Трое семиклассников решают объединиться в индейское племя. Действие происходит в маленьком городке, построенном на вечной мерзлоте. "Племя" постепенно разрастается. А новые люди приносят новые проблемы. Во время одной из игр дети находят спрятанные ворованные вещи и неосторожно рассказывают родителям и знакомым об этом. Владельцы вещей начинают преследование, и им удаётся перетянуть на свою, взрослую сторону одного из мальчиков. Потрясённый предательством и распадом племени "вождь" Алёшка понимает: детство закончилось.
Андрей Юрич
Ржа
1
- Это джунгли!
Алешка посмотрел вокруг.
Вершины сопок тихо розовели в стеклянном небе. Над ними, как жук на нитке, закладывал длинный вираж гулко жужжащий "кукурузник". Ягель и мохнатые веточки "зассыхи" у Алешкиных ног исходили прелым ароматом. Тонко звенело комарье.
- Да ну, на фиг, джунгли! - сказал Алешка. - Тут прерия! Индейцы в прерии живут! Я в книжке читал.
Он взглянул на своего друга большими черными глазами в пушистых ресницах.
- Дурак! - снова сказал ему друг Пашка, такой же черноглазый и круглолицый. - Если в прерии, то лошади нужны! Ты где лошадь возьмешь? У тебя есть? А в джунглях только лук нужен!
- Я не умею делать лук, - смущенно сказал Алешка и посмотрел на поцарапанные носки своих резиновых сапожек зеленого цвета.
Он сидел на сухой травяной кочке, вытянув ноги, и рвал зассыховые ягодки. Они блестели и катались в ладони, как дробь.
- Это проще, чем лошадь! - съязвил Пашка.
Он сидел напротив на кочке поменьше. Она была сыровата, и сквозь штаны к Пашкиному заду постепенно подбирался холод.
- А может, пусть будут лошади? - робко спросил Алешка.
- Ты чо, как маленький… - Пашка вздохнул. - Ты пойми - так неинтересно. Должно быть только то, что есть.
- Ладно, я папу попрошу, - сказал Алешка. - Он умеет делать лук.
- Попроси, - кивнул Пашка.
Они встали. Пашка отлепил от задницы промокшие штаны. Алешка кинул в рот горсть ягод, пожевал, проглотил пахучий сок, остальное выплюнул. Потом еще раз плюнул. Слюна была фиолетовой.
- Губы черные? - спросил он.
- Черные, - сказал Пашка. - Не отмоешь.
Они засмеялись и пошли сквозь кусты карликовой березы в сторону розовых от солнца пятиэтажек, которые издалека выглядели набором детских кубиков.
На следующий день мальчишки встретились под собственным домом. Они были соседями. Пашка жил в первом подъезде двухэтажного двенадцатиквартирного дома, Алешка - в третьем, последнем. Длинный деревянный дом стоял на сваях и был обшит по цоколю досками. Там внизу, между ошкуренными стволами свай, на обмотанных толстой алюминиевой фольгой трубах канализации и отопления, был один из их "домиков".
Они поздоровались и помолчали, глядя на улицу сквозь щели в досках. От свай пахло опилками.
- Чтобы сделать лук, нужно хорошее дерево, - начал Пашка. - Верба не пойдет. Лиственница слишком твердая…
- Я спрашивал у папы, - продолжил Алешка. - Он обещал сделать…
Алешка врал. Ему было привычно врать о своем папе. Впрочем, так же привычна была для него и правда об отце. И, спроси Пашка сейчас, он бы рассказал, что папа опять напился пьяный. И он, Алешка, понял это, как только переступил порог квартиры вчера вечером. Его рот еще был полон фиолетовой слюны и свежего ягодного вкуса. А квартира была полна оглушающей вони пьяного немытого тела. Ощутив этот запах, Алешка вздрогнул. Он, как всегда в таких случаях, быстро прошмыгнул в ванную, потер там фиолетовые ладони куском белого мыла и умыл лицо. Потом так же быстро, стараясь оставаться незаметным, перебежал в зал, где ему уже было постелено на раскладном диване. Поверх одеяла сидела Алешкина мама. Она посмотрела на Алешку делано веселыми глазами и спросила, почему он решил улечься не поужинав. Алешка знал, что, прикидываясь веселой, она надеется обмануть его - чтобы он не ощущал всей серьезности и болезненности происходящего. И, жалея свою маму, Алешка обманывал ее - тоже прикидывался веселым…
Все это подумалось в его голове, когда Пашка заговорил о луке.
- А из чего твой папа обещал сделать? - спросил Пашка.
- Не знаю, - Алешка пожал плечами. - Он нигде тут хорошего дерева не достанет. Здесь только лиственницы и кусты.
- Может, он поедет на рыбалку, - снова соврал Алешка (его папа никогда не ездил на рыбалку). - Там, внизу, ведь растут нормальные деревья.
- Мой тоже может поехать на рыбалку, - Пашка знал, что Алешкин папа никуда никогда не ездит, но понимал и прощал такую ложь.
Они помолчали. Сидеть под домом было приятно. Нагретые солнцем доски отдавали внутрь мягкое тепло. Комары сюда не залетали. Иногда приходили какие-нибудь собаки или кошки, которых можно было гладить или, наоборот, пугать криком и страшными рожами.
- Пусть будут луки из вербы, - предложил Алешка. - А если твой папа или мой поедут на рыбалку, то наши луки станут просто лучше.
- Ну, да, - Пашка задумчиво потер подбородок. - А мы пока поучимся стрелять.
Они улыбнулись друг другу лицами, рябыми от солнечных капель, брызжущих сквозь щели досок.
- А как мы будем называться? - спросил Пашка. - Ирокезы или сиу? Чероки! Навахо!
- Да ну, на фиг… - поморщился Алешка. - Все эти племена постоянно с кем-то воюют и ненавидят других индейцев. И вообще, какая разница, как называться, если, кроме нас, тут индейцев нет. Мы будем просто индейцы. Настоящие индейцы.
- Ну, тогда надо что-нибудь сделать, чтобы начать, - сказал Пашка.
- Мы уже начали, - сказал Алешка. - Пойдем делать луки. Резинка для трусов сойдет на тетиву?
Стрелы летали плохо. Даже пущенные под углом вверх, они тыкались в землю метрах в трех от стрелка. Да при этом еще кувыркались в полете. Луки из ивовых и березовых прутьев были сырые, мягкие, не упругие. Через несколько выстрелов они сгибались и больше не пружинили. Алешка сделал тетиву, как и собирался, из бельевой резинки, Пашка - из тонко отрезанной полоски медицинского жгута. Алешкина тетива к концу дня растянулась и болталась так, что он, стыдясь этого болтания, выбросил свой лук. Пашкин жгут лопнул и больно прижег левое запястье.
Они экспериментировали с оружием на самом краю поселка, там, где тундра лежала сырым ковром под сваями последних домов. Но даже здесь шлялись какие-то малолетние карапузы в болоньевых курточках, и полузнакомые девчонки хихикали над лучниками самым подлым образом.
В конце дня было решено нарезать прутьев разной толщины и уложить их на просушку в укромном месте. Таким местом сочли крышу недостроенной и брошенной пятиэтажки там же, на краю поселка. Охапки прутьев они затаскивали на крышу через чердачный люк по шаткой лестнице, сваренной из арматурных стержней неизвестными строителями. Прутья раскладывали в тени, за выходами вентиляционных коробов. Потом лестницу долго прятали в куче строительного мусора внизу.
Через несколько дней, тоже вечером, они вернулись за прутьями. Раскопали лестницу. Кряхтя и звонко матерясь, минут тридцать втаскивали ее на площадку пятого этажа. Там их ожидал неприятный сюрприз: несколько окурков с желтыми оплавленными фильтрами, втоптанных в цементную пыль.
- Тут кто-то был, - тревожно сказал Алешка.
- Лестницу не нашли, - уверенно ответил Пашка. - Без лестницы на крышу не залезть.
Когда они, оттянув железной лестницей руки и кое-как установив ее в проем люка, поднялись на крышу, ветер взъерошил их волосы и вздул пузырями старые спортивные куртки. На крыше было пусто. Прутья были рассыпаны по бетонным плитам.
- Здесь были, - удивленно сказал Алешка.
- Хм… - ответил Пашка. - Непонятно… Ладно, все равно просохли.
Он подобрал прут и попробовал согнуть. Прут треснул. Пашка походил по крыше и выбрал другой, потолще и подлиннее, и тоже попробовал согнуть. Прут лопнул со звуком новогодней хлопушки. Алешка притащил еще несколько прутьев. Пашка проверил каждый. Один прут хорошо пружинил и не ломался. Тогда Пашка достал перочинный ножик, принялся ошкуривать и подравнивать концы прута. Алешка смотрел, тараща от усиленного внимания глазища.
Пашка прорезал на концах прута круговые бороздки и вынул из кармана тетиву - капроновый шнурок с петельками на концах.
- Помоги, - сказал он Алешке, сел на колени, упер конец прута себе в грудь и, взявшись за другой конец, согнул обеими руками.
Алешка неловко и торопливо, путаясь в собственных пальцах, натянул капроновые петельки на сблизившиеся заостренные концы. Пашка положил перед собой готовый лук. Лук вышел кривым и вовсе не красивым.
Пашка взял его в левую руку, тронул пальцем тетиву - та расплылась и тихо загудела на ветру. Он, не отрывая взгляда от своего оружия, пошарил рукой по бетону и подобрал тонкий прутик. Осторожным движением поставил прутик на тетиву, вложил другой конец в криво прорезанное ложе. Поднял лук над головой, натянул тетиву и отпустил. Капроновый шнур звякнул, как ненастроенная струна, и прутик взлетел по высокой крутой дуге. Потом упал, кувыркаясь в воздухе. Индейцы засмеялись.