13
Камера номер семь.
Лисицын заливается мелким, судорожным хихиканьем:
- Салажня… хи-хи… все вы - салажня по сравнению со мной! Хи-хи-хи!..
Злотников лениво поворачивает в его сторону свою тяжёлую голову:
- Чего ты там голос подаёшь?
- И ты - тоже! И ты - салага передо мной! Хи-хи!..
Злотников сообщает Полуботку, почти как равному, доверительную информацию:
- Вот же щенок! Знает ведь, что я его бить не буду. - Снова оглядывается на Лисицына, говорит ему, как нашкодившему любимчику:
- Ты, паскуда вонючая! Чего ты там болтаешь? Ну-ка повтори, сука!
- И повторю! Хоть ты и прослужил, сколько и я, а что твои девяносто пять суток? Ну что? Молчал бы уж! Я тут сейчас подсчитал, ну так у меня уже сто пятьдесят суток выходит! И всего-то в десять заходов!
- Как же это ты? - спрашивает Полуботок. - Поделись опытом.
Лисицын хихикает в ответ. Многозначительно вскидывает брови кверху:
- А уметь надо!
Косов вмешивается:
- А вот как: ему, к примеру, дали трое суток, а он здесь, на губе, обязательно сотворит какую-нибудь пакость, вот и получает за это добавочку. Вот так и на этот раз: командир нашей части дал ему десять суток, ну а начальник губвахты видит, что для такого идиота десяти суток мало, вот и растянул ему срок.
Лисицын благодушно и многозначительно кивает, дескать, болтай, болтай, а самое-то главное - впереди!
- Ничего! Завтра ему придётся отпустить меня. Хошь, не хошь, а отпускай - больше двадцати восьми суток - на губе держать не положено. Закон есть такой, я знаю.
В разговор вступает Бурханов - большой знаток законов:
- Это - точняк, ребята! В один заход больше двадцати восьми суток - не положено! Точняк, говорю я вам!
Лисицын продолжает:
- Вот завтра освобожусь и-и-и… Ох, и разгуляюсь же! Бабы у меня - стонать будут! Стонать и визжать!
Бурханов с восторгом сообщает новенькому соседу по камере невероятное известие:
- Он у нас ведь - сексуальный маньяк! Это его так начальник губвахты перед всем строем назвал: ты, говорит, сексуальный маньяк!
Косов презрительно усмехается:
- Через то и попадает всё время на губвахту.
- Ой, ребята, - продолжает Лисицын, - что я буду выделывать с ними - с бабами! Как я их буду… О-о-о!..
Полуботок говорит:
- Жаль, что больше двадцати восьми суток нельзя. Тебя б, кретина, держать бы здесь вечно!
Лисицына такая перспектива почему-то совсем не пугает:
- А что? А пусть бы и вечно! Мне бы только баб выдавали, а тогда - можно и вечно!
14Столовая гауптвахты.
Это продолговатая комната с двумя решётчатыми окошками под потолком. Несколько столов, составленных буквою "Т", скамейки. Человек сорок арестантов усиленно поглощают пищу.
Среди присутствующих - все семеро обитателей камеры номер семь, и что интересно: все они сидят порознь, а не вместе.
Теперь об остальных.
Эти господа, хотя и являются делегатами от разных войсковых частей, всё же процентов на пятьдесят-шестьдесят представляют интересы партии анархистов, которая официально именуется СТРОИТЕЛЬНЫМИ БАТАЛЬОНАМИ; партия эта стоит в оппозиции всему самому святому на свете - Советской Армии, её обороноспособности, воинскому долгу, социалистической законности, всем вождям, всем знамёнам, всем полным собраниям сочинений и божьим заповедям… Танкисты, артиллеристы, пехотинцы, летуны и эмвэдэшники представлены не густо, а Военно-Морской Флот, так тот и вовсе отражён одним-единственным экземпляром в лице матросика, который проездом оказался в этом резко континентальном городе. Большинство арестантов - рядовые, но есть и другие чины: один ефрейтор, один младший сержант сверхсрочной службы и два старших сержанта - курсант авиационного училища с "юнкерскими" погонами и забулдыга-стройбатовец с побитою мордою, но зато в парадном мундире.
15
Полуботок обнаруживает нечто невероятное: вылавливает из миски с борщом большой кусок мяса.
- Ого! Вот даже как бывает на гауптвахте! Никогда бы не подумал!
Кац замечает с философским видом:
- Вообще-то, это что-то немыслимое!
И тут Лисицын перегибается через стол и ловко хватает чужое мясо. Тут же его и проглатывает с сосредоточенным лицом, давясь от спешки и жадности.
Кто-то из губарей удивляется:
- Во, сволочь, что делает!
Злотников подаёт команду:
- Ничего не сволочь! Всё правильно! Нечего смотреть на мясо - его ЖРАТЬ надо!
Кац очень спокойно объясняет Полуботку:
- Понимаешь: караульщики обычно всё мясо тщательно выбирают и съедают. Это, должен заметить, случай уникальный.
Полуботок, подивившись происшедшему, продолжает есть.
И все остальные тоже едят и ни о чём уже, кроме еды, не думают. Чавкают рты, стучат-звенят ложки-миски.
16
Появляется начальник гауптвахты - старший лейтенант Домброва.
Безупречные - одежда и телодвижения. Безумные, сатанинские чёрные глаза и чёрные волосы.
Домброва молча становится возле часового, у самого выхода, и смотрит на едящих. Губари искоса поглядывают на него. Сидящие к нему спиною - не видят его и не слышат; они чувствуют его затылками, всем телом. Этим - страшнее всего, ибо опасность подступила к ним сзади, а оглянуться нельзя, и нельзя встретить её лицом к лицу.
- До конца обеда осталось тридцать шесть секунд! - сообщает Домброва. Разумеется, никакого секундомера у нет и в помине.
Все лихорадочно жуют и глотают.
- Встать! Обед окончен!
Все разом вскакивают - и те, кто доел, и те, кто не успел.
Но один солдат замешкался с ложкою каши и поднялся позже всех.
Тишина.
Затем вопрос:
- Фамилия?
- Рядовой Жуков! Десятая камера!
- Рядовой Жуков. Если я добавлю вам ещё двое суток, вы тогда научитесь вставать из-за стола вовремя?
- Так точно, товарищ старший лейтенант!
- Договорились. Двое суток!
- Есть двое суток!
17
Двор гауптвахты.
Арестанты выстроились в одну шеренгу. Все они в шинелях, в шапках и без ремней. Молча и трепетно ждут.
Появляется старший лейтенант Домброва.
Жуткая тишина.
Страшный взгляд чёрных и безумных глаз Домбровы скользит по стоящим навытяжку губарям. А ведь команд "Равняйсь!" и "Смирно!" ещё не было!
Тишь. Трепет.
- Равняйсь! - кричит Домброва. И затем выдерживает длинную паузу. - Смиррр-НО! - Опять пауза. Да ещё какая! - Вольно! - Стеклянный взгляд, переходящий с одного лица на другое. Медленные, но твёрдые шаги вдоль оцепенелого строя. - Те, кому сегодня освобождаться, - шаг вперёд!
Несколько губарей выступают вперёд.
Домброва неспеша подходит к первому из них. Это стройбатовец-оппозиционер, убеждённый сторонник анархии, пьянства и самовольных отлучек.
Домброва долго, до ужаса долго изучает эту поросячью рожу с куркульским курносеньким носиком и по-собачьи подхалимистыми глазёнками.
- Бандит! Уставы учил?
- Так точно, товарищ старший лейтенант!
- Знамя части.
- Знамя части?.. Поросячья Рожа мнётся. - Знамя части есть… Ну, оно, значит, есть символ воинской доблести и славы! И оно ещё является этим… как его?.. Напоминанием! Вот! Напоминанием оно является о священном воинском нашем долге!.. - Поросячья Рожа вдруг не выдерживает чего-то и осекается, облизывает пересохшие губы.
- Не знаешь. За дополнительные трое суток успеешь выучить статью "Знамя части"?
- Так точно, товарищ старший лейтенант!
- Договорились. Добавляю трое суток.
Домброва переходит к следующему.
- Рядовой Мальцев. Отдание воинской чести.
Мальцев выдыхает из себя:
- Все военнослужащие обязаны при встрече (обгоне) отдавать друг другу честь, строго соблюдая правила, установленные Строевым Уставом! Подчинённые и младшие по званию отдают честь первыми!
- Дальше!
- Военнослужащие обязаны, кроме того, отдавать честь: Мавзолею Владимира Ильича Ленина! Братским могилам воинов, павших в боях за свободу и независимость нашей Родины!..
- Понятно. Отпускаю.
Переходит к третьему солдату. Долго и страшно смотрит на него.
- Рядовой Кузьменко. Ко мне ты попадаешь уже - в седьмой раз! Случайно люди попадают сюда один раз. Ну, два. А в седьмой раз - случайно не попадают.
Пауза. Тишина. Оглушительный грохот сердечных клапанов. Затем дикий и почему-то истеричный вопль:
- БАНДИТ!!! ОТДАМ ПОД ТРИБУНАЛ!!! - И вдруг спокойным и нормальным голосом Домброва продолжает: - Твой дружок сегодня отправился на десять лет. Учти: я могу отправить тебя туда же и настолько же. Это вполне в моих силах. И это моё последнее предупреждение тебе.
У Кузьменки красные пятна идут по лицу от нервного перенапряжения.
- Так точно, товарищ старший лейтенант! - А губы бледные, дрожащие.
- Пока добавляю трое суток. А там посмотрю, сколько ещё добавить. - Переходя к следующему: - Ну а ты, бандит, учил Уставы?