Я забежал домой за Гелей, и мы вместе отправились на вокзал. Только переступили порог отделения милиции - видим: сидят оба - Валя и Миша, грязные, оборванные, и мирно беседуют с дежурным.
По пути на вокзал Геля грозилась наказать Валентина строжайшим образом, но, едва увидев его, сразу позабыла о своих угрозах. Дома, пожалуй, не менее радостно, чем мы, брата встретил в первые минуты и Женя. Обнял, поцеловал, но затем вдруг оттолкнул, крикнул гневно:
- Эх ты, свинья бесчувственная! Видеть тебя не хочу!
Валентин стоял будто пришибленный. Казалось, он готов был провалиться от стыда сквозь землю.
И вот, вымытый, переодетый во все чистое, он предстал перед нами, ожидая семейного суда.
- Докладывай, где ты был? - спросил я жестко.
Валя шмыгнул носом, но ответил совсем не по существу дела:
- Ужасно есть хочется…
- Успеешь! - оборвал я его. - Отвечай на вопрос.
До этого мы никогда не повышали голоса в разговоре с сыновьями, но тут я не мог сдержаться. От строгого окрика Валя вздрогнул.
- Я- я не хотел огорчать вас… - пробормотал он, заикаясь. - Знаю, меня нужно наказать… Но я не мог иначе… Дал слово… во имя дружбы…
И мы услышали удивительную историю его похождений.
Он очень дружил с Мишей Панкратовым, учился с ним в одном классе, не расставались они и в пионерском лагере. У Миши был строгий отчим. В тот день, когда исчез Валентин, ребята в обеденную пору пошли на Кубань купаться. Долго возились в воде, плавали, ныряли, а тем временем кто-то стащил Мишину одежду. Вышли мальчики на берег - Мише не во что одеться, только трусы на нем.
Что делать? Как идти Мише домой, к отчиму? Обязательно будет порка. Видя, в каком отчаянном положении находится друг, Валя сказал:
- Ты посиди здесь, на берегу, а я сбегаю домой, принесу Женькины штаны и старую рубаху: они будут тебе в самый раз по росту.
Миша безнадежно вздохнул.
- Все равно изобьет меня отчим. Глазастый он, сразу заметит, что на мне чужое и старое. - И, подумав немного, промолвил решительно: - Не пойду домой. Не пойду - и все!
- Где же ты будешь жить? - спросил Валя.
- Уеду.
- Куда?
Миша пожал плечами, ничего не ответил.
- А может, у нас поживешь пока? - предложил Валя. - Я поговорю с отцом и матерью.
- Нет! - мотнул головой Миша. - Отчим сразу найдет меня, и тогда совсем крышка. Надо уезжать. Сейчас на вокзал подамся. На бочкаре или товарняке укачу куда-нибудь.
Валентину было жаль расставаться с другом, а тем более отпускать его одного, без копейки денег, в неизвестное.
- Если так, то и я поеду с тобой, - заявил Валя.
- Тебе-то зачем бежать? - удивился Миша. - У тебя дома все в порядке.
- Ради дружбы! - ответил Валя. - Отец мой всегда говорит: "Сам погибай, а товарища выручай!" Так что едем вместе.
Ребята начали совещаться, куда уехать.
- Давай на Кавказ двинем! - предложил Валя. - Отец рассказывал мне, что в Минеральных Водах есть гора Кинжал. Называется она так, потому что на ее вершине зарыт золотой кинжал в ножнах, усыпанных драгоценными камнями. Сто лет тому назад его зарыл там знаменитый абрек. Найдем этот кинжал, продадим, тогда уходи от своего отчима навсегда, ну его! Денег у тебя будет много, сможешь жить один, учиться!
План, предложенный Валентином, захватил Мишу.
Сказано - сделано. Валя тайком пробрался домой, прихватил старую одежду старшего брата и вернулся к другу, на берег Кубани. Одежда пришлась Мише впору.
В тот же день друзья покинули город. То на площадках цистерн, то в товарных вагонах, то даже в "собачьих ящиках" под пассажирскими вагонами они все же добрались до Минеральных Вод. Первым делом, конечно, слазили вдвоем на гору Кинжал, но напрасно: золотого кинжала не нашли.
Ребята приуныли. До этого все шло строго по великолепному плану, и вдруг полнейший крах. Неизвестно, какие мытарства довелось бы испытать беглецам-кладоискателям, если бы их не задержала милиция…
Чувство товарищества, руководившее в этом случае Валей, смягчило мой гнев. Я не наказал его, но тут же взял с него честное слово, что впредь он никогда не будет поступать так опрометчиво и никогда больше не будет приносить нам подобных огорчений.
- А с Мишей как же? - спросил Валя. - Ведь ему теперь не будет житья дома.
Я пообещал поговорить с родителями Панкратова, в первую очередь с его отчимом, чтобы тот относился к пасынку по-человечески.
- Не поможет это! - сказал Валя.
- Поможет! - заверил я его. - А если не подействуют мои слова, то найдем управу на грубияна через милицию и горсовет.
Весной, в пору буйного цветения садов, Женю приняли в комсомол. Помню, вечером мы с нетерпением ждали его возвращения из райкома. Геля испекла сладкий пирог, празднично накрыла стол.
- Какой сегодня праздник? - допытывался маленький Геня, наблюдая за всеми этими приготовлениями. - Первый май? Да?
Валя подхватил его на руки.
- Нет, малыш, не май. Брата нашего Женю в комсомол принимают! Понимаешь, в ком-со-мол!
В это время на пороге появился Женя, раскрасневшийся, сияющий.
- Бот, папа, смотри! - Он протянул мне комсомольский билет. Мы обняли Женю.
- Поздравляю, сынок! - промолвила взволнованно Геля.
Валя тормошил брата, кричал:
- Ура! Наш Женька комсомолец, ура!
Геня тоже кричал "ура" и заливался громким смехом.
- Ох, и волновался же я, - рассказывал Женя. - Поначалу казалось, что все слишком уж строго смотрят на меня, но секретарь райкома оказалась доброй, веселой.
- Разве секретарь девушка? - удивился Валя.
- Вот чудак! Что же тут удивительного? - пожал плечами Женя.
- О чем же она спрашивала тебя?
- Говорит мне! "Школьный комитет комсомола дал тебе хорошую характеристику. А теперь скажи, почему ты хочешь быть комсомольцем?" Я ответил: "Комсомольцы - самые передовые ребята, помощники партии, и я хочу в рядах Комсомола помогать партии и народу строить новую жизнь". Потом она про пятилетку спрашивала. Я все рассказал.
- На стройку просился?
- Конечно! Как только получил билет, говорю: "Прошу меня как комсомольца послать на любое, самое трудное строительство".
- А она что?
- Спрашивает: "Ты с речью Ленина на Третьем съезде комсомола знаком?" - "Знаком", - отвечаю. "О чем говорил Ильич в этой речи?" - спрашивает. "Что комсомольцы должны овладеть наукой, учиться!" - ответил я. "Правильно! - сказала она. - Вот ты и должен в первую очередь овладеть знаниями. Будешь хорошо учиться, будешь хорошим комсомольцем, тогда и пошлем тебя куда нужно!"
Мы переехали в Краснодар. Сыновья наши быстро росли. В семье, конечно, не обходилось без маленьких огорчений, но радостей и согласия было больше, чем огорчений…
После окончания средней школы Евгений поступил в химико-технологический институт. Младший, Геня, учился в школе, а Валентин, подготовившись за семь классов, сдал приемные экзамены и был принят в учебный комбинат Ростсельмаша, на отделение инструментальщиков, где работал и учился. Жил он не с нами, в Ростове.
Как-то в середине лета Валя приехал к нам в Краснодар. Все, разумеется, рады его приезду. Мать старается его подкормить, братья не отходят от него - соскучились. А Валентин непохож на прежнего, будто подменили его. Нет в нем былой веселости, живости, ходит скучный, старается уединиться. Уйдет с утра на Кубань. вернется только к вечеру.
Причина его угнетенного состояния вскоре выяснилась. Мне-то он побоялся сказать, а матери и старшему брату признался, что бросил учебный комбинат. Подбил его один парень поехать на работу в совхоз мастером-инструментальщиком. Валя загорелся: наконец-то до "самостоятельной" работы дорвался! Проработал он в совхозе немногим больше двух месяцев, потом начались у него там какие-то недоразумения, неполадки. Хотел было вернуться в Ростов продолжать учебу в комбинате, а его уже отчислили оттуда. Вот он и подался домой, не зная, как быть и что делать дальше.
Женя, услышав его покаяние, возмутился:
- Какой же ты комсомолец после этого? Ни дисциплины, ни порядка. Надо же придумать такое: сбежать из училища! Позор!
Валя побледнел.
- Я не сбежал. Заявление там мое есть: просил, чтоб отпустили. Хотелось на работе себя показать. Но теперь вижу: совершил ошибку.
- Глупость это несусветная, а не ошибка, - бросил Женя.
- Пусть даже глупость, - покорно согласился Валентин и, помолчав немного, добавил с огорчением: - Но я не думал, что станешь хлестать меня так. Рассчитывал на твою помощь и поддержку. Все выложил тебе начистоту, а ты…
Он умолк, отвернулся.
Женя почувствовал, как остывает гнев.
- Да ты, пожалуй, прав, - кивнул он. - Возмущаться и отчитывать, конечно, легче, чем помочь. Но вот как помочь тебе? По-моему, ты должен рассказать обо всем отцу. А потом тебе надо как-то искупить свою вину. Так ведь?
- Так!
- Хочешь, я поговорю с отцом, если ты не решаешься? - предложил Женя.
Валентин протестующе мотнул головой.
- Нет, я сам…
Об этом разговоре между братьями я узнал от Гели. Горько и обидно стало мне, что Валентин не откровенен со мной, хуже того - боится меня. Но виду, что мне уже все известно, я не подал, решил подождать, пока Валентин сам поговорит со мной.
В тот день после обеда я лег немного отдохнуть, лежал, а сам прислушивался к шагам на террасе, ждал, что на пороге вот-вот появится Валентин.
Мои ожидания оказались ненапрасными.
Вошел Валентин, остановился у двери.
- Папа, мне обязательно нужно поговорить с тобой, - произнес он негромко, но твердо, не пряча от меня глаза.