Отношения между молодыми людьми были очень добрыми. Он её любил и не замечал её недостатков - вздорности, капризности, избалованности, самовлюблённости; для него Летиция выглядела женским совершенством, идеалом, ангелом во плоти. А портрет писался им с упоением и восторгом; Феофан давно бы его закончил, но растягивал удовольствие, делал вид, будто продолжает работать. Ведь давно известно, что художник, воплощая на холсте или в камне свою возлюбленную, обладает ею; каждый штрих и мазок схож с прикосновением к её телу, а волнение, возникающее при этом, близко к эротическому экстазу. И Летиции нравилось позировать. Тщательно готовилась к каждому сеансу, несколько часов проводя у бронзового зеркала, и ругала служанок, помогавших ей, за нерасторопность. Нравился ли грек итальянке? Безусловно, да. И его лицо, и фигура, и хорошая правильная речь, и оригинальность суждений, наблюдательность и игра ума - привлекали её немало. А когда он творил - вдохновенно, яростно, с блеском гениальности в чуть миндалевидных глазах, то казался ей сверхчеловеком, неким божеством. Образ Феофана очень занимал воображение юной девы. И её тянуло к нему, так же, как его к ней. Но она никогда при этом не забывала, что племянник Никифора - лишь простой послушник монастыря, а она - наследница самого Гаттилузи; между ними - пропасть, наподобие рва вокруг Галаты; и практически нет моста, что поможет ров преодолеть. Словом, соблюдала дистанцию. Чуть подтрунивала над юношей, чувствуя своё превосходство. Дескать, этот - мой, никуда не денется; даже если сделаюсь синьорой Барди, всё равно будет преклоняться передо мною; верный конь - ничего более. Молодость вообще жестока, а красивая молодая девушка из богатой семьи, знающая себе цену, иногда бывает немилостивой вдвойне. Впрочем, стоило Дорифору на неё разобидеться, как Летиция отступала, ослабляла вожжи, делалась уступчивой и великодушной. Шла любовная игра, неизменная во все времена и у всех народов...
Но когда сын Николы вдруг заговорил о политике, о своём соглядатайстве, стало не до шуток, и прелестница побежала к папеньке, чрезвычайно напуганная сообщением Феофана. Консул встретился с молодым художником в тот же день. Выслушал внимательно, принялся расхаживать взад-вперёд, заложив руки за спину, и вытягивал губы трубочкой. Наконец, сказал:
- Милый друг! У меня не хватает слов, чтобы выразить мою благодарность. Ваша искренность дорогого стоит. Мы в долгу не останемся. А теперь о главном. Вы передадите служке Патриарха те секреты Галаты, о которых я сам разрешу поведать. Сведения будут верными, чтобы усыпить подозрительность той стороны. И когда доверие к поступающим от вас фактам сделается полным, мы собьём противника с толку и подбросим ему ложь, чтоб направить по фальшивому следу. Это и решит исход задуманного нами.
- В чём исход? Свергнуть Кантакузина?
Дон Франческо отвёл глаза:
- Ах, не называйте имён, мессир, ибо стены имеют уши, надо соблюдать осторожность... А на ваш вопрос я отвечу так: основная цель - примирить католичество с православием. Остальное - только ступени к этому.
- Мне такая задача по нраву. Христиане должны объединиться. Турки наседают, и без помощи всей Европы мы не удержим империю.
- Значит, надо действовать заодно, - протянул ему ладонь итальянец. - Что желаете вы в качестве награды?
Тут бы Феофану сказать: руку вашей дочери! - но послушник потупился, начал лепетать что-то несерьёзное:
- О, синьор Гаттилузи, я и так сверх меры вознаграждён - вашей добротой и возможностью посещать ваш дом...
- Хорошо, о награде поговорим позже. Лишь бы дело выгорело. Славою сочтёмся!
В общем, Дорифор волею судеб стал "двойным агентом" (как мы выразились бы теперь): представляясь шпионом Патриарха у генуэзцев, разглашал только то, что ему подсовывал консул. В результате и волки были сыты, и овцы целы. А художник слыл "своим человеком" и среди овец, и среди волков.
Между тем портрет Летиции был закончен. Всех, кто видел его, он буквально завораживал - и похожестью на оригинал, и какой-то обобщённостью образа. Вроде бы - вольная фантазия на тему "молодая кокетка из семьи банкира". А почти что живые глаза наблюдали с доски за зрителем, под каким углом тот ни становился к картине, словно говорили: "Не уйдёшь, дурачок, и тебя покорю, и любого другого, если захочу!" Гости цокали языками, утверждали, что этот Софиан - вровень с Дуччо, Чимабуэ и Джотто. Но послушник, слыша похвалы, лишь краснел и конфузился.
Не понравилось творение только одному человеку - Пьеро Барди. Он сказал, что Летиция изображена плохо, чересчур вульгарно, словно издевательски, красота юной девушки не передана, так что восхищаться ею не хочется. Дочь Гаттилузи ответила:
- Вы несправедливы, мессир. Я такая и есть, как нарисовал Феофано, эгоистка и стервочка. Но при сем - несравненная эгоистка и очаровательная стервочка. Разве нет?
- Глупости, мадонна: живописец не должен изображать недостатки людей - потому как пороков хватает и в жизни. Для чего их множить? Живопись недаром называют "бель арт" - изящное искусство, ведь она должна нам являть образцы красоты, совершенства. Как античные статуи. Софиан ваш - ремесленник и мазила.
- Значит, не хотите купить портрет, чтоб повесить у себя в спальне и, разглядывая его, думать обо мне?
Барди рассмеялся:
- Я монеты ломаной не дам за такую дрянь. И к тому же, для чего портрет в моей спальне, если вскоре в ней окажетесь вы сами?
Генуэзка вспыхнула:
- Вы уверены?
- Да, не сомневаюсь.
- И напрасно. Мы помолвлены, но не обручены.
- Разорвать помолвку вам отец не позволит.
- Я и не спросясь его могу это сделать.
Пьеро сдвинул брови:
- Не играйте со мною, синьорина Летиция. Если рассержусь, то уже не прощу обиды. А отцам нашим ссориться негоже - их раздор не пойдёт на пользу Галате.
- Так вы женитесь на мне лишь для пользы Галаты?
- Нет, не только. Сами знаете. Но и благоденствие нашей фактории для меня на одном из первых мест.
- Очень мило: укреплять собой и своей единственной жизнью прочность фактории! Я-то думала, вы хотите сделать меня счастливой.
- Я и сделаю вас счастливой. Не могу не сделать.
- Поживём - увидим.
Сын начальника полиции хмуро произнёс:
- Наша с вами помолвка - в силе?
Девушка поморщилась:
- Я же говорю: поживём - увидим.
- Хорошо, если вы желаете, я куплю портрет и повешу в спальне.
Та расхохоталась:
- Нет, синьор Барди, одолжений ваших уже не надо. И портрет отныне не продаётся. Он мне дорог как память.
- Память? Интересно, о чём же?
- О прекрасных днях беззаботной юности.
Вскоре Гаттилузи в тайне ото всех на своём корабле отбыл из Галаты на остров Тенедос. Предстояли переговоры с Иоанном V и бывшим Патриархом о решительных действиях против Кантакузина.
6.
Феофан, отметив семнадцатилетие, с увлечением помогал Аплухиру выполнять заказ в монастыре Хоры. Основные площади церкви были покрыты мозаикой, созданной лет тридцать назад, - несколько евангелических сцен и апокрифов из жизни Девы Марии. Богомазам предстояло изобразить Успение Богородицы и вокруг Неё - апостолов во главе с Христом. Вместе с Филькой обсуждали композицию и характеристики главных фигур. Иисус должен был возвышаться над всеми и держать в руке спелёнатого ребёнка - душу Матери, отделившуюся от тела. Сгрудившиеся у гроба апостолы видят лишь покойную, и на лицах их - скорбь, смятение, ужас, покаяние. В основном сюжет был одобрен всеми, разногласие вызвало предложение Феофана: снизу дать красное пятно - тонкую горящую свечку.
- Нет, - сказал Евстафий, - свечка как символ жизни не должна гореть, так как Пресвятая скончалась.
- В том-то всё и дело, - возражал Дорифор, - что скончалось тело, а Сама Она остаётся жить, и горящая свеча это подтверждает.
- И потом красное пятно внизу чрезвычайно эффектно, - поддержал его Филька. - Я бы дал и второе такое же, сверху, в виде шестикрылого Серафима.
- Вы тут напридумываете ещё! - разозлился мастер. - Я, конечно, против слепой прорисовки образцов, но не до такой степени! Хорошо, Серафим пусть останется, но не красный, а розовый, чтобы не мешал белоснежности одеяний Христа. А свечу рисовать не станем. Это лишнее. И вообще она запутает прихожан. На иконе не должно быть двусмысленностей.
Исполняли заказ весь май и половину июня. Патриарх Филофей, посетивший монастырь, лично принял работу и остался доволен. Когда ему представили богомазов, удостоил их кивком головы. Находившийся тут же Киприан улучил момент, чтоб шепнуть послушнику:
- Велено сказать, что тобою довольны. Все полученные сведения подтверждаются из других источников. Продолжай в том же духе, и Его Высокопреосвященство не забудет тебя в своей милости.
- Многие ему лета, - не особенно радостно отвечал Софиан.
Мысли живописца занимала уже другая идея: расписать в Галате только что отстроенную православную церковь. Но, по правилам и уставам тогдашней Византии, он не мог заключать договора на подряд, так как не был ещё принят в корпорацию живописцев, даже не назывался подмастерьем. Значит, предстояло уговаривать Аплухира - подписать документы за него. А захочет ли мастер брать на себя лишнюю ответственность? Феофан не знал.