Винкельман набрал в рот немного раствора, прополоскал горло, скривил физиономию и сказал:
- Солоновато, горьковато, мокровато и бесцветно. То, что нужно. По крайней мере, совершенно безвредно. Сколько раз мне приходилось использовать соль парипу, чтобы приготовить бифштекс из тапира, обезьяны или дикой свиньи. Во мне тоже сидит этот ужасный яд ассаку. Стало быть, я должен принять лекарство первым. Заодно и испытаю его. Ноги по-прежнему ватные, да и с головой не все в порядке. Итак…
Глотнув из котелка, Винкельман подождал с четверть часа, внимательно прислушиваясь к себе. То ли лекарство действительно помогло и нейтрализовало яд, то ли, как это часто бывает, свою роль сыграло самовнушение, а только эльзасец почувствовал себя гораздо лучше.
- Теперь ваша очередь, месье Шарль, - произнес он, необычайно обрадовавшись. - Не скажу, чтоб это снадобье было уж слишком вкусным и аппетитным. Но, уверяю, оно вам поможет. Лекарство посоветовал Хозе. Правда, не совсем это, но нечто очень близкое. Пейте, не бойтесь. Я уже, как видите, ожил.
Шарль послушно глотнул и снова будто бы забылся. Маркиз и Хозе, тоже получив свою порцию, заснули вслед за Шарлем.
- Ну что ж! Это хорошо, - серьезно проговорил Винкельман. - Сон пойдет на пользу. Проснетесь как огурчики. Это лучшее лекарство против ассаку. Все спят. Пора и мне, а то просто с ног валюсь от усталости.
Однако этот день, начавшийся с неприятностей, очевидно, не мог завершиться благополучно.
Охотники за хиной проспали около двух часов. Минуло, должно быть, пять, когда из лесу раздались нестройные звуки, такие громкие, что листья задрожали на деревьях.
Мало-помалу шум приближался. Хриплые завывания - нечто похожее на волынки альпийских пастухов.
Четверо друзей наконец проснулись. Ум их был совершенно ясен, но тело ныло от непонятной усталости, а желудок - от голода.
Они едва-едва успели оглядеться и понять, что носильщики сбежали, прихватив с собой весь багаж и провизию, как увидели появившуюся из лесной чащи группу краснокожих.
Возглавляли процессию двое музыкантов. Каждый держал в руке бамбуковую флейту и дул в нее с необычайным старанием.
Вслед за музыкантами показался человек, с ног до головы обвешанный стеклянными бусами. Украшения были везде: на плечах, на поясе, на шее. Голову индейца венчала корона из золотисто-желтых перьев, посреди которой красовались два длиннющих пунцовых пера.
Это, без сомнений, был вождь племени.
За ним шел еще один звеневший ожерельями человек с меньшим количеством украшений и более короткими перьями в голубой короне.
Очевидно, второй был помощником вождя.
Следом шествовал пожилой человечек в умопомрачительном одеянии, таком просторном, что он тонул в нем с головы до ног. С каждым шагом одеяние шелестело и звенело, и было отчего.
На спине у человечка красовалось нечто, отдаленно напоминавшее пальто из крокодиловой кожи. То есть даже не из кожи, а из целого крокодила. Голова его, мастерски высушенная, служила старику головным убором, а хвост волочился сзади по земле. Остальные детали костюма состояли из многочисленных ожерелий. Каких зубов тут только не было - всех видов, размеров и форм. Погремушки - хвосты гремучих змей. Когти ягуара. Хвосты обезьян-ревунов. Шкурки пальмовой крысы. Медные браслеты и многое, многое другое.
Человек с лицом жестоким и коварным держал в руке длинную кость с просверленными дырочками. Время от времени он дул в нее, извлекая протяжные звуки.
С первого же взгляда можно было безошибочно утверждать, что кость эта некогда принадлежала человеку. Тибиас - легендарная флейта канаемес.
Лукавый старик в причудливом наряде - колдун племени.
Индейцы, сопровождавшие живописную компанию, выглядели просто и одеты были скромно: набедренные повязки и ожерелья из стекляшек и зубов какого-то животного. Каждый держал в руке лук и стрелы с бамбуковыми наконечниками. У некоторых можно было заметить сарбаканы.
У всех, кроме колдуна, лица и тела были ярко разукрашены. Прямые и изогнутые линии, круги, ромбы - черные, желтые, белые и красные. Раскраска придавала индейцам вид одновременно забавный и устрашающий, отталкивающий.
Ноги до самых колен дикари выкрасили в ярко-красный цвет, будто они только и знали, что шлепали по лужам крови.
Индейцев насчитывалось человек тридцать. Они двигались в строгом порядке, не переговариваясь и вообще не издавая никаких звуков, кроме режущего слух пения флейт. Шли, образуя правильный круг, посреди которого и оказались четверо путешественников. По команде вождя строй замер.
Наши герои едва успели прийти в себя, вырвавшись из лап смерти, и теперь с ужасом наблюдали странный спектакль, видя, что кошмар продолжается и неизвестно, чем еще кончится для них день.
Обе стороны напряженно молчали, внимательно разглядывая друг друга. Никто, казалось, не намеревался заговорить первым.
Маркиз вспоминал о своих театральных похождениях и не мог отыскать в памяти ничего, что сравнилось бы с увиденным по красочности и точности мизансцены.
- Да, - протянул он низким голосом, - великолепный маневр! Какая отточенность, какой тренинг! Надо отдать должное их главарю. А что вы скажете о гриме, месье Шарль?
Обстоятельства вовсе не располагали к шуткам. Однако молодой человек не смог сдержать улыбки в ответ на замечание Маркиза.
Несколько слов, брошенные в тишину, нарушили ее чары.
Вождь поборол наконец удивление при виде белых (очевидно, дикарям не часто случалось встречаться с ними), откашлялся, переглянулся с колдуном и сказал что-то на непонятном наречии.
- Дьявол! - пробормотал Шарль. - Это усложняет дело. Приятного мало. Вы что-нибудь разобрали, Хозе?
- Ни слова, сеньор.
- Досадно.
Потом, как бы спохватившись, молодой человек обратился к индейцам, по-прежнему неподвижно стоявшим вокруг:
- Кто-нибудь из вас говорит на местном языке?
- Я, - неприятным, носовым голосом отозвался колдун, будто он страдал хроническим насморком. - Если белый знает этот язык, я могу с ним говорить.
- Хорошо! В таком случае скажи, старик, о чем вождь меня спросил?
- Он хочет знать, кто вы такие.
- Мы - путешественники, друзья краснокожих. Белые, как видишь.
- Но только не этот. - Колдун указал на Хозе.
- Он наполовину белый… Но какое это имеет значение? Он - наш друг, наш брат.
Колдун перевел сказанное вождю. Тот сердито выругался.
- Что вы здесь делаете? - поинтересовался старик после долгой паузы.
- Возвращаемся домой.
- Куда?
- В Боа-Виста.
Вновь долгая пауза.
Индейцы Южной Америки не блещут красноречием. Им неведомы красивые закругленные фразы, витиеватые метафоры, мудреные и выспренние обороты, столь привычные для жителей Севера.
Южане едва способны ответить на заданный вопрос. Ум их примитивен и не развит. Самая простая фраза представляет для них невероятные трудности.
"Да", "нет", "может быть" или "я не знаю". Таков обычный лексикон индейца.
Можно себе представить, насколько сложно спрашивать, если ты почти не в состоянии отвечать на поставленный вопрос. Это целое искусство. Не каждому дано превзойти его.
Однако колдун отличался от остальных. Он оказался более разговорчив.
- У белых есть жемчуг? - произнес старик после минутного раздумья. - Мне нужен жемчуг.
- У нас больше нет жемчуга… Индейцы, сопровождавшие нас в походе, сбежали и украли все, что предназначалось тебе и твоим людям, - отвечал Шарль.
- Какие еще индейцы?
- Аторрадис.
- Белые и полубелый глупее попугая, если доверились аторрадис, - покачал головой колдун. - На них нельзя положиться. Значит, у белых нет жемчуга, нет ожерелий… Ничего нет?
- Ничего! Если хочешь вернуть то, что аторрадис украли, нужно послать погоню.
- Что скажешь? - обратился к колдуну вождь на языке племени.
- Аторрадис далеко, а может быть, белые лгут. Лучше отвести их в деревню.
- Зачем?
- Люди никогда не видели белых. Ни у одного колдуна не было еще флейты из кости белого человека.
- Верно.
- Приведем их в деревню, убьем и сделаем флейты из больших костей. Все будут завидовать. Ни у одного окрестного племени нет такого. Мы, ширикумас, будем единственными. Колдун ширикумас станет самым могущественным в округе.
- Ты прав, Жакаре.
Никто из белых не мог понять ни слова из зловещего диалога и потому не предполагал, какая опасность нависла над ними.
Друзья надеялись, что нечаянная встреча не принесет особенных неприятностей, что эти индейцы столь же безобидны, как и другие, которых приходилось видеть до сих пор, и что можно рассчитывать на более или менее сердечный прием. Думали даже, что удастся договориться о кое-каком продовольствии.
В карманах завалялись безделушки. На них надеялись выменять продукты. Индейцам ведь так мало нужно.
Увы! Вскоре наши герои жестоко разочаруются.