- А потом, как пошла я за армией, бросила старый псевдоним - чорт с вами: берите меня Королевой Безле!.. Только в Омске чуть скандал грандиозный не вышел. Кутила я с красильниковцами. Ребята денежные, щедрые, только хамы уж очень. Все шло отлично, как следует, да подвернись штабной какой-то. Пьяный уж, мокренький откуда-то прикатил. Услыхал, что меня королевой все называют, взбеленился: "Не позволю, говорит, чтоб величество оскорбляли!.. Изрублю!.. Большевики!" и полез с шашкой. Еле уняли его... успокоился... А утром - вызвали меня к коменданту, допрос: почему королевой именуюсь? Откуда такая королева Безле?.. Вот умора!.. Монархисты!..
Как-то уж в этом походе по таежным проселкам Королеву Безле спросили:
- А ты не монархистка, королева?
Женщина вскинула голову, подперла руками мощные бока и гордо ответила:
- Нет!.. Я - революционерка!..
Полупьяные офицеры посмеялись шутке, но женщина обиделась.
- Вы не гогочите!.. Я - серьезно... Я ведь вас всех ненавижу! Всех!..
Королеву одернули, прикрикнули на нее, пригрозили:
- Если-б ты не пьяная, да не женщина - так живо попала бы в расход!..
А позже, уже под утро, когда Королева Безле укладывалась в своей избе спать, Желтогорячая, превозмогая тяжелую сонливость, сказала ей.
- Вот ты, Маша, всегда меня ругаешь, что я задираю офицеров - а ты? Разве так можно?.. Ты знаешь на что они способны?..
- Я знаю, - вяло сказала Королева. - Я, Лидуша, не сдержалась... Во мне ведь все кипит... Я и не рада, что увязалась с ними... Я, Лидуша, ненавижу их...
- За что их любить? - зевнула Желтогорячая. - Нам если любить кого, надолго ли нас хватит...
- Нет, я не про это. Я их ненавижу за все их повадки; за злобу ихнюю... Как они, Лидуша, с крестьянами расправлялись!..
- Ну, - еще раз зевнула Желтогорячая (разговор какой неинтересный; спать хочется) - так ведь то красные... большевики. Как же иначе?
- А они хуже большевиков! Хуже! - вспыхнула Королева и грузно завозилась на постели. - В тысячу раз хуже!..
- Тише ты, сумаcшедшая! - оробела Желтогорячая - и сползла с нее сонливость. - Совсем ты, Маша, сдурела!.. Тише!..
- Не бойся... никто не услышит... А веришь ли, - не лежит у меня сердце дальше с ними тащиться... Куда мы тянемся, зачем?..
- Ну-ну! Не глупи! Доберемся до Читы, а оттуда в Харбин... Там такие шантаны! Там иностранцев полно!.. Сама же все радовалась...
- Не знаю я теперь... Дико у них... Донесем ли мы, Лидуша, кости целыми до Харбина?..
- Посмотрим... Давай лучше спать...
6. Разговор практический.
- Георгий Иванович, вы сами допрашивали часовых?
- Сам, господин полковник!
- Ну и?..
- Сначала отпирались: "Знать ничего не знаем!" - а когда я принажал, один разнюнился: "Простите! на деньги позарился! на золото!.." Я спрашиваю: "Откуда узнали, что деньги в ящиках?" - "Ребята, говорит, болтали..." - "Какие ребята?" - "Да, почитай, весь обоз!"...
- Вот как!..
- Да, очевидно, все разнюхали...
Полковник Шеметов нервно прошелся по избе и помолчал. Адъютант, остро поглядывая на него, следил.
- А ведь это неладно! - озабоченно сказал полковник. - Как вы, Георгий Иванович, полагаете?
- Куда уж тут ладно!.. Весь отряд узнает - большие могут нам быть, полковник, неприятности... И так люди ненадежны, болтают... Было несколько случаев дезертирства... Вчера арестовали подозрительного типа, на жида смахивает...
- Расстреляли?
- Разумеется...
Снова помолчали. Полковник щелкнул портсигаром, угостил адъютанта папироской, сам взял. Закурили.
- Какие меры, по-вашему, помогли бы? - затянувшись и окутав себя дымом, спросил полковник.
- Какие?.. Нужно, по-моему, деньги из ящиков переложить в другое место.
- Ну, а там, в другом месте, не разнюхают разве?.. Нет, это не план.
- Простите, полковник, нужно найти такое место, где бы не разнюхали.
- Но какое?..
- Подумаем... Найдем.
- Подумайте.
В избе было жарко. На крашеном деревянном столе ярко горела штабная лампа-молния. Где-то за стеной, на хозяйской половине гудели голоса. За заиндевелым окном грудилась морозная голубая ночь.
Адъютант прошелся по избе и мягко (чуть-чуть согнув ноги в коленях) сел на скрипучую табуретку у стола. Полковник полулежал на диване. Над ним весь угол был заставлен, занавешан иконами. Табачный пахучий дым тихо плыл вздрагивающими, вьющимися лентами: над огнем, над головами, возле иконописных ликов.
Нарушая неожиданно молчание, адъютант перегнулся (тонко скрипнула табуретка) к полковнику и вяло улыбнулся:
- Я, собственно говоря, полковник, уже составил план... Я только боюсь, что вы из предрассудка откажетесь от него...
- Что такое? Какой план? - оживился полковник. - Если хороший - валяйте смело!
- План хороший! - снова покривил адъютант губы вялой улыбкой.
- Ну!?
Адъютант встал с табуретки, прошелся, остановился перед полковником:
- Видите ли... С нами следует при почетном карауле тело подполковника Недочетова... В условиях войны вообще не полагается пускаться в такие сентиментальности, но вдова полковника настояла, и мы принуждены были взять труп с собою... Мертвым, собственно говоря, все равно где гнить. А гроб - место надежное...
- Что такое? - вскинулся полковник, перебивая адъютанта. - Вы полагаете...
- Виноват, полковник, - вот вы и недовольны... Я предупреждал...
- Но, постойте, постойте! Что же вы это предлагаете?.. Положить к мертвому в гроб...
- Нет, не к мертвому, а вместо мертвеца... Вместо мертвеца!..
- Фу-у! какая гадость!..
Полковник взволнованно встал на ноги и ненужно застегнул пуговицы своего френча:
- И как вам, Георгий Иванович, такая гадость в голову пришла?
Адъютант снова вяло улыбнулся и промолчал. И когда полковник, немного успокоившись, опустился на диван, он выпрямился, ловко составил (хотя и в валенках) каблуки вместе, носки врозь и деревянно, по-военному, отчеканил:
- Честь имею кланяться, господин полковник!
- Постойте, погодите, Георгий Иванович! - болезненно поморщился полковник и растерянно поершил коротко остриженную голову. - Не торопитесь...
- Слушаюсь!
- Ах, оставьте этот тон, Георгий Иванович! - с кислой гримасой произнес полковник. - Говорите толком, советуйте... Разве нет иного выхода?..
- Нет, полковник!..
- Решительно никакого?..
- Решительно!..
- Но, боже мой!.. Как решиться... Нет, нет! Это так... недопустимо! Это прямо кощунство!..
- Ничего подобного, полковник. Это только крайнее средство. На войне - как на войне.
- Но, как практически?.. Как, наконец, быть с вдовой? Она такая решительная дама!
- Предоставьте это дело мне, полковник. На мою ответственность.
- Ах, голубчик! Я, право, не знаю, как быть... Это так необыкновенно, так неприятно...
- Это необходимо, полковник. Совершенно необходимо!..
7. Панихида.
Валентина Яковлевна, вдова, была тревожно изумлена, когда вечером на стоянке в большом селе гроб подполковника был перенесен в обширный амбар, из которого выкинули крестьянский скарб. И когда ее не пустили в этот амбар (куда зачем-то перенесли и зеленые ящики), она кинулась к полковнику. Но полковник был занят и ее не принял. Вышел к ней адъютант, любезный, ласковый, обходительный.
- Не беспокойтесь, сударыня! Мы решили дать передохнуть караулу и объединили два поста в один. На следующей стоянке все будет по-старому.
- Но почему меня не допускают к гробу?
- По уставу. Посторонним ни в коем случае нельзя быть возле охраняемого ценного полкового имущества...
- Там тело моего мужа! - вспыхнула вдова.
- Там ценные документы, сударыня, и мы не вправе нарушать устав...
Адъютант был любезен, учтив, предупредителен, но в серых глазах его крылось непреклонное, неумолимое. Женщина молча повернулась и ушла.
Рассказывая об этом полковнику, адъютант озабоченно щурил глаза.
- Вы думаете - она о чем-нибудь подозревает? - встревожился полковник.
- Нет... но вообще барынька хлопотливая... Задаст еще она нам беспокойства!
- Что же делать?
Адъютант усмехнулся:
- Надо доделывать дело до конца.
- Как?
- Не мешало бы завтра пораньше перед выступлением панихиду по болярину Недочетову соорудить...
- Циник вы!.. Ах, какой циник!
- Я говорю серьезно, полковник. Это убило бы всякие подозрения и у барыньки и у других.
- Я не могу согласиться на это, Георгий Иванович!
- Вы должны согласиться... Представьте, что вдова сама захочет...
- С вами невозможно спорить!
- Я прав, полковник! Вы сами понимаете, что я прав...
Утром (серый зимний рассвет только-только разгорался) молодцеватый полковой поп со стариком деревенским налаживались в плохо топленой церкви служить панихиду. Пришли господа офицеры, наряжена была воинская часть. Явились женщины: вдова и среди других Королева Безле и Лидка Желтогорячая. У полковника разболелась голова, он в церковь не пришел.
Накадили густо ладаном, запели. Вдова опустилась на колени возле гроба.
Желтели огоньки свечек. Шелестели шаги, сипло звучали слова молитв; в толпе кашляли, сморкались.
Адъютант стоял впереди остальных (немного сбоку вдовы), затянутый, строгий и торжественный, как на параде (только валенки портили весь шик). Он умеренно, но неторопливо и набожно крестился. Он не глядел по сторонам и весь, казалось, ушел в службу.