- О чем же это? - спросил я, выжидательно глядя на него.
И Валентин поведал мне неприятную историю, приключившуюся с ним. Нелегко было ему рассказывать. Голос его то и дело срывался от волнения, но лицу катились крупные капли пота.
- Я очень виноват перед всеми вами, - сказал он в заключение. - Мне стыдно и горько за свой необдуманный и опрометчивый шаг.
- Да, дело действительно серьезное! - проговорил я после долгой и, видимо, очень мучительной для Валентина паузы. - Ты виноват не только перед нами. Ты запятнал комсомольскую честь…
Валентин опустил голову.
- Я понимаю, папа! Об одном прошу: прости меня! Я сделаю все, чтобы смыть с себя позорное пятно.
Прошло недели две.
Однажды после вечернего чая Валентин снова заглянул ко мне в комнату.
- К тебе можно, папа?
- Опять что-нибудь случилось? - спросил я.
- Нет, нет, - улыбнулся Валентин. - Хочу посоветоваться. Работа нашлась, не могу без дела сидеть… - И он рассказал, что встретился на пристани с одним знакомым из Ростова и что тот уговорил его поступить учеником механика на пароход.
- А не сбежишь ли ты и с парохода, как с комбината? - спросил я колко.
Мои слова задели Валентина за живое.
- Значит, ты не веришь мне? А вот я докажу, что стану хорошим моряком.
- Что же, собственно, привлекает тебя в профессии моряка?
- Все! - выпалил Валентин. - Это смелые, отважные, сильные люди. И жизнь у них интересная. Плавают по всем морям и океанам, в далеких странах бывают.
- Но ведь они не туристами плавают, - напомнил я. - Труд моряка тяжел, сопряжен с опасностями.
- Знаю, - кивнул Валентин. - Я уже все обдумал и ничего не боюсь. И потом ведь я не палубным матросом буду, а при машинах.
Мы не заметили, что в саду, у раскрытого окна моей комнаты стоял Женя. Он слышал наш разговор и неожиданно для меня и Валентина, усевшись на подоконник, сказал:
- Я, например, одобряю выбор Вали. Думаю, что ты, папа, разрешишь ему учиться на судомеханика.
Валентин благодарно улыбнулся брату за поддержку и снова просительно обратился ко мне:
- Ну, так как, папа?
- Обсудим все на семейном совете, тогда видно будет! - ответил я.
Через неделю Валентин снова отправился в Ростов-на-Дону и поступил учеником механика на каботажное судно "Талла". Это был незавидный пароходишко - старый, облупленный, с хриплым гудком, В дальние страны он, разумеется, не плавал, а ходил только в порты Азовского моря и крымского побережья. Но Валя был счастлив; ему очень хотелось хорошей работой оправдать себя в наших глазах.
Геля сердилась на меня за то, что я отпустил его в море.
- Можно было бы получше и, главное, поспокойнее устроить судьбу нашего мальчика! - сказала она мне с упреком, когда Валентин написал нам о своем зачислении в команду "Таллы". - Не зря ведь говорят: "Кто в море не бывал, тот горя не видал". Теперь я все время буду волноваться о Вале…
Волновался, конечно, и я, но скрывал от нее свои тревоги и опасения. Знал, что Валентину будет трудно, и в то же время считал, что суровая жизненная школа при его беспокойном характере пойдет ему на пользу. Валя выносливый, настойчивый и волевой юноша, и поэтому меня не оставляла уверенность в том, что он сумеет найти свое место в жизни.
Я не ошибся. Как ни тяжело бывало порой Валентину, он ни разу не подумал списаться на берег и работал на новом месте с увлечением, брался за любую, даже самую черную работу. Заменял кочегаров, вместе с матросами драил палубу шваброй, но основное рабочее время проводил у машин и, как неплохой слесарь, помогал машинистам в текущем ремонте двигателей. Старший механик по достоинству оценил его пытливость, старательность и рабочую сметку и постепенно стал поручать ему работу машиниста. В следующую навигацию Валентин уже плавал третьим механиком, хотя в ту пору ему было всего шестнадцать лет…
С нетерпением все мы ждали его приезда на первую побывку. И вот он появился перед нами - с сундучком, в котором лежали подарки для всех: матери - шкатулка, оклеенная ракушками, мне - термос, старшему брату - книга Грина "Алые паруса", младшему - "матросский" нож. Честно говоря, это был обыкновенный перочинный нож, но стоило Валентину сказать, что нож матросский, как он сразу приобрел в глазах Гени новые, неоценимые качества.
Рассказам не было конца. Геня не отходил от нашего "морского волка". Еще бы! Валентин был участником таких необыкновенных приключений!..
Как-то ночью "Талла" стояла у берега. На большом судне, шедшем в это время по реке, неожиданно лопнула цепь рулевого управления. Вильнув в сторону, судно со всего хода наскочило на маленькую "Таллу", и та сразу начала тонуть. Изо всей команды в момент аварии на "Талле" были только Валентин и двое матросов, остальные ночевали в городе.
Спасаясь от духоты, Валентин перебрался спать из кубрика на палубу. Очнулся он уже в воде, куда его сбросило сильным ударом. Валя обо что-то расшиб себе голову и едва не захлебнулся. Вынырнул на поверхность и увидел, что "Таллы" нет: она лежала на дне, и только ее труба и мачты торчали из воды. Кругом тьма, какой-то грохот, мечущиеся по волнам блики отраженных береговых огней. Валентин закричал. Его тотчас же заметили с судна, потопившего "Таллу", вытащили на палубу. И тут он вдруг вспомнил, что в кубрике "Таллы" остались два матроса - его товарищи. Забыв о голове, не раздумывая, он тотчас же ринулся за борт, добрался под водой до кубрика "Таллы", из последних сил схватил одного матроса, потерявшего сознание, и выплыл с ним на поверхность; затем, немного отдышавшись, снова нырнул и вытащил тело второго матроса, убитого при столкновении пароходов…
"Таллу" вскоре подняли из воды. Команда приступила к ремонту, но Валентину уже не пришлось плавать на ней. В награду за смелый поступок управление речного пароходства выдало ему премию и перевело его на большой пароход "Феодосию" вторым механиком…
На следующую побывку он приехал к нам через год. Это уже был настоящий моряк, крепкий, мужественный юноша, выглядевший не по годам взрослым. Забавно было смотреть, как солидно сидит он за обеденным столом, положив на него загорелые мускулистые руки. Из-под расстегнутого ворота рубахи видна полосатая тельняшка, плотно облегающая широкую грудь. В правой руке коротенькая трубка, набитая душистым табаком.
Против него, подперев голову руками, сидит Геня и будто завороженными глазами, раскрыв рот, глядит на брата, слушает его рассказы о службе на "Феодосии".
- Мама, разреши закурить! - спрашивает Валентин.
- Кури уж! - отвечает Геля. Она недовольна, что он пристрастился к табаку, но тут уж ничего не поделаешь. А Валентину очень к лицу эта прокуренная, видавшая виды трубка, подаренная ему старым моряком - боцманом "Феодосии".
Валентин закуривает. К потолку поднимаются белые колечки дыма.
- Так вот, значит, навигация подходила к концу, - продолжает Валентин свой рассказ, посасывая мундштук трубки обветренными губами. - Получили мы распоряжение идти на зимовку. "Феодосия" вышла в последний рейс - из Керчи в Ростов. Тяжелый был рейс. Ты, Генка, и представить себе не можешь, каким лютым бывает ветер. Будто ножами режет лицо, руки, насквозь пронизывает. Палуба обледенела. Море - черное, гривастое, злое. И чем дальше от Керчи, тем хуже. Под Таганрогом море уже замерзло. Шли за ледоколом, прокладывавшим нам путь. Ветер свистит, завывает. Льдины бьются о борт, треск, скрежет. И вдруг слышим…
Валя делает паузу, раскуривает погасшую трубку. Геня от нетерпения ерзает на стуле, но не решается поторопить брата и только шмыгает носом.
- И вдруг слышим вой сирены! - продолжает Валентин. - А уже темно было: смеркается-то зимой рано. Сирена не умолкает, воет, воет, прямо за душу хватает вопль этот. Сигнал бедствия подавало небольшое суденышко. Затертое льдами, оно стало тонуть. Люди перебрались на лед, и только один старый механик остался на судне, у сирены. Как назло, ветер разъярился пуще прежнего, начал ломать лед.
"Феодосия" вовремя подошла к месту аварии. Задержись она немного - и было бы поздно. Весь экипаж "Феодосии" спасал людей, барахтавшихся в ледяной воде. Спасли всех, кроме механика, который пошел на дно вместе с судном.
- И ты тоже спасал? - спрашивает Геня.
- А как же! Смотреть мне, что ли, как другие спасают?
- Страшно было?
- Страшновато! - отвечает Валя. - Обвязали меня веревкой, спрыгнул я за борт. Льдины под ногами так и пляшут. Скользко, мокро, холодно. Один раз не удержался на ногах, ушел с головой под воду, а она, как кипятком, тело мое обожгла. Веревка оборвалась. К счастью, рядом был наш боцман. Услышал он мой крик и выхватил меня из воды.
- Я бы, наверное, сразу утонул, - говорит, поеживаясь, Геня. - Меня в холодной воде судорога за плечи хватает.
- Это потому, что ты слабенький! - Валентин обнимает брата сильной рукой. - Мускулы у тебя как у цыпленка. Куда это годится! Каждое утро обязательно делай гимнастику, тогда окрепнешь, наберешься силы и никакая судорога не будет тебе страшна.
Поплавав механиком на разных судах Азово-Черноморского флота, Валентин решил закончить техническое образование и поступил в машиностроительный техникум на Смоленщине, при Людиновском машиностроительном заводе.
Случилось так, что он опоздал к началу занятий в техникуме. Его приняли сверх нормы, но стипендию дать не могли.
Это не остановило Валю. Он, конечно, мог бы обратиться за помощью к нам, и мы с матерью помогли бы ему. Но самолюбивый юноша решил, что он сам сможет заработать себе на жизнь. Долгое время мы даже не знали, что он остался без стипендии. Много позже, когда я спросил его однажды, почему он скрыл от нас это, Валя ответил: