И в этот же день был сколочен крепкий гроб, обит черным сукном (из запасов штаба), изукрашен крестом из позументов. В гроб положили подполковника Недочетова, осветили свечками, упокоили молитвами (при отряде шел молодой молодцеватый поп), а потом гроб с телом уставили на розвальни, приставили почетный караул и вместе со всем нужным и ненужным скарбом отряда повезли по узким, бесконечным, незнаемым дорогам.
За гробом, укутанная, неподвижная, молчаливая, поехала Валентина Яковлевна, вдова.
В штабе посердились, поворчали.
- Фантазия!.. Везти труп бог знает в какую даль?.. Можно было-бы похоронить с честью в пути - и дело с концом!.. Подумаешь - какие нежности!
Но нашелся кто-то хитрый, предусмотрительный, умеющий постигать вещи в самой сущности их.
- Нет, не скажите, - заметил он: - это даже очень хорошо, это дает некоторое, знаете ли, настроение: боевой отряд, трудности похода, а между тем - останки героя не брошены, а бережно охраняются в родной боевой семье... Это многого стоит!..
В штабе фыркнули, покривились, но к словам этим прислушались, подумали - и усилили почетный караул у гроба подполковника Недочетова.
Вдова гуще сдвинула тогда брови и сухо пошевелила тонкими обветренными губами.
На стоянках сани с гробом вкатывали под навес того двора, где останавливался штаб (тоже как отличие мертвому), и вдова долго оставалась на морозе возле коченеющего в гробу мужа и только со второй сменой уходила коротко вздремнуть в отведенную ей избу.
Часовые зябко переступали с ноги на ногу, и тоскливо ждали смены. Изредка они поочередно (их было двое) притуливались к саням, устраивались у гроба и воровски, оглядно дремали. Они порою перекидывались замечаниями, ворочали ленивые мысли. Со всех сторон зимней ночи ползли на них шумы: длинное тело неуклюжего, многоголового отряда дышало разноголосо, многозвучно. Лаяли потревоженные собаки. Их пугало многолюдье. Они убегали за огороды и оттуда злобно рычали и повизгивали.
4. Ночью.
Со всех сторон ползли шумы. Но в душные избы, где пылали свечи, где фыркал желтый самовар и в клубах пара трепетали тени, эти шумы не вползали: там зарождались, крепли и ширились свои шумы и грохоты.
У адъютанта штаба, занимавшего избу вместе с двумя другими офицерами, хохотали и взвизгивали гостьи: Лидка Желтогорячая и Королева Безле. Лидка Желтогорячая взгромоздилась на колени к адъютанту и поила его ромом из чайного стакана. Адъютант поматывал головой, захлебывался, но жадно пил. Лидка взвизгивала, наклоняла низко голову к подобранным коленям; обнаженные ноги желтели, поблескивало кружевное белье.
Королева Безле сидела на скамейке между двумя офицерами, которые сосредоточенно и молча мяли ее пышные груди, хлопали по широким бедрам, мясистым коленям и силились расстегнуть тугой лиф.
Адъютант выпил ром, утер рукой рот и спихнул со своих колен Желтогорячую, которая, остро вскрикнув, забарахталась на полу.
- Нахал ты? - полушутя (а в глазах зеленые искорки!) ругалась она. - Офицер, а никакого понятия!.. Разве так с женщинами обращаются!..
- Да ты вовсе не женщина? - похохотал один из офицеров. - Ты, наверное, никогда женщиной и не была!..
Желтогорячая поднялась с полу, подперла бока руками и вызывающе оглядела всех.
- Ты, поручик-голубчик, не задавайся!.. Я, милый, и сама знаю, что проститутка... Да не тебе о том судить...
Вялая толстая Королева Безле беспокойно повозилась, поерзала на скамейке и сдобно сказала:
- Перестань, Лидуша!.. Не порти веселья господам офицерам...
Адъютант тяжело поглядел на обеих женщин - сначала на толстую, потом на Лидку Желтогорячую - и зло оскалился:
- То есть, это как - не ему о том судить?.. Объясни-ка, тварь!?
Королева Безле отпихнула от себя обоих офицеров и стремительно двинулась к адъютанту.
- Жоржинька! - ласково и увещевающе проворковала она и положила обнаженные пухлые руки ему на плечи. - Не знаешь, разве, ты? Лидку, болтушку эту... Спроста это она! Так, с дуру...
- С дуру, - пробормотал адъютант и потерся плохо бритой щекой о вялую, припудренную шею Королевы Безле. - Пусть поменьше дурит... Поменьше...
Лидка села на место толстой, между двумя офицерами, а Королева притиснула адъютанта к стенке и тяжело опустилась вместе с ним на широкую лавку.
За дверью кто-то повозился. Она скрипнула, приоткрылась, в избу заклубились морозные дымы. Вошел солдат.
- Тебе что? - раздраженно спросил адъютант, отваливаясь от женщины.
- Так что его высокоблагородие господин полковник Шеметов изволили приказать звать вас в штаб...
- Зачем?
- Не могу знать.
Адъютант нехотя поднялся, разыскал свой полушубок, опоясался ремнями, пристегнул шашку, маузер. Ушел.
Желтогорячая выждала, когда закрылась за ним дверь, и злобно кинула.
- Форсит Жоржинька, а перед Шеметовым хвостом бьет... Задницу ему лижет... Герой!..
Оба офицера захохотали. Но толстая недовольно сморщила маленький носик (смешной такой на полном рыхлом лице) и укоризненно покачала головой.
- Язычёк же у тебя, Лидуша! Перестала бы... Ни к чему это.
- Пусть он не задается! - разжигая в себе гнев, упрямо огрызнулась Желтогорячая. - Все знаем, какой он супчик. Только интригами, да плутнями держится, а туда же... Сукин он сын, а не офицер!.. Да и вы, - обернулась она к хохочущим офицерам: - сволочи, а не офицеры!..
- Перестань! - миролюбиво сказал поручик. - Перестань лаяться!
- Полайся, полайся! - вспыхнул второй офицер (молоденький тонкоусый). - Недолго ведь - разложим, да поучим ремнями!..
Желтогорячая покривилась (еще бы крикнуть обидное что-нибудь!), смолчала и пошла к столу, где в беспорядке валялись закуски, где раскрошен был хлеб и пролито вино.
Было тихо в избе (офицеры устало жались к толстой, Желтогорячая, пьяная, прислонилась к столу; ночь поздняя стояла), когда, треснув дверью, вошел адъютант. Он сердито сбросил с себя ремни, оружие, кинул полушубок на лавку и по-хозяйски, властно сказал:
- Вы, феи, отправляйтесь-ка к чертям!..
Женщины встали, двинулись к своим шубам, шалям. Стали молча одеваться.
Поручик, недовольно усмехнувшись, спросил:
- Что-нибудь случилось?.. Зачем звал?..
Адъютант оскалился (такая неудержимая привычка была: скалить крепкие белые зубы в гневе) и нехотя:
- Опять у замков часовые возились... у ящиков...
- У зеленых? - встревожился поручик.
- Ну да, с архивом...
Желтогорячая неискренне, деланно захохотала.
- Ты чего? - обернулся к ней адъютант.
- Да смешно мне!.. "С архивом?" Кому вы очки втираете?.. Денежки там в ящиках-то! Золото!..
Адъютант быстро шагнул к Желтогорячей и крепко схватил ее за руку. Женщина вскрикнула и присела от боли.
- С архивом! Понимаешь: с архивом?.. - тиская и закручивая ей руку, приговаривал он. - Так и запомни: с архивом?.. А если еще будешь болтать - так отправлю к тем... к часовым...
5. Королева Безле.
Когда пьяная, кутящая компания уставала от хмельного веселья и едкая, опасная (таящая в себе взрывы) тоска наползала на кутящих, было одно средство взбодрить, пришпорить разгул: заставить толстую рассказать, когда и почему прозвали ее "Королевой Безле".
Она сразу наливалась кровью, свирепела, отдувалась. Она сначала сердилась и поглядывала на всех исподлобья, враждебно. Но ее улещивали, ее уговаривали, к ней подыгрывались.
- Ну же, голубушка, плюньте на все, берегите здоровье! Расскажите про того нахала...
И она сдавалась.
- Сволочи вы все мужчины, - укоризненно качала она головой. - Уж такие сволочи!.. Я, думаете, не понимаю? Я все очень даже хорошо понимаю... Я тогда девчёнкой была. У меня, ведь, отец прокурором был. Если-б не мужчины - я бы теперь какая грандам была!.. Меня поручик один скрутил... Ну, да это не главное... А вот, когда я в Самаре в кафешантане выступала, я в гусарском ансамбле очень даже большой успех имела... В ментике, в трико, сапожки...
- Это с твоими-то ляжками, Королева Безле?!.. Хо-хо!..
- Вас ляжками-то только и проберешь, гады!.. Не буду рассказывать!..
- Ну-ну, голубушка! Не будем больше, не надо, господа, перестаньте!..
- Да... Успех у меня был большой... И устроили интеллигенты бал. Доктора, адвокаты, два писателя... Кабинет большой заняли, сервировка, цветы. Меня - хозяйкой бала. Я - представительная, интересная... Пили, шалили. А тут писатель один, газетный, бумагомарала проклятый, вьется вокруг меня, гадости всякие шепчет. Потом, когда речи стали говорить, застучал ножиком по тарелке: "Хочу, говорит, речь в честь Марии Вечёры" (это у меня псевдоним такой был шикарный). Ну, встал; я обрадовалась. Он начал - городил, городил - смешное да веселое, а потом: "Подымаю, говорит, тост за нашу очаровательную, породистую Королеву Безле". Зааплодировали все, меня поздравляют, хохочут: "Королева Безле! Королева Безле!" Так до конца ужина. Под конец кто-то и спроси: "А это что-же за королева такая Безле? историческая?" Хохочет негодяй: "Да, да, - говорит, - историческая!" А доктор один смеялся, смеялся, прищурил глаза и говорит: "А ну-ка, разберите что это будет: "Королева без ле?" Как это он раздельно сказал - все сразу и сообразили: без "ле" королева - это корова!.. Я тогда заплакала даже от обиды. Вот какой негодяй!..
- Ну, а потом?