...
(В палате тишина)
Поэт (неуверенно): Или вот: Мы облучены. Я иду на звон струны из твоей косы/ Мы обручены. Значит, время задуть часы/Время выйти в лес, где поляны твои святы/Времени в обрез. Цветы. И еще цветы.
Видишь, как сопрягаются слова? Их смыслы, краски, звучание? Как они взаимно усиливают и поддерживают друг друга? Из этих сочетаний рождается образ. Не смысл, а образ. Не значение, а суть вещей. Вот у тебя тут… (листает тетрадку, зачитывает):
Я всегда говорил: я верю!/Только верил, видно, в слепую/Я семь раз свою жизнь отмерил/ Да, вот, только отрезал – другую.
...
(В палате снова начинают разговаривать)
Поэт: Тут есть зарождение образа. Но много лишнего, и это разрушает образ. Например, к чему у тебя во второй строке слово "видно"?
Паренек: Я так говорю…
Поэт: Да! Но в строке у тебя это слово просто место занимает. Что оно добавляет к образу, какую нагрузку несет? Никакой! Затычка в дырке! А этой дырки не должно быть, нужно писать не просто со смыслом, а чтобы каждое слово было незаменимо. Вот уберу я это "видно" и что изменится?
Паренек: Ритм же собьется.
Поэт: Да, оно тебе только для этого и нужно, это слово, костыль для ритма.
Паренек (сумрачно): Так что, плохо все?
Поэт: Нет! Что ты! Наоборот! Это очень хорошо, что в такой среде, как твоя, ты обращаешься к стихам, как способу самовыражения! И у тебя получается. Ты мне поверь, я член союза писателей. У тебя получается! Но пока получается не очень хорошо. И это правильно. Был такой поэт Райнер Мария Рильке, он написал специально для молодых поэтов: "Первые стихи редко бывают хорошими, но это не означает, что их не нужно писать". Ты ведь и ходить не сразу научился. А писать стихи куда труднее, чем ходить. Скажи, ты бывал в каких-нибудь литературных студиях, обращался в газеты, журналы?
Паренек: ( еще сумрачнее) Нет.
Поэт: Я так и думал. Это заметно, что ты не считаешь нужным туда ходить. А зря. Это тебе очень помогло бы. Раз уж ты занимаешься этим, пишешь стихи, то нужно стараться делать это наилучшим образом. И тебе очень помогла бы какая-нибудь литературная студия. Я написал тут, в конце тетрадки – адрес одной студии… ты из другого города, но ты можешь послать туда свои работы. Или даже зайти по случаю. Позвони туда, вот телефон я написал, там подскажут, куда тебе в твоем городе обратиться. Тебе не откажут. Они издают журнал, и вполне вероятно, что через какое-то время и ты там появишься.
...
(Входит старик, кивает поэту)
Старик: К тебе пришли!
Поэт ( пареньку): Ну, ладно, в общем, ты понял! Тебя когда выписывают, завтра?
Паренек (убито): Сегодня. Я уже выписан. Просто поговорить хотел. Щас пойду.
Поэт: А, ну, ладно! Ко мне пришли там. Я побежал. Пока. Ты не забудь, не потеряй эти адреса. Обязательно обратись туда. Тебе там помогут. Давай!
...
(Передает тетрадку пареньку, встает, жмет ему руку радостно, надевает тапочки и выходит. Паренек сидит, хмурый, держит в руках тетрадку. Напротив садится старик)
Старик: Выписывают? Домой пойдешь?
Паренек: В общагу…
Старик: Гулять будешь, поди?
Паренек: Спать буду. Месяц уже не спал… У меня полная палата призывников. Идиоты же. Я вообще давно понял, что тут сумасшедших – призывники и этот (Кивает на спящего больного). Они вечером, когда врачи уходят, бегают на остановку за пивом, их медсестра выпускает. Напиваются. А днем спят с перепою. У нас там еще мальчишка лежит… не знаю… он когда засыпает ночью, они его тапком по лицу ударят и кричат "Отгадай". Идиоты, он ведь в психушке лежит с диагнозом, а не на обследовании, как они. Он кого-нибудь из них задушит ночью, его только к буйным переведут на месяц…
Старик: А ты сам-то тут сколько пробыл?
Паренек: Четыре года.
Старик: Скажи, хоть, за что? Все равно уходишь.
Паренек: А… убил…
Старик: Случайно?
Паренек: Нет. Это тетка моя. У меня брат маленький, а родителей нет. Тетка нас забирала из детдома, а сама… После детдома этого жить хочется, дышать, есть, спать. Она меня когда забирала, я уходил на улицу и просто там ходил. Весь день мог ходить, просто на людей смотреть. Туда пошел, сюда пошел. А на следующий день опять. Прям, не мог находиться… А она – сделай то, не делай это, ты, говорит, гавно и брат твой дурак вырос… И она как-то раз полезла снова к нам, я ее топором убил. Ну, там еще мебель порубил, занавески…
Старик: Занавески-то зачем?
Паренек: Не знаю, злой был…
Старик: А брат твой где?
Паренек: В детском отделении… Его не скоро выпишут.
...
(Спящий больной вдруг встает с кровати и подходит к разговаривающим)
Спящий больной (спокойно): Я постою тут, рядом с вами.
Паренек (резко): Нет.
Старик: Иди отсюда!
Один из валяющихся больных: А ну, тварь, отойди от людей! Пошел вон!
Спящий больной (спокойным тоном): Извините…
Один из валяющихся больных: Иди отсюда, урод, пока по башке не получил!
Спящий больной (спокойным тоном): Я в умывальник пойду.
Старик (язвительно): Водичку пить или снова жопу мыть?
Спящий больной (напряженно и обиженно): Водичку пить! (Выходит)
Старик: Маньяк, сука… Откуда такие берутся… И ведь его еще выпускают иногда, выписывают. Может, еще тех же детей встречает…
Один из валяющихся больных: Ага, я его недавно на рынке встретил. Подхожу к прилавку, а там маньяк кроссовки покупает. По нему видно, что он маньяк, а ходит среди людей, как будто нормальный. Кроссовки купил… Белые.
...
В коридоре щелкает выключатель. Свет гаснет, остаются только сумерки в окне.
Сцена четвертая
...
Дачная беседка. Вокруг кусты, с одной стороны стена дома, с другой – небо. Чуть в сторонке – пустой мангал. В беседке стол. За столом сидят трое полуголых молодых людей. Перед ними на столе пиво и соленая рыба. Яркий солнечный день.
...
Действующие лица:
Милиционер: молодой человек лет 27
Хирург-травматолог: молодой человек лет 27
Журналист: молодой человек лет 27
Милиционер: Ща пивка хряпнем, а потом потихоньку за шашлыки примемся.
Журналист: Мож, щас поджечь? Пока оно прогорит…
Милиционер: Да, у меня уголь, древесный. Его высыпал, поджог и через полчаса уже готово – жарь, сколько влезет.
Травматолог: ( долго пьет из кружки с пивом) Хорошо…
Милиционер: Потом купаться пойдем.
Журналист: В этой речке? А мы разве не ниже города по течению?
Милиционер: Ниже. Мы ниже двух городов.
Журналист: Так, ведь тут купаться нельзя. Ты представляешь, сколько в ней дерьма?
Милиционер: Да, она вроде как очищается…
Журналист: И куда дерьмо девается? На дно оседает? Страшно в ней купаться.
Травматолог: Ой, да ладно тебе. Речка как речка. Ниже нас еще Томск – вот им действительно страшно… А нам все похрен.