Бандеровцы зыркнули на старшого и примостились на краешки стульев. Ченцов не думал оправдываться перед ними. Нет! Он всю жизнь верой и правдой служил родной власти и безгранично был убежден в чистоте ее решений. То же, что не умещалось иногда в его понятие правоты, он относил к собственной политической незрелости, недостаточной образованности. Будто существуют правда высшая и правда сермяжная. И ради одной необходимо жертвовать другой. Но как представитель власти, Ченцов чтил закон. Знал, что амнистия - государственный акт, безоговорочно подлежащий исполнению, хотя душа его не могла так запросто простить сидящих перед ним людей. Слишком сильна была в нем боль за Цыганкова, за тех семнадцать парней, что навечно лежат теперь под краснозвездной пирамидой на городском кладбище, за многие поруганные и покалеченные судьбы, разрушенные семьи.
- Советская власть здесь ни при чем, - глухо проговорил подполковник. - То, что с вами произошло, - преступное недоразумение. Сотрудник, допустивший в отношении вас превышение власти, будет привлечен к строгой ответственности… А вас после оформления протоколов отпустят домой.
- Када? Лет через десять?
- Сегодня, - хлопнул по столу Ченцов.
Бандеровцы зашикали на возразившего. Не сводили глаз с телефонного аппарата в руках Василия Васильевича. Тот вызвал следователя Семкина, а когда тот показался в дверях, приказал:
- Прошу вас сегодня же оформить материалы по амнистированию на этих четырех граждан.
Бывшие бандеровцы повскакивали с мест, наперебой сыпали словами благодарности. Ченцов коротко попрощался с ними. Ватными, негнувшимися ногами доплелся до этажерки. Плеснул в стакан валерьянки.
- Приляжете, товарищ подполковник? Вы белый как стена. - Ченцов и не слышал, как в кабинет вошел Медведев.
- Ничего, сейчас все пройдет. Привезли попа?
- Так точно. Будете присутствовать на допросе?
- Буду. Только дай немного отдышаться.
Медведев вышел, а Ченцов прилег на диван и закрыл глаза.
Сон был коротким и отдыха не дал. Ему снилась больничная палата. Белые стены, белое постельное белье. Но еще белее было лицо у его жены Ульяны. Во всем ее облике сквозила отрешенность. Она не узнавала мужа. Ченцов суетился у постели, неловко пытался обнять Ульяну за плечи, но ему это никак не удавалось. Вдруг он почувствовал, что в его объятиях не жена, а снежинка, которая тает, тает…
- Это я, я, - звал он. - Куда ты, Ульяна? Я принес тебе апельсин.
- А я хочу наших яблок, - услышал он чужой далекий голос.
- Будут тебе и яблоки. Я все достану. - И вдруг вспомнил: - А нам с тобой новую квартиру дали!
- Я знаю, какая меня ждет новая домовина…
Ченцов хотел громко возразить и проснулся. Жутко болела голова. Часы показывали полдень., "А ведь я еще не завтракал", - вспомнил Василий Васильевич.
* * *
Обедать Ченцов пошел вместе с Медведевым в железнодорожную столовую. Столики были заняты. У раздаточного окошка тоже вытянулась очередь. Пахло кислой капустой и борщом. Звенели алюминиевые миски и ложки. Громко щелкали костяшки счет буфетчицы.
- Следующий, - кричали на раздаче. - Что? Пять кусков хлеба? Да вы рехнулись! По норме положено три. Следующий!
- Что-то народу сегодня многовато, - растерянно проговорил редко хаживающий по столовым Ченцов.
- Может, вернемся в отдел, - предложил Медведев. - У меня сало есть, хлеб. Чайку скипятим.
Но их уже заметили. Из дальнего угла им махал рукой демобилизованный солдат с заметным шрамом на лице.
- Здравия желаю, товарищ подполковник! - Мужчина звал их за свой столик, подставляя к нему свободные стулья. - Не узнаете меня? Сидорук я, из Копытлово. Вы у нас на сходе выступали.
- Здравствуйте, товарищ Сидорук.
- А я ведь к вам ехал, товарищ подполковник, - обрадованно заговорил знакомый. - Не поверите?
- Решились председательствовать? - улыбнулся Ченцов.
- Какое там! У меня и грамотешки-то всего три класса. Желаем мы с хлопцами обратиться в окрестные села - организовать сельский батальон добровольческий и вместе с вашими солдатами выступить против банды. Всем миром навалиться и порешить их. Такое дело.
- А к нам-то что ж, за разрешением?
- За оружием! Люди согласные. Земля ждет, крестьянству работать надо. И так, чтобы без оглядки.
- Верные ваши слова, товарищ Сидорук. - Ченцов с удовольствием пожал фронтовику натруженную руку. - Обязательно поможем вам. Приходите к четырем часам, я дам нужные распоряжения.
Нежданная встреча с Сидоруком вернула Василию Васильевичу хорошее настроение. Поэтому, наверное, хмурое и озабоченное лицо оперуполномоченного Семкина сразу привлекло его внимание. Ченцов знал молодого лейтенанта балагуром и весельчаком.
- Что случилось, товарищ лейтенант?
Вместо ответа Семкин протянул телеграмму. Подполковник прочитал: "Мать в больнице, тяжелая, приезжай. Соседка баба Паша". Мать лейтенанта всю страшную блокаду Ленинграда проработала на токарном станке в холодных корпусах Балтийского завода, хотя по профессии была библиотекарем. И без того слабая здоровьем, женщина с трудом пережила блокаду. Изможденная, она так и не смогла поправиться.
- Я понимаю, товарищ подполковник, - словно винясь, проговорил Семкин, - сейчас никак нельзя. Каждый человек на счету…
Ченцов вспомнил слова Груздева. Однако спросил:
- Четырех дней тебе хватит?
- Постараюсь, товарищ подполковник. - Семкин с трудом сглотнул подступивший к горлу ком.
- Тогда езжай, Боря. Поклонись от меня матери.
Медведев уже начал допрос попа копытловской церкви Авраама Григорьевича Единчука. Но похоже было, поп сам наседал на следователя.
- На каком основании вы доставили меня в карательное заведение? Чего держите взаперти невинную Душу?
- Я хочу, чтобы вы сознались в пособничестве бандитам, - спокойно убеждал его следователь. - Притом сознались добровольно. Как говорят вашим языком: очистили душу от греха.
- Ничего у вас не выйдет, - как на углях, вертелся поп на казенном табурете. - Архиерей уже узнал о моем незаконном заточении. Не сегодня-завтра он доложит вашему начальству, и вас взгреют за самоуправство. Супостаты!
- Жаль, гражданин Единчук, - подключился к допросу Ченцов. - Не хотите сами исповедоваться, исповедуем вас при помощи свидетелей.
По звонку следователя в кабинет доставили дьякона Митрофана Гнатюка. Дьякон заметно похудел и осунулся с лица. На копытловского попа не глядел, хотя тот сверлил его глазищами.
- Вы знакомы? - спросил Гнатюка Медведев.
- Да. Авраам Григорьевич, как и я, выполнял задания Сидора по сбору средств от прихожан для банды.
- Одумайся, грешник! - Попа бросило в пот. - В аду сгоришь, отступник! Свят, свят, спаси и помилуй меня, дева Мария! - И вдруг зарыдал навзрыд, запричитал - Гад, ползучий! Свиное рыло! Предатель!
Несколько минут ждали, пока святой отец успокоится. Медведев налил стакан воды, подал ему.
- Продолжим, - холодно сказал Ченцов. - Где и при каких обстоятельствах вы встречались?
- В основном в усадьбе лесника Пташека. Я и отец Авраам привозили туда на возах продовольствие. Там же встречались с Сидором. - Дьякон украдкой заглядывал в протокол.
- Не трудитесь, - не удержался от усмешки Медведев. - Я потом дам вам прочитать.
- Как часто вы привозили продукты?
- Аккуратно, раз в две недели.
- Единчук сам доставлял поклажу?
- Нет. Подводой правил его пономарь, который, сказывают, пропал неизвестно где. Может, утоп по пьяному делу.
- Это Авраам Григорьевич хотел, чтобы его пономарь исчез бесследно на некоторое время, - Медведев достал из-под стола черный хорошей кожи саквояж. - Сложил батюшка "приданое" в этот чемоданчик да и отправил верного человека по одному адресочку.
- Откуда он у вас? - Плечи служителя церкви безвольно обмякли.
- Из лесу, вестимо, - хохотнул Медведев.
Но Ченцов строгим взглядом пресек его веселье. Пододвинул к Единчуку лист бумаги и ручку.
- Дальше сами опишите или нам продолжать?
- Ваша взяла…
Два дня он письменно излагал свою историю: преступную деятельность против советской власти, связь с бандой и центром оуновцев за границей, указал адреса явок, пароли, назвал активных пособников бандеровцев в Копытлово. Ченцов тут же взял в прокуратуре ордера на арест указанных лиц.