- Я вас привез обедать сюда, - говорит он, - потому что здесь подают в саду. Ночь чудесная, и москитов мало.
По-видимому, он не очень обеспокоен, узнав, что я являюсь его противником.
И вот мы сидим за столиком друг напротив друга. Гобсон составляет меню. Его рыжие брови сосредоточенно хмурятся, образуя складку на лбу. Горлышки бутылок выглядывают из ведерок со льдом. Я чувствую себя так же напряженно и бодро, как в утро наступления, когда на рассвете просвистит, бывало, первая пуля и верблюды поворачивают свои длинные лысые шеи в ту сторону, откуда она летит.
- Майор!
~- Зовите меня просто Гобсон.
- Хорошо. Итак, Гобсон, я задам вам первый вопрос. Вы мне ответите?
- Спрашивайте.
- Каким качеством должен, по-вашему, обладать хороший офицер службы разведки?
- Ваш вопрос очень странный, - заметил он.
Его глаза блуждают вдали по черному рейду, где мелькают красные огоньки.
- Вы можете мне ответить?
- Гм! Могу. Первое - сильно любить свою страну, - при всех обстоятельствах любить ее.
- Это само собой разумеется. А затем?
- А затем… Надо быть не совсем дураком.
- Согласен. А затем?
- А затем, затем - быть сильным, спортсменом, - вы понимаете: никогда не знаешь, что может случиться.
- Хорошо, а еще что?
- А еще… Он колебался.
- А еще что? Вы не хотите мне сказать?
Он всматривается в меня долгим пытливым взглядом.
- После, - серьезно отвечает он.
II
Мое свидание с Вальтером было назначено на семь часов вечера. Я провел день не безмятежно фланируя, как предполагал, а выполняя кое-какие мелкие дела. Прежде всего - формальности по выписке из госпиталя. Меня облепил целый рой врачей, служителей, сиделок. Казалось, я уезжал на Антильские острова, а не оставался в Бейруте. Предупредительность этих славных людей не помешала, однако, тому, что один из моих погребцов делся неизвестно куда, и мне пришлось потерять чуть не все утро на его розыски. Затем не оказалось свободных автомобилей. Меня заставили потерять целый час в ожидании машины, которая так и не явилась. Было уже за полдень, когда, потеряв терпение, решили предоставить мне коляску. Я вздохнул с облегчением, когда она помчала меня наконец, со всем моим багажом, по направлению к зданию депо.
В Киликии я знал капитана де Таверно. Мне даже не понадобилась рекомендация полковника Приэра, - он сам предоставил мне лучшую из комнат, какими он располагал. Я не спеша приступил к своему скромному устройству, тем более скромному, что при мне находилась лишь незначительная часть моего багажа. Остальное - несколько ковров, тканей, книги - осталось в распоряжении мегаристов, в Пальмире. Нечего было и рассчитывать получить их раньше двух недель. В ожидании я устроился как только мог лучше с философским спокойствием человека, в течение семи лет не спавшего и двух ночей подряд в постели. Постель в моей новой комнате показалась мне комфортабельной. Сетка от москитов была почти новой. Но что значат все эти мелочи для человека, сердце которого переполнено радостью, подобно моей!
Здания депо расположены приблизительно в двух километрах от города, по дороге в Дамаск, немного не доезжая виллы верховного комиссара. На трамвае, который останавливается как раз в этом месте, можно доехать в четверть часа до самого Бейрута. Я не сел на трамвай и опять позволил себе роскошь проехаться в коляске. В то утро я уже начал тратить двухмесячное жалованье, которое не трогал в течение своего пребывания в госпитале. Редко мне случалось чувствовать себя таким богачом. Тем не менее дорогой я, для очистки совести, сделал маленький подсчет. Поездка из депо в город стоила двадцать пять пиастров, то есть пять франков. Значит, если каждый раз для этой поездки нанимать экипаж, то это будет мне стоить двадцать франков в день. Двадцать франков! Семь тысяч триста франков в год - треть моего жалованья. Об этом нечего было и думать. На секунду я вспомнил о Гобсоне, у которого был собственный автомобиль. Но, клянусь, ни капли горечи не примешивалось к этому простому констатированию факта. Я с легким сердцем следовал великому принципу французских офицеров за границей, который заключается в том, чтобы жить лучше, чем живут их иноплеменные соперники, располагающие в два или три раза большими средствами.
Шел седьмой час. Начинало смеркаться. Я сел на террасе неизбежного Курзала в уголке, где меня скоро отыскал Рош. С ним был лейтенант спаи Блари, с которым он меня и познакомил.
- Ты виделся в Вальтером? - спросил я его.
- Да.
- Обедаем сегодня вместе?
- Да.
- Он не очень сердился за вчерашнее?
- Он был очень недоволен, особенно когда узнал, ради кого ты им пожертвовал.
- Это ты сказал ему?
- Нет, не я.
- Кто же в таком случае?
- Уверяю тебя, не я. Ты не знаешь Бейрута. Здесь все становится известным через четверть часа.
- Забавно! Но в конце концов Вальтер придет, а это главное.
Я счел своим долгом разузнать у своих приятелей имена молодых женщин, болтавших на террасе в обществе нарядных офицеров, англосаксонцев, в рубашках с вырезом; прислоненные к ножкам столика теннисные ракетки стояли неподалеку от их владельцев.
- Вот жена испанского консула. А это дочь президента Сирийской конфедерации. Там жена ректора американского университета. Вот мадам Приэр, жена начальника Главного штаба, со своими двумя дочерьми. Вот жена персидского консула, красивейшая женщина Бейрута, с графиней Орловой.
- А эти? - спросил я, указав на двух молодых женщин, одетых одинаково, в розовый батист; они смеялись как безумные, посасывая свой шербет.
- Это, дорогой мой, две подружки, две птички Гобсона. Разве этот скрытник тебя еще не познакомил с ними? Благосклонность первой он разделяет с таможенным начальником великого Ливана и закрывает глаза на увлечение другой великолепным епископом Дамаска. О, знаешь, здесь скучает только тот, кто хочет скучать. Смотри, вот и твой англичанин!
Гобсон пробирался между столиками. Он направлялся к молодым женщинам в розовом. Они, все еще смеясь, протянули ему ручки, которые он расцеловал. И почти в тот же миг обернулся в мою сторону, как будто они указали ему на меня. Бросив их, он направился к моему столу. Я представил его своим товарищам. Они обменялись довольно сухими приветствиями.
- Вы обедаете со мной?
- Не каждый же вечер, - заметил я с улыбкой.
- Да, да. Я в обществе двух дам, и они желают с вами познакомиться.
- Уверяю вас, это невозможно. Не сегодня. Я пригласил одного человека.
- Значит, завтра вечером?
- Но…
- Да, да, я так хочу. Приходите ко мне, я жду вас в восемь часов. Без опоздания! Я должен показать вам свою замечательную коллекцию кастетов.
- Хорошо, - сказал я, не желая затягивать беседы, которая велась стоя.
- Ну что ж, - заметил Рош слегка обиженным тоном, когда тот расстался с нами, - можно сказать, что его так и тянет к тебе. Может быть, ему хочется уступить тебе подругу епископа.
- Чем говорить глупости, ты бы лучше рассказал мне про всех этих красавиц. Вот эта, - кто она такая, эта, в забавной шапочке из черного бархата с венком из белых маргариток?
- Ее шляпа, - возразил Блари, - та самая, которая описана в "Леви и Ирен". Она ею очень гордится. Это мадам Назри, маронитка.
- А эта блондинка, которая обмахивается программой?
- Это - мадам Элиас, гречанка, жена самого крупного банкира в Бейруте.
- Она очаровательна.
- Недурна.
- А эта в белом? В шляпе а-ля пастушка из рисовой соломы?
- Это - номер! Иоланда. Она танцевала в Табари месяца два тому назад; теперь ее содержит Стильсон, представитель "Стандарт Ойл". Очень шикарная девица.
- Говорят, - вставил Блари, - что папаша Камюзо, председатель Военного суда, влюбился в нее и сделал ей предложение.
- Можно себе представить, как она радуется! - сказал Рош.
- Жалованье командира батальона! Стильсон дает ей ежемесячно больше, чем получает генерал де Лямот.
- Правда, - заметил Блари, - с нашими небольшими окладами нам приходится околачиваться только возле светских дам.
- А вот эта брюнетка? С такой матовой кожей, рядом с тем толстым артиллерийским капитаном?
- Это жена одного из наших товарищей.
- С нею ее муж?
- Муж? Вот скажешь!
Рош нагнулся и зашептал мне на ухо.
- Одним словом, - сказал он, - я кончу тем, с чего и начал: здесь скучает лишь тот, кто этого хочет.
- Да, - добавил Блари, - это один из тех гарнизонов, где я предпочитаю быть холостым, а не женатым.
- Почему? - спросил я, взглянув на него.
- Почему?
Он засмеялся и принялся напевать песенку, весьма нелестную для супружеской чести кое-кого из железнодорожных чинов.
- Эй, - воскликнул он, перебивая самого себя и обращаясь к Рошу, - нечего толкать меня ногами под столом! Никто ведь из нас троих не женат, я полагаю.
- Нет, нет! - добродушно отозвался я. - Ну, а кроме того - бывают и исключения!
- Конечно, - ответил Блари, смутно почувствовав, что сделал промах.
- A! - вскричал Рош, радуясь случаю оборвать разговор. - Вот наконец и Вальтер!
Вальтер расплачивался со своим извозчиком, остановившимся перед террасой. Он делал это не спеша, а затем, так же не торопясь, пошел по среднему проходу между столиками.
Веселый шум разговоров внезапно сменился тишиной, прерываемой лишь шепотом нескольких голосов, повторяющих имя новоприбывшего.
- Вальтер! Капитан Вальтер!