и вдруг заорал благим матом: - Стой! Стой, говорю!
- Как это "стой"? - недоуменно спросил Хрущев.
- Да цель прошла! - сокрушенно чертыхнулся штурман. - Кнопку забыл нажать. Прости, зевнул. Надо на второй заход.
- Понятно, надо, - незлобиво согласился Хрущев, чтобы успокоить штурмана.
- Как же я так, - продолжал сокрушаться Штанев. - Вел, вел... Теперь из-за моего зевка снова на рожон надо лезть.
- Ну это еще не рожон. Не зевни второй раз. [10]
- Теперь на век запомню... Так держать!.. Сброс!
Бомбардировщик облегченно качнулся, а внизу один за другим полыхнули разрывы. Загорелись цистерны с горючим, и высокий столб пламени осветил далеко все вокруг.
- Курс нах остен! - весело заключил Штанев. - Теперь поскорее набирать высоту!
- Высоко не полезем. На этот раз попытаемся обойти грозу с фланга. Рассчитай курс, пока облака не закрыли звезды.
- Посмотрим, командир, а может удастся пробиться напрямую - час-полтора сэкономим.
Звезды действительно вскоре стали меркнуть, а через несколько минут исчезли совсем, но Штанев уже сделал свое дело, и бомбардировщик прямым курсом шел к родному аэродрому. Снова его стало подтрясывать, вначале потихоньку, словно испытывая нервы экипажа, потом - все сильнее и сильнее.
Сверкнула молния и высветила узкую полоску пространства между космами облаков и степью.
- Да, командир, потолок-то у нас - прямо над головой. За высотой глаз да глаз нужен, - обеспокоенно предостерег штурман.
Минут двадцать они снова летели в кромешной тьме, ничего кроме приборов не видя. Молнии вспыхивали все реже и наконец остались позади. Облака оборвались, обнажив на востоке чуть заметную серую полоску - наступал рассвет.
Бомбардировщик неощутимо скользил в свежем спокойном предутреннем воздухе, и Хрущев, откинувшись на спинку сиденья, почувствовал неимоверную усталость, глаза начали слипаться: вот только бы посадку произвести - уснул бы прямо здесь.
А небо все светлело, моторы пели все умиротвореннее, все нежнее, будто убаюкивали, и стоило большого труда держаться, следить за показаниями приборов.
Аэродром по курсу! - напевно и радостно сообщил штурман.
- Будем садиться с ходу.
- Понятно.
С земли дали условия посадки: штиль, посадочный знак выложен как раз с западным стартом.
Хрущев снизился, не доходя до посадочной полосы метров пятьсот, выпустил шасси и закрылки. Но солнце