Он мог слагать стихи, и это не были холодные и гладкие строчки, которые без конца сочиняли придворные певцы. Нет, каждая строка была наполнена мыслью и чувством, и люди любили слушать Джанибека.
Пальцы его могли разогнуть конскую подкову, но никогда его сила не была угрозой слабому.
А глаза! Прекрасные глаза были у этого юноши, и горел в них постоянно огонь раздумья. Это была красота ума - лучшее в человеке.
Никому не давал пощады в бою хромоногий Тимур. И жестокий разгром постиг Золотую Орду.
Тамерлан сошелся в поединке с ханом и, распалясь гневом, зарубил его. Он рубил левой рукой, - правая рука и правая нога были обессилены старыми ранами.
Даже охнуть не успел под саблей железного хромца хан - рухнул под копыта своего коня.
И тогда дрогнула и побежала Золотая Орда.
Только один человек продолжал бой. Джанибек.
Уже многие люди Тимура погибли от руки бесстрашного юноши, а Джанибек будто не чувствовал усталости.
И тогда Тимур сказал свите:
- Не убивайте его, а возьмите в плен. Мои джигиты могут поучиться мужеству у этого мальчишки.
Всадники убили под Джанибеком коня и толпой бросились на юношу.
Утром перед шатром Тимура вырыли глубокую яму и посадили туда Джанибека. Железная цепь оплела его руки.
И вот Тимур пришел к яме. И заглянул в нее.
Он улыбнулся и промолвил спокойно:
- Я ценю твою храбрость. И я могу подарить тебе пощаду, чтобы ты всю жизнь славил железное имя Тимура.
- Уйди, царь, - сказал Джанибек. - У меня и так мало света в яме.
Но старый Тимур не обиделся.
- Когда твое сердце, - произнес он, - остынет в этой яме и слова твои будут благоразумнее, ты скажешь страже. Она позовет меня.
И два воина стали сторожить пленника.
Прошел месяц, и еще месяц, но сердце Джанибека по-прежнему было крепкое, как кремень, которым высекают огонь.
По стану великого Тамерлана зашелестел шепот злобы и восхищения.
- Его надо убить, отрезав ему раньше язык, - говорили одни. - Он, как зараза, этот мальчишка.
- Его надо отпустить с почетом. Мужество пленника прекрасно, ибо он один среди врагов, - говорили другие.
И слухи эти пришли к дочери Тимура.
Она была красива - и знала это. Но девушку мало радовали ее гибкая фигура и прекрасное лицо. Кому нужна красота только для себя? А царевна не видела рядом никого, кто мог понравиться ей.
В льстецах и рабах не было недостатка, и те и другие часто отличались красотой. Но не от кого было услышать разумное смелое слово, слово наперекор. А ведь только настоящий человек может спорить с сильными.
Жизнь не сохранила нам имени царевны, и позволь мне назвать ее Саодат.
Тимур любил дочь сильно и нежно. Он долго не хотел брать ее в путь, говоря:
- Зачем мне одному и слава и власть? Я согнусь под их тяжестью, если не разделю ее с теми, кого люблю. В бою умирают, и если ты умрешь, что мне останется в жизни, кроме горя?
- Ты говоришь неразумно, отец, - возражала Саодат. - Тебя тоже могут убить враги. И я тоже люблю тебя.
И царь вынужден был согласиться.
Шло время. В походном шатре Саодат, куда она возвращалась из боя, жили две пары голубей. Это были редкие птицы. Их привезли из стран, покоренных Тимуром.
Царевна проводила с птицами все свободное время. В тихие вечера прислужницы поднимали полог шатра, и голуби медленно плавали в воздухе. Царевна следила за их полетом и завидовала им, имеющим крылья...
Старый Гафур-ока на минуту замолчал, покопался в карманах халата и, отыскав там немного конопли, бросил ее голубям. Птицы стали спокойно клевать зерно.
- Я уже сказал: слухи о Джанибеке пришли к царевне. Она захотела увидеть пленника.
Когда наступила ночь, Саодат тихо приблизилась к яме и посмотрела вниз.
Но стража скрестила копья, и один джигит взмолился:
- Не губи нас. Если узнает Тимур, нам не сносить головы.
- Джигиты, - отозвалась Саодат, - вам нечего бояться. Так повелел отец. Это ложь, но я беру ее на себя.
И тогда стража убрала копья, и царевна по ступенькам, вырубленным в земле, спустилась к пленнику.
Прошло немало времени, прежде чем стража услышала голос оттуда, из глубины.
Это был голос царевны, и она говорила:
- Свет луны слаб, но, мне кажется, я разглядела твое лицо, Джанибек. Твой ум и твою душу я тоже вижу, батыр. Аллах ничего не пожалел для тебя.
И был на это ответ Джанибека:
- Ты дочь моего врага и мой враг. Уйди, царевна.
- Это не слова твоего сердца, - возразила Саодат. - Это - звон цепей на твоих руках. Ты тоже мой враг, но я пришла к тебе. Война - зла, она разделяет людей, а мир создан для счастья и любви.
Пленный засмеялся и промолвил:
- Ты много раз видела бой, Саодат. Твои джигиты убивали людей, и джигиты врага убивали твоих джигитов. Почему ты не сказала отцу, чтоб он обуздал войну?
- Я раньше не знала того, что знаю теперь, - тихо ответила Саодат.
- Мне нужна тишина, чтоб подумать перед смертью, - сказал непокорный Джанибек. - Оставь меня одного, царевна.
- Хорошо, я уйду. Но позволь мне прийти завтра.
- Дочь царя может не спрашивать об этом. Приходи, если мне не отрубят голову.
Весь день царевна не выходила из шатра. Она смотрела, как ласкают друг друга голуби, и непонятное чувство грусти и счастья волновало ей грудь. И еще ей казалось, что сегодня солнце ленится уходить с неба.
Наконец наступила ночь. И стража убрала копья, и царевна сошла вниз по ступеням, вырубленным в земле.
Опять долго ничего не было слышно, и опять первой заговорила Саодат:
- У меня нет друзей, Джанибек. Поклонники и льстецы есть. Раньше мне казалось, что этого вполне достаточно. Теперь вижу - ошибка. Один друг - не мало, а тысяча - не слишком много. Даже для царей. Или их куют из железа?
- Много слов - кладь для осла, царевна. Скажи коротко - что тебе надо?
- Скажу, Джанибек. Мне скучно без тебя. Я не знаю, что́ это?
Джанибек долго не отвечал. Потом сказал:
- Ты, как серебряный тополь, царевна. Даже облака не достигают твоей вершины. Зачем тебе любовь бедняка?
Подумав, царевна ответила:
- Может, я и вправду стою высоко. Но поверь мне, - не так высоко, чтобы не увидеть на земле свое счастье. И еще: макушка высокого дерева - ближе к ударам молнии.
- Нет, царевна, - возразил Джанибек, - мне не нужна твоя любовь. Ты хочешь научить лягушку плавать, бросив ее в кипяток. Через день-другой царь отсечет мне голову. Когда тебя любят - трудней умирать.
- Я помогу тебе бежать, Джанибек.
- Не надо.
- Я хочу надеяться, что ты передумаешь.
- Что ж, хорошие надежды - уже половина счастья. Иди спать, девушка.
Медленно тянулся этот день в жизни царевны. Все песни голубям были спеты, все украшения вынуты из ларцов, надеты и снова спрятаны, а ночь все не приходила, и солнце торчало в небе, будто его приколотили гвоздями.
Перед сумерками зашел в шатер Тимур.
- Что с тобой? - спросил он у Саодат, взглянув на ее лицо. - Не больна ли ты?
- Это пройдет, отец, - был ответ. - Я велела оседлать коней, чтобы из конца в конец пересечь степь под луной. Если я загоню одного коня, пересяду на второго.
- Хорошо, я скажу бекам: пусть проводят тебя.
- Твоим детям не нужны няньки, эмир.
Тимур с гордостью погладил дочь по длинным черным косам.
- Ты права.
И снова караульщики убрали копья. И снова царевна спустилась в яму.
Но в этот раз, сколько ни прислушивалась стража, не могла она разобрать ни одного слова, оттуда, со дна.
О чем шептались бедняк и царевна? Этого никто, кроме них, не знал.
В самой середине ночи джигиты увидели голову царевны. Саодат поднималась по ступенькам, и за ней шел, тихо позванивая цепями, Джанибек.
Выбравшись из ямы, бедняк заметил царевне:
- Еще вчера я боялся, что тебе нужна забава, Саодат. Вижу, что ошибся.
Стража стояла, окаменев от страха. Отпустить Джанибека - отдать свои головы. Если поднять тревогу, - царевна найдет способ наказать измену.
- Вот вам золото, джигиты, - сказала Саодат, подавая мешочки. - Садитесь на своих коней и бегите к Тоболу.
Когда в черной дали, растаял топот копыт, Саодат вошла в шатер, взяла переметную суму и клетку с голубями.
- Помоги мне, - шепнула она, подавая Джанибеку суму, - только постарайся не звенеть цепями. Мы разобьем их потом, в пути...
Гафур-ока умолк и закрыл глаза, как будто хотел себе представить ночную степь и двух скакунов, уносящих во тьму смелых молодых людей.
- Ветер отставал от всадников, - продолжал рассказ Гафур-ока, - и дробь копыт была, как один звук. Так мчались на восток бедняк и царевна.
- Куда мы едем? - спросил Джанибек, когда девушка пустила своего коня шагом, чтобы он отдохнул.
- К Тоболу.
- К Тоболу?
- Да. Если стражники захотят повернуть назад, мы перехватим их.
И снова крутился ветер за спиной всадников. Но вот вдали показалась стена леса. И первые лучи пронизали воздух над ним.
Джанибек увидел перед собой голубое и тихое озеро.
- Это Большое Кисене, - оживилась Саодат. - Мы остановимся здесь и разобьем твои цепи.
Царевна помогла скованному юноше сойти с коня. Она долго ходила по берегу - искала крепкий камень,
Потом много часов била камнем по железу, и ржавая цепь расползлась на руках джигита.
- Давай поставим здесь шалаш и больше никуда не поедем, - предложил Джанибек. - Здесь красиво - и мы вдвоем.
- Давай, - весело согласилась Саодат.