В комнате, которую ему отвели, он, конечно, не мог уснуть, а слонялся из угла в угол, сел, прилёг на кровать, снова сел, а затем, совершенно не понимая, что делает, взял из очага крупный уголёк и, поставив свечку на край стола, чтобы освещала получше, в несколько мгновений набросал углём на белой стене силуэт синьорины Гаттилузи. Это был удивительный рисунок! Лёгкий поворот головы, чуть изогнутая левая бровь, чёртики в глазах и насмешливо сложенные губы. Несколько штрихов, а какая точность в передаче характера! Вроде бы и нет портретного сходства, лишь намёк на схожесть, нечто неуловимое, невесомое, но посмотришь и скажешь: это ж старшая дочка консула Галаты! Как неподражаемо схвачено!
Сев напротив, молодой человек долго всматривался в черты взволновавшей его девушки, щурился и жевал губами. Впрочем, не притронулся к творению своему ни разу, ничего не исправил. Всё-таки решил отдохнуть, начал раздеваться, но, взглянув на изображение, вроде бы его застеснялся, дунул на свечу и снимал штаны в полной темноте. Вдруг почувствовал, как он утомился за этот вечер, рухнул на постель и, укрывшись с головой, провалился в сон моментально.
А когда слуга рано утром постучал в дверь, чтобы разбудить гостя, молодого человека и след простыл: Феофан проспал всего несколько часов и ушёл ещё затемно, торопясь к обедне в свой монастырь. У слуги же было собственное понятие о порядках в доме, и, поднявшись в комнаты хозяина, счёл необходимым пожаловаться:
- Смею доложить, дон Франческо, что вчерашний гость, молодой грек из Константинополя, испоганил стену у себя в клетушке.
Гаттилузи, завтракавший в одиночестве за столом, крайне удивился:
- Испоганил стену? Как сие понять?
- Всю углём исчёркал.
- То есть как - исчёркал? Что-то написал непотребное?
- Не могу знать, ибо грамоте не обучен. Но сдаётся мне, что не написал, а намалевал.
- И кого же?
- Не могу знать. Но изрядно напоминает синьорину Летицию.
Консул помрачнел:
- В неодетом виде?
- Да Господь с вами, дон Франческо! Только голова.
- Ну, пошли, посмотрим.
Оказавшись возле портрета, итальянец замер, отступил на шаг и стоял несколько мгновений, потрясённый увиденным.
- Верно, негодяй? - радостно воскликнул слуга, стоя за спиной у хозяина.
- Замолчи, болван! - неожиданно рявкнул на него господин. - Что ты понимаешь? Это же создание гения!
Тот недоумённо посмотрел на рисунок и пробормотал:
- Гения? Не знаю... А по-моему, обыкновенная пачкотня...
Сбегали за только что проснувшейся Летицией. Девушка пришла неодетая, завернувшись в накидку, и зевала часто. Но, увидев своё изображение на стене, вроде бы очнулась и, немая от восхищения, долго всматривалась в виртуозно прочерченные линии.
- Ну? - спросил отец. - Что ты думаешь по этому поводу?
Синьорина проговорила:
- Гениально... Как французы говорят: "ше-д’овр"!
- "Ше-д’овр", - согласился её родитель. - Жаль, что нарисовано на стене, и нельзя выставить в большой зале. И тем более - продать за хорошие деньги.
- Продавать подобную прелесть? Фи, как можно! - дочка помотала кудряшками. - Впрочем, знаю выход: надо заказать дону Феофано мой портрет масляными красками на доске. Сей портрет и выставить будет можно, и всучить какому-нибудь негоцианту, собирателю живописи.
- Верно, дорогая! - оживился банкир. - У тебя голова работает. Вся в меня! Нынче же отправлю секретаря к Дорифору - чтобы обсудить предстоящую сделку. Пусть назначит любую цену, деньги мы потом выручим. - Снова посмотрев на рисунок, Гаттилузи отметил: - А ведь этот мальчик в тебя влюбился. Будь поосторожнее с ним, Летиция.
- Ах, о чём вы! - фыркнула дочь. - Мне он симпатичен - и только. Я помолвлена с Пьеро Барди и не забываю об этом.
- Рад услышать здравые речи.
- Кстати, почему бы не впарить будущий портрет именно ему?
Консул рассмеялся:
- Превосходно! У тебя определённо задатки коммерсанта.
- Ну ещё бы! Выгодное дельце - по продаже самой себя миллионщику Барди!
5.
Приближённый нового Патриарха разыскал Феофана в монастыре. Постоял за его спиной в мастерской, наблюдая, как богомаз принимается за очередную икону, а потом сказал:
- Я желал бы поговорить с тобою наедине. Обстоятельства вынуждают.
Вышли на свежий воздух и уселись под яблоней в монастырском саду. Пахло морем и весенней мокрой землёй. В воздухе гудели шмели.
- Для начала разреши познакомиться, - начал визитёр. - Киприан Цамвлак, или просто брат Киприан, выполняю особые поручения при Его Высокопреосвященстве. Послан потолковать о твоих связях с латинянами.
Сын Николы похолодел и пробормотал нерешительно:
- Связях? Никаких связей нет... я не понимаю...
- Как - не понимаешь? Ты желанный гость во дворце Гаттилузи, пишешь лик его дочери на доске.
Через силу Дорифор согласился:
- Да, пишу, конечно... Разве это дурно?
- Так чего ж хорошего? Всякие контакты с еретиками, христопродавцами аморальны... Но Его Высокопреосвященство кир Филофей мог бы отпустить сей великий грех, если б ты помог Святой Церкви нашей и Его Императорскому Величеству Иоанну Шестому Кантакузину...
- Я? Но как?!
- Очень просто. Находясь в стане супостатов, будешь исподволь выведывать планы и намерения их. А затем сообщать мне при дальнейших встречах. Ничего более.
Молодой живописец густо покраснел:
- Вы толкаете меня на предательство?
Киприан удивился:
- На предательство кого? Лиходеев, вероотступников? Это не предательство, а благое дело. Ибо совершаемо на пользу Отечества.
- Господа Гаттилузи отнеслись ко мне непредвзято, - с жаром продолжал Феофан, - приглашают в дом и порой усаживают обедать за общий стол. Как же я могу отплатить им чёрной неблагодарностью?
Патриарший посланник посмотрел на него презрительно:
- А зачем тебе милость Гаттилузи? Между вами - ничего общего. Даже вера разная. - Помолчав, он прибавил: - И синьор консул никогда не даст согласия на твой брак с его дочерью.
У послушника защемило сердце. Он ответил тихо:
- Я не из-за этого...
- ... А Летиция помолвлена с сыном Марко Барди - Пьеро. Или ты не знаешь?
- Знаю, разумеется... Но она не любит его. И ещё неизвестно, состоится ли свадьба.
- Ну, не с ним, так с другим... Не с тобою же!
Возразить художнику было нечего: он прекрасно понимал, что Цамвлак совершенно прав. Но любовь к Летиции, захватившая к тому времени всё его существо, не давала ему признаться в очевидных вещах. Тот, кто сильно любит, продолжает надеяться, несмотря ни на что.
- Мы даём тебе возможность подумать, - подытожил гость. - Я приду за ответом послезавтра. Но учти, дружочек: если ты откажешься, то не только навредишь самому себе, но и дорогим тебе людям. Например, Евстафию Аплухиру. Мы хотели поручить его мастерской расписать церковь в монастыре Хора. А из-за тебя, видимо, откажем. Думай, думай.
У племянника Никифора вздулись на висках вены. Он сказал с явственной брезгливостью:
- Приходить послезавтра нет необходимости. Я уже подумал. И согласен на предложение кира Филофея.
Киприан радостно расплылся:
- Вот и молодцом. Вижу, что недаром ты прозываешься Софианом. Я найду тебя через две недели. Будь готов к первому отчёту. Нам нужны факты и детали. Иногда по деталям делаются выводы о главном. - И, уже прощаясь, закончил: - Ну, а церковь в монастыре Хора сохранится за Аплухиром. Будешь ли ему помогать? Очень хорошо.
Посмотрев на спину удалявшегося болгарина, сын Николы подумал: "Негодяи, мерзавцы. Так я и пойду к вам на службу! Обведу вокруг пальца. Докажу, что действительно Софианом именуюсь не зря".
В первое же своё посещение Галаты, сидя за доской, на которой портрет Летиции был уже почти что готов, он спросил у дочери Гаттилузи:
- Как могу повстречаться с твоим отцом? Мне необходимо его увидеть. Речь идёт о политике.
- О политике? - изумилась девушка. - Ты в ней разбираешься?
- Если честно, то и вправду - немного. Но враги генуэзцев заставляют меня сделаться вашим соглядатаем. Надо посоветоваться, как себя вести.
Итальянка перестала смеяться:
- Понимаю, Фео. И поговорю с папенькой в ближайшее время.
- Но, пожалуйста, только с ним одним. Судя по всему, в вашем доме есть ещё соглядатаи.
- Не тревожься, я умею хранить тайны.