…Ну вот и все… Я напоминаю себе шар, из которого выпустили воздух. Я так долго ждал. И теперь, когда фраза произнесена, - в самом первом сообщении! - глубокое равнодушие приходит ко мне.
- Поздравляю, Стивенс! - говорит Эрлих и выключает приемник.
Снимает трубку телефона.
- Бригаденфюрер у себя? Здесь - Эрлих! - Пауза. - Только что передали, бригаденфюрер! - Снова пауза. - Ах, вы сами слышали? Я приказал записать. - Еще одна пауза. И энергичное: - Само собой! Да, бригаденфюрер. Хайль Гитлер!
Трубка с клацаньем укладывается в гнездо.
- Что с вами, Стивенс?
Чужое имя режет мне слух.
- Ничего, - отрубаю я и тяжело перевожу дух.
- Понимаю… Но ведь все обошлось!
- Могли и не успеть.
Это правда; именно о том я и думал. Я не сомневался ни в Люке, ни тем более в Центре, но техника есть техника, а Лондон изрядно далеко.
- Хотите капельки, Стивенс? - насмешливо спрашивает Эрлих.
- Примите сами, - огрызаюсь я и вожусь со спичками: "Житан" никак не хочет раскуриваться.
- Ах, мадам Дюроше, что за тон! Чем дерзить, лучше поинтересовались бы, какую квартиру снял вам ваш друг Эрлих. Пальчики оближете. В центре, четвертый этаж, и окна на тихую улицу. Три прекрасно меблированные комнаты, ванная, газ, телефон…
- И слухачи на проводе.
- Само собой!
- И полдюжины побегушечников перед дверью и в заднем дворе.
- Что поделать…
- Остается предположить, что в передней поселитесь вы сами и будете спать у порога?
- За шутку такого сорта стоило бы вас наказать, но я не мстителен. И - учтите - я совсем не намерен навязывать свое общество. Предлагаю иное: прелестная горничная, она же экономка и ангел-хранитель. Ни за что не догадаетесь, кто она!
- Микки?
- Ну что за интуиция! Пинкертон и тот зарыдал бы от зависти… Хочу предупредить: у Микки один недостаток - она крайне любознательна. А в остальном просто клад: мила, покорна и домовита. С ней у вес хлопот не будет, благо, что бригаденфюрер просветил шарфюрера Больц о границах уступчивости.
"Житан" наконец раскурился, и я, полюбовавшись струйкой дыма, позволяю себе в свой черед воздать Эрлиху по заслугам.
- У вас божий дар быть сводней. Или нет?
Эрлих выпрямляется в кресле и складывает руки перед собой. Костяшки сцепленных пальцев белеют, а живой глаз, увеличенный стеклом очков, темнеет.
- Это последняя выходка, которую я прощаю… Хватит! Берите бумагу, Стивенс, и за дело! Пишите. "Я, Огюст Птижан, состоящий на службе в Сикрет интеллидженс сервис под именем Стивенса, добровольно и без нажима, руководствуясь личными соображениями, даю настоящую подписку в том, что обязуюсь постоянно информировать отдел IV-E5-5 Главного управления полиции безопасности и СД Германской империи о заданиях, получаемых мною от английской разведки, технических и иных средствах, передаваемых ею мне, и лицах, о деятельности которых в пользу стран - противниц Германской империи мне станет достоверно известно…" Да, не ошибитесь в наименовании отдела: первая цифра римская, остальные арабские… Что вам не нравится?
- Чертовски смахивает на одностороннюю перевербовку. Вот что я вам скажу!
- Без подписки Варбург не выпустит вас живым… Я все сказал, Стивенс!
Я и сам знаю, что все. Однако считаю нужным поторговаться. Англичане упрямы, и контрразведки всех стран мира осведомлены о том, что агенты СИС, как никто другой, умеют обставить свой переход на службу к конкуренту элегантным торгом.
- Вы загоняете меня в тупик, - говорю я с видимым колебанием.
- Никакого тупика! - возражает Эрлих. - Чистая проформа Вы же знаете…
- Этот документ…
- Будет похоронен в моем сейфе. Слово чести, Стивенс!
Я скриплю пером, выводя строчки. Узкий почерк с наклоном влево. Острые окончания букв. Эксперты должны удостоверить, что текст исполнен в английской манере письма. Перечитав написанное, я ставлю подпись и число. Помахиваю листком, высушивая чернила.
- Я перееду сегодня?
- Да, к вечеру. Врач осмотрит вас, а из "Бон-Марше" привезут костюм.
- Мне можно будет выходить?
- Конечно. Вас будут провожать… не мешая…
- Согласен. А теперь ответьте все же на тот вопрос, который недавно задавали вы сами: что выиграл я?
- Тс!.. Экий вы, право!
Штурмбаннфюрер выходит из-за стола и говорит, понизив голос до предела:
- В вашей новой квартире нам не помешают… Фрейлейн Больц!
Урок, как видно, был не впрок. Микки появляется в комнате с быстротой, свидетельствующей, что она не покидала коридора.
- Знакомьтесь, - говорит Эрлих безмятежно. - Огюст Птижан - ваш патрон. Лотта - ваша секретарша. Надеюсь, вы подружитесь.
Лотта Больц безмолвствует, и Огюст Птижан догадывается, что из всех врагов, с которыми он имеет дело, Микки, пожалуй, самый прямолинейный. Эрлих и здесь не промахнулся, подсовывая покупателю товар с гнильцой.
8. ФОГЕЛЬ И ЗОЛОТОЕ РУНО - АВГУСТ, 1944
Товар с гнильцой. Иначе Микки не назовешь! Белый передник и наколка не придали ей обаяния, а французские фразы, с грехом пополам складываемые ею, звучат как унтер-офицерские команды. В платье и должности полугорничной-полусекретаря Лотта Больц продолжает чувствовать себя шарфюрером СС - личностью, принадлежащей к касте господ. Кажется, она всерьез удивляется, почему Огюст Птижан не испытывает священного трепета, когда она по утрам бесцеремонно входит в спальню и сдергивает одеяло со словами: "Вставайте к завтраку!" В первый раз я вежливо посоветовал ей стучать, прежде чем входить, а во второй сообщил, что если она не последует совету, то мне придется пустить в ход брючный ремешок. Это был единственный случай, когда Микки засмеялась.
- Лотта, - сказал я назидательно и поднял палец, - вы не боитесь остаться без места? Любое терпение имеет пределы и, видит бог, я дам вам расчет.
Ответа не последовало, и я принялся размышлять, кем была шарфюрер Больц до поступления в отдел Варбурга? Служила в "Организации немецких девушек" или в концлагере?
При всех недостатках Микки далеко не глупа. У нее хватает ума не спорить в открытую, а в части практической сметки она даст фору экономнейшей из французских домоправительниц. Завтраки, приготовленные ею точнейшим образом соответствуют моему аппетиту: когда я встаю из-за стола, на тарелках не остается ни крошки, но в то же время я при всем желании не втиснул бы в желудок и кусочка сверх отмеренной Микки порции… Покончив с завтраком, Микки принимается за уборку: квартира вылизывается до блеска, кухонная утварь надоаена и сияет; чехлы на мебели сидят, как мундир на сверхсрочнике.
Веник и щетка сменяются на спицы - все свободное время шарфюрер Больц вяжет носки и напульсники. Образцовая немецкая женщина; "кухня-дети-церковь" Лицо ее разглаживается и становится нежным и юным; она почти красива, когда орудует спицами, нанизывая петли. "Жениху - спросил я. - У вас есть кавалер, Лотта?" Микки не сразит удостоила меня ответом. "Для наших солдат!" - сказала она, обойдя вопрос о женихе.
Дважды в день звонит Эрлих, и Микки преображается.
- Да, штурмбаннфюрер! Все в порядке, - рапортует она, стоя навытяжку перед телефоном - Нет, он ни на что не жалуется… Да штурмбаннфюрер!
Рука моя никак не хочет заживать. Багровые бугры, вздувшиеся на месте содранных ногтей, сочатся сукровицей и гноем. Гаук, озабоченно сморщившись, накладывает новые повязки и делает обезболивающие уколы. Без них я не мог бы спать… Повязки дурно пахнут; пальцы все больше и больше распухают, и у меня закрадывается мысль - не гангрена ли это?
- Пустяки, по обыкновению ржет Гаук, обнажая желтые прокуренные зубы. - В крайнем случае оттяпаем пару кусков мяса, и дело с концом.
Он приезжает вечером с лицом, розовым от выпивки. Штатский костюм сидит на нем мешковато, шляпа заломлена на затылок. Распутывая бинты и манипулируя шприцем, он не снимает черных перчаток. По-видимому, у гауптштурмфюрера СС доктора медицины Гаука свои представления об антисептике.
Ближе к ночи появляется Эрлих. Микки вносит машинку - портативный "мерседес", и я третьи сутки подряд диктую отчет о своей работе в СИС. Там, где Огюсту Птижану не хватает знаний, он не без успеха прибегает к фантазии, в результате чего, например, невинный номер "А" в бельэтаже отеля "Анфа" в Касабланке превращается в конспиративную квартиру резидентов СИС в Алжире. Особенно интересует штурмбаннфюрера все, что касается функций "французской секции" Сикрет интеллидженс сервис и МИ-9 - организации, занятой агентурной работой на континенте. Я как могу удовлетворяю его любопытство, стараясь вставить в отчет побольше конспиративных кличек. Джон, Джек, Майкл, Харви - эти имена и приметы лиц, коим они принадлежат, занимают не один абзац в многостраничном романе, сочиняемом Огюстом. Единственно, где я избегаю выдумок, это в рассказах о руководстве: с джентльменами, стоящими во главе СИС, на Принц-Альбрехтштрассе должны быть знакомы… За номер "А" и всяких там Джеков я не боюсь. Ответ из Алжира от резидентуры РСХА придет в лучшем случае через несколько недель; что же касается кличек, то, хотя гестапо и известны основные фигуранты Интеллидженс сервис, работающие по Французской зоне, никто не может поручиться, что Огюста Птижана инструктировали именно они, а не чины разведки из других отделов. Все же я стараюсь как можно меньше касаться Лондона, сведя свое пребывание в нем к краткому периоду - две недели… Эрлиха как будто бы все устраивает. Он слушает, почти не прерывая, однако после его вопросов Птижан всякий раз чувствует себя так, словно только что погулял на краю пропасти.