- Мандан, - заговорил я. - Ваше тонкое чутье не обмануло вас. Я не полковник, я всего только ефрейтор (страница 35 "Регламента кавалерии"). Но - полковник или ефрейтор - не все ли равно, ангел мой обожаемый? Я прежде всего мужчина. А не станете же вы в стране, декретировавшей равенство, противопоставлять страсти внешние знаки отличия. Мандан, я люблю вас.
На этот раз Мандан откровенно расхохоталась.
- Тю-тю-тю, - пропела она, - все это прекрасно. Но пока вы тут преподносите мне любезности, армия генерала Франше д'Эспрэ готовится обстрелять из своих орудий мою бедную Мараканду.
- Армия генерала Франше д'Эспрэ! - воскликнул я.
- Ну да. А что же?
- Ах, друг мой! Армии генерала Франше д'Эспрэ нет нигде поблизости…
- Неужели? А знаешь, - поверишь мне или нет, - я это подозревала. Ах! По-моему, Жерис-хану и его друзьям так же пристало заниматься политикой, как мне быть квакершей. Мой маленький Этьен Пендер, ты можешь похвастать, что ловко провел их. Откровенность за откровенность. Подвинься на этот раз поближе, - я прочту тебе лекцию по государственному праву.
Легкий ветерок рябью подергивал воду в больших бассейнах. Луна бродяжничала по небу над деревьями. И не переставая пел разбойник-соловей. Трудно представить себе прелесть этих ночей на Востоке. Клянусь, что нет никаких преувеличений на этот счет в книгах доктора Мардрюса.
- То, что я хочу тебе рассказать, - начала Мандан, - (нет, не принимай сокрушенного вида, - это будет не длин но) - покажется тебе парадоксальным. Я докажу тебе потом что все это правда, и доказательства будут звонкие и сногсши бающие, если можно так выразиться.
Узнай же, что до 1914 года Оссиплури было милым ма леньким государством, в котором я царствовала в силу того чрезвычайно простого закона, который зовется наследственным правом. Заметь себе, что я лично не была ни счастливей, ни несчастней, чем сейчас. Нельзя сказать того же о глупцах, лишивших меня трона.
Для них вместе с эрой удовлетворения их честолюбий началась эра несчастий. Ты видел их только что в Собрании. Добавь, что бедняги переполнили чашу своих невзгод, поголовно влюбившись в меня. Ты знаешь, какая разница между правом и фактом. Юридически я до 1914 г . владычествовала неограниченно, фактически я ничем не распоряжалась. Теперь юридически я просто товарищ Мандан, но фактически мне оставили мой дворец, с условием, что я буду лицемерно скрывать свою роскошь от несчастной толпы, не способной разбираться в этих distinguo, и я никогда, могу тебя уверить, не была так могущественна. Я выдаю тебе государственные тайны, дитя мое. Сейчас мы увидим - окажешься ли ты достоин моего доверия.
- Можете ли вы сомневаться! - воскликнул я, прижавши руку к сердцу, но в глубине души довольно встревоженный.
- Ты легко поддаешься убеждениям, - сказала Мандан с иронией, - и ты совсем не любопытен. Вот, например, - достаточно ли того, о чем я тебе рассказала, чтоб объяснить мою скрытую власть?
- При вашей красоте… - начал я.
Олигарх Оссиплури сделал нетерпеливое движение.
- Ах, нет, нет! Придумай другое. Я ведь не Лили Ториньи…
Она слегка приподнялась на подушках.
- Вот, - сказала она, - открой ящик этого стола.
Я послушался. Из ящика я вынул маленький ключик, как две капли воды похожий на ключ к несгораемому шкафу в сыромятне Лафуркад.
- Знаешь, что это такое? - спросила Мандан.
- Еще бы, - отвечал я, не задумываясь: - ключ, модель № 2 фирмы Фише.
- А! - протянула молодая женщина, - ты - образованный.
- Я главный кассир по профессии, - заявил я напыщенно.
- Главный кассир! - воскликнула Мандан, - я так и знала: с нами бог!
Меня немного удивило это вмешательство создателя в дело, явно касающееся слесаря. Мандан заметила мое удивление.
- У тебя в руках, - сказала она тем же размеренным тоном, - секрет конституции республики Оссиплури.
Это заявление не уменьшило моего удивления. Но что в том! Я глаз не мог отвести, я ничего не хотел видеть, кроме необычайной красоты Мандан. И подумать только, что всего два часа тому назад я искренно любил Лили Ториньи! Вспомнив это, я был настолько же поражен теперь, как тогда, когда подле Лили Ториньи с такой же искренностью вспомнил о моей любви к скромной маленькой невесте из Бенежака.
- Повторяю, - опять заговорила Мандан с некоторой торжественностью, - что у тебя в руках секрет конституции республики Оссиплури.
- Он никелированный, - тонко заметил я. Молодая женщина презрительно улыбнулась.
- Я обращаюсь к главному кассиру, а не к остряку.
Я закусил губы. Она продолжала, словно не заметив, что я раздосадован.
- Как кассир ты, должно быть, умеешь обращаться с замками несгораемых касс?
На этот раз я со снисходительным сожалением посмотрел на нее.
- Однажды, в 1912 году, помощник директора сыромятни Лафуркад в По заметил, что уволенная накануне машинистка напихала в замок кассы разные неподходящие вещи: промокательную бумагу, оконную замазку, губную помаду. И что же! Не прошло и двадцати минут, как я, при помощи одного только шила, извлек бумагу, замазку и помаду, и замок стал действовать лучше прежнего.
- Я никогда не сомневалась в твоих технических талантах. Ободренный этими словами, я взял ее руку, и она не отняла ее у меня.
- Что служит главным двигателем во всех поступках людей, Этьен? - спросила она меня своим певучим голосом.
- Любовь, - горячо ответил я. Она загадочно улыбнулась.
- Если хочешь. А еще?
- Опять любовь, - непримиримо повторил я.
- А расчет, прекрасный полковник, какое место отводите вы ему?
- Ex aequo, - ответил я.
- Ого! Сказано недурно. Но все-таки в твоей классификации любовь, очевидно, на первом плане?
Я не отвечал. Если рыцарь во мне возмущался против такого откровенного материализма, зато главный кассир не мог не со гласиться с Мандан.
- Слушай, - сказала она, - и хорошенько следи за моими словами.
Она помолчала немного. Соловьи в кипарисах заливались напропалую.
- До 1914 года, - рассказывала Мандан, - мое состояние заключалось, как и у всех уважающих себя людей, в движимости и недвижимости. Недвижимость была национализирована, - сейчас распоряжаются ею ликвидаторы, а движимость - слушай внимательно…
- А движимость?
- …состояла главным образом из бриллиантов короны Оссиплури. Надо тебе описать эту корону: шесть рядов - ряд жемчуга, ряд сапфиров, ряд рубинов, ряд бриллиантов (семьдесят каратов), ряд изумрудов и снова ряд жемчуга. Все эти камни, само собой разумеется, настоящие, впрочем, за исключением рубинов, которые заменены были поддельными, когда я продала настоящие, чтобы расквитаться с одним долгом, сделанным мной еще в юные годы. Но это подробность несущественная. Все вместе, мой милый ефрейтор, было оценено до войны в шестнадцать миллионов долларов. Подумай, сколько это составит на нынешние плохенькие французские деньги!
- Шестнадцать миллионов долларов, - воскликнул я. - А основной капитал сыромятни Лафуркад, одного из крупнейших предприятий на юго-востоке Франции, - всего миллион четыреста тысяч франков!
- Ага! - протянула Мандан. - И ты станешь все-таки утверждать, что любовь и расчет одинаково сильны?
- Что случилось с этой короной? - спросил я сдавленным голосом.
Мандан ответила вопросом на мой вопрос.
- Если мои сведения правильны, тебя сегодня допрашивали в зале собраний?
- Да.
- Ты там ничего не заметил?
- Заметил.
- Что?
- Трон.
- Надо быть внимательным, - сказала Мандан, - и с первого взгляда замечать то, что следует видеть. Что стоит против трона?
- Несгораемая касса.
- Ну, слава богу! Я начинаю думать, что ты понял наконец. А в кассе что?
- Корона! - крикнул я. - Корона Оссиплури! Мандан улыбнулась.
- Ты положительно умен.
Наступило молчание. Умолкли даже соловьи.
- Я надеюсь, - заговорила снова Мандан, - ты разгадал тайну конституции республики Оссиплури?
- Как вы хотите… - начал я неуверенно. Мандан сделала движение нетерпения.
- Послушай, ты огорчаешь меня. Скоро рассвет. Время не терпит. Ты обязательно хочешь, чтоб я поставила точки над i?
Я не отвечал. Никогда еще моя догадливость не подвергалась такому испытанию.
- Поставим же, - пренебрежительно уронила Мандан. - Правительство Оссиплури составляют двенадцать министров. Каждый из них лелеет одну мечту: покинуть нашу прекрасную родину, унеся с собой камни короны. В результате все они друг другу не доверяют. Вот поэтому они и оставили ключ от кассы у меня. А так как, с другой стороны, касса не здесь, не в моем дворце, а мне запрещено выходить отсюда, - то, как видишь, государственное равновесие гарантировано. Но равновесие это все-таки неустойчивое. Оно может быть нарушено в любой момент. Для этого было бы достаточно…
- Достаточно?..
- Твоя скромность приводит меня в восторг, - проговорила молодая женщина, - достаточно было бы, чтобы красивый малый, которому я передала бы предварительно этот ключ, проник ночью в зал собраний и… ты понял?
Я понял прекрасно. Но предприятие казалось мне настолько рискованным и полным опасностей, что даже красота Мандан и шестнадцать миллионов долларов не могли служить достаточной компенсацией.
Мандан наклонилась ко мне.
- Жерис-хан, - заговорила она с самым независимым видом, - сделал все, что мог, чтобы добыть этот ключ, ключ, который ты держишь сейчас в руке. Но он мне не нравится. Он брюнет. Я люблю блондинов.
- Я шатен, - прошептал я упавшим голосом.