* * *
Капитан Костерной со взводом солдат МВД на двух машинах въехали в Копытлово под вечер. Деревенское стадо уже пригнали, и недоенные коровы призывно мычали по дворам. За плетнями то и дело мелькали бабы с подойниками.
- Гляди, как мы успели, аккурат парного напьемся, - ни к кому не обращаясь, проговорил шофер грузовика.
- Сейчас визг подымут, не до молока будет, - ответил сидевший рядом с ним оперуполномоченный лейтенант Петров и высунулся из кабины, крикнул в кузов:
- К сельсовету?
Капитан Костерной всегда ездил в кузове, положив автомат на кабину грузовика.
- Давай прямо по улице, - показал он Петрову, - у последнего колодца - направо. Там сразу встанешь.
А сам подал знак второй машине свернуть налево.
Хотел разом оцепить село из конца в конец. Но не успели они свернуть у колодца в проулок, как к "студебеккеру" подбежал командир здешнего отряда самообороны Сидорук.
- Стойте! - замахал он руками. - Там бандиты.
- Сам видел? - Костерной спрыгнул на землю.
- Хлопцы мои побачили. Пятеро их. Пошли в хату до Микуленко.
Фамилия Микуленко стояла в списке подлежащих аресту первой. Костерной подозвал Петрова.
- Бери солдат и оцепляй дом, - приказал он лейтенанту. - Без команды не стрелять. Вторая машина отрежет им путь к лесу. А ты, - обратился он к Сидоруку, - собирай свой отряд и огородами веди его за озеро, на случай, если бандиты попытаются уйти камышами.
- Дюже тонко там, - засомневался Сидорук.
- Жить захочешь, пройдешь. Выполняй, командир, приказ.
Озеро за селом когда-то было огромным, но война разрушила плотины, вода ушла, а заболоченные берега густо заросли камышом и осокой. Трава высокой зеленой стеной подступала и к задам подворья Микуленко. Жил бандитский прихвостень зажиточно. Дом - крепость. Метровый цоколь из дикого тесаного камня, толстенные стены из пористого ракушечника. Чердак со слуховыми окнами на все четыре стороны. Вокруг дома - крепкие постройки из того же ракушечника, высокий каменный забор. Вдоль него незаметно и залегли солдаты Костерного.
- Микуленко! - Капитан кричал так, что, казалось, слышало все село. - Твой дом окружен. Предлагаю тебе и всем, кто в доме, сдаться.
Видимо, появление солдат было для бандеровцев полной неожиданностью. В доме долго молчали.
- Даю пять минут на размышление и начинаю штурм, - повторил Костерной.
Тоненько звякнуло стекло под крышей, и из дома гулко ударила автоматная очередь. И тут же вторая, третья.
- По окнам огонь! - приказал Петров.
Со всех сторон, не жалея патронов, солдаты полоснули по окнам и входной двери. Со звоном вылетели стекла, посыпалась штукатурка. В доме тоже что-то падало и билось.
- Прекратить огонь! - подал команду Костерной и еще раз предложил бандитам сдаться.
Жалобно завизжала входная дверь, и к сараю пробежали две женщины с детишками на руках. Дверь в доме снова захлопнулась.
- Не желают добром, - Костерной заскрежетал зубами. - Давай гранатами.
Снова ливень свинца обрушился на стены дома, и под его прикрытием человек пять солдат во главе с лейтенантом перепрыгнули через забор и стали забрасывать окна и дверь гранатами. Внутри дома вспыхнуло, забушевало пламя, столбом поднялось к чердаку и с грохотом сорвало крышу. В несколько минут огонь уничтожил здание.
- Бензин! - пояснил подошедший к капитану Петров. - Видимо, прятали в подвале запасы топлива. На нем и спалились.
- Хорошо хоть женщины с детьми уцелели, - покачал головой пожилой солдат. - Душегубцы!
- Куда ж им теперь? - спросил Петров.
- На кудыкины горы, - обозлился Костерной. - Пусть соберут все, что могут, а ты их доставишь в город на пересыльный пункт.
И, взяв четверых солдат, зашагал прочь, по другим адресам.
- Поняли? - спросил Петров пожилого солдата.
- Чего ж тут не понять, - пожал тот плечами.
- Ну, так выполняйте!
* * *
Посланная Сидором команда на новом месте за несколько дней вырыла пять схронов. Уже стали забирать стены бревнами, как пришло распоряжение свернуться и к вечеру всем прибыть на базу.
Боярчук работал вместе с Ходаничем и Жабой, тем самым подслеповатым парубком, который размещал Бориса в день его прибытия в банду. Несмотря на внешнюю рыхлость, Жаба обладал завидной физической силой. Неторопливо вгонял он лопату в жирную глину, поддевал изрядный кусок и размеренно выбрасывал его наверх.
Без роздыху снова вгонял лопату в грунт. И так мог работать без устали часами. Но уж когда садился покурить, когда скручивал самокрутку толщиной в палец, то никакая сила не могла заставить его изменить выбранную позу, пока не затекали спина или ноги. Тогда он, жмурясь, спрашивал, ни к кому не обращаясь: "Не пора ли размяться?" и брался за лопату.
- Как звать-то тебя, богатырь? - спросил его Борис как-то.
- Жаба, - безразлично отозвался тот.
- Я про настоящее имя спрашиваю.
- Настоящее я и сам забыл.
Сказал и вздохнул так, что у Боярчука заныло под ложечкой. А на другой день, будто мимоходом, обронил, скривя губы в немыслимой ухмылке:
- Михаилом меня нарекли. Чудно, право!
- Что же здесь странного?
- Да что ты вспомнил! И на кой бис тебе это?
- Не телок же ты, чтобы по кличке звать.
- Тут все телки, окромя волков.
И опять непонятно ухмыльнулся, щуря подслеповатые глаза.
- Очки не пробовал носить? - посочувствовал Борис.
- Иде ты видел корову в очках? - расхохотался Жаба до слез.
В другой раз они вместе ловили дырявым бреднем линей в озере. Вода была еще холодной, но продовольствия команде отпустили в обрез, чтобы только, как говорится, с голоду не помереть. Вот и промышляли сами.
- Может, гранатой шандарахнем? - предложил Борис. - Ноги от холода ломит.
- Ключи бьют, оттого и холод. Ты клячу-то по дну тащи, не поднимай.
- Шума боишься?
- Зачем зря припас тратить, когда и сеткой возьмем.
- А чего их беречь? Скоро они никому не понадобятся.
- Как сказать, - кряхтел Жаба. - Тягни на берег. Швыдче!
Рыбы поймали мало, но на уху хватило. Кашеварил Ходанич. Втроем похлебали из одного котелка. Угли забросали сырым лапником, сверху поставили шалаш - и готово походное жилище. Спать ложились с наступлением темноты, но сон не шел. Ворочались, курили. В этот раз Боярчук решился, сказал, не таясь:
- Нет, такая жизнь не по мне. Мы такого на фронте наелись по уши. Я и Сидору сказал, уйду от вас.
Парни замерли. Даже дыхания не слышно стало.
- Уйду на хутора. Пережду, - продолжал Борис. - Не может так тянуться без конца. Мы ведь молодые. Нам жить да жить надо. Семью заводить, хлеб сеять, детей растить.
- Намедни ушли четверо, - осторожно обмолвился Ходанич. - Пока никаких известий нет.
- А мне идти некуда, - неожиданно сказал Жаба, - братнева кровь на мне.
- Ты убил своего брата? - ужаснулся Петр.
- Не я убил. Но я не помешал, хотя мог.
- Как же это было?
- Прошлой осенью мы с братом рожь косили. Добрая выдалась рожь. Земля-то, почитай, всю войну спала. Колосья аж до груди доставали. Поклали на воз, на гумно везти. Тут и они явились. Прикинули, сколько намолоту будет. Велели две трети в лес доставить.
- Отказались?
- Свезли, - тяжело выдохнул Михаил. - Только меньше, чем велено было. Советской-то власти тоже сдавать нужно. И самим зиму жить.
- На троих поделили?
- Для первого раза избили нас смертно. Не удержался брат. Донес в милицию. Понаехали к нам, стали вдругоряд перемерять все. Говорят, мы бандитам больше дали, чем советской власти. И что мы прямые пособники националистов. Вот тут брат и взъярился. Кинулся на следователя с кулаками. Застрелили. Крик, шум. В сумятице-то я и утек в лес.
- Вредитель тот следователь, - в сердцах сказал Ходанич. - Его самого к стенке надо ставить.
- Все равно мне теперь прощения нет, - после долгого молчания вновь заговорил Михаил. - Скоро год, как в банде.
- Да и как уйдешь, если с тебя глаз не спускают?
- Надо напроситься на боевую операцию, - подсказал Боярчук. - Если не удастся сдаться, можно притвориться убитым.
Ему никто не ответил. Больше они на эту тему не разговаривали. Но с той поры, и это Боярчук почувствовал сразу, между ними установились иные отношения. С виду все осталось по-старому, но за каждым словом, за каждым взглядом им виделись свои, только им понятные намеки и желания. Они чаще стали держаться вместе.
В день, когда велено было вернуться на базу, Боярчук предположил недоброе.
- Видно, готовится серьезное дело. Нельзя прозевать момент. Мы должны узнать, что затевается, и постараться, чтобы не обошлись без нас.
- Я упрошу Кудлатого, - пообещал Михаил.
- Только не суетитесь, - предостерегал Борис. - Прыщ - старый лис. Читает мысли по глазам. При нем набрать в рот воды!
- С собой бы его прихватить! - не утерпел Ходанич.
- Выкинь из головы! - резко осадил его Борис. - Есть вещи поважнее.
Никто не стал с ним спорить. Только Михаил сказал:
- Мы на тебя надеемся, а в нас не сомневайся. Сделаем, как скажешь.
Ходанич согласно кивнул головой. Боярчук впервые за последние дни радостно улыбнулся и протянул парубкам руку.