Ильин оглянулся. Качки замерли поодаль, а еще более поодаль замерла в низком старте давешняя "амбулансия", невесть как объявившаяся по эту сторону больничной ограды. Мистика - сестра психиатрии.
- Прошу, - повторил гебист.
Ильин открыл бээмвэшную дверь и сел. Гебист тоже сел, а качки пошустрили к "амбулансии", чтоб, значит, страховать по медицинской части.
Гебист выжал сцепление, врубил первую передачу и, пока не трогаясь, светски поинтересовался:
- Где обедать предпочитаете, Иван Петрович?
- Пусть в "Максим" везет, - подсказал наглый Ангел. Недоступно дорогой ресторан на Тверской вряд ли был по карману рядовому секретному агенту. Да и подопечный его более чем на пивную не тянул. Но мелочиться, прав Ангел, не стоило.
- Предпочитаю в "Максиме", - скромненько так заявил Ильин.
Гебист засмеялся, отпустил сцепление и мощно рванул по улице Матросская Тишина, не жалея "мишленовскую" резину.
- Проверяете: не слабо ли? Не слабо, Иван Петрович. Для нужного человека нашей конторе и на "Максим" не жалко потратиться. А вы - нужный.
Вел он машину лихо, но умело, скорость держал под сотню, за рулем помалкивал. А это Ильину на руку было: стоило тоже помолчать, подзарядить скисшие с утра батарейки перед серьезным разговором. Полицейские гебисту не мешали, за скорость не тормозили, знали, что ли, машину, поэтому по Тверской - через вечных три вокзала, через строгую Мясницкую, по родной водителю Лубянской площади, где давно уже не торчал "железный Феликс", а красовался фонтан, вернувшийся на законное место из дворика Академии наук, по Охотному ряду мимо Большого театра, мимо Дворянского собрания, мимо вязевого, прихотливого, в подбор к Думе и Историческому музею, здания отеля "Охотный ряд", построенного на месте снесенной после войны гостиницы "Москва", мимо, мимо, мимо, и через десять буквально минут - вот он, "Максимчик", совсем рядом с красно-белым кубиком городской мэрии, бывшим Моссоветом.
Развернулись через сплошную осевую, встали колом.
- Очнитесь, Иван Петрович. Приехали.
Очнулся, вылез из машины, отметил: напротив, через улицу, затормозила знакомая "амбулансия", медицинский суровый контроль. Пасли психа.
Время было обеденное, народу в ресторане хватало, но гебист уверенно шепнул что-то метрдотелю, и тот сразу увел новоприбывших в уголок неподалеку от зеркального окна, выходящего непосредственно на Тверскую, усадил за двухместный столик, а рядом немедля выросли два официанта-близняшки. Один протянул гостям меню в кожаных папках и отошел на шаг, скромно уступая место второму, спецу по выпивке, который вопросительно глядел на гебиста, без промаха определив в нем главного.
- Аперитивчик? Извольте выбрать… - поторопил гебист. - Да, я ж не представился! Олег Николаевич, к вашим услугам…
Ильин рассеянно кивнул, сказал официанту:
- Джин с тоником.
- А мне - двойной "Чивас Ригал", - прибавил гебист, и официант спец-по-выпивке-для-пищеварения исчез. А оставшийся его близнец-по-харчам терпеливо ждал.
- Рекомендую эскарго, гулять так гулять, - оторвался от меню гебист Олег Николаевич. - Здесь они чудесны, каждое утро - из Парижа. Вы как к эскарго, Иван Петрович?
- Из Парижа, как же! - прорезался Ангел. - Знаток фиговый… Из Румынии их сюда гонят. Из Транснистрии. Но тем не менее рекомендую, не отравишься.
- Годится, - сказал Ильин.
Близнец-по-харчам пожелания гурманов чутко ловил, но ничего не записывал: показывал класс.
- А из горячего что выбрали?
- Почки я бы взял. Телячьи почки в соусе по-ломбардски.
- Одобряю. Вундербар! Мне тоже почки… "Шабли" девяносто второго года - сказочное вино. Пойдет?
- Пойдет.
- Остальное - потом. - Это уже официанту: - Поспешайте, голубчик.
Голубчик умчался поспешать, а взамен возник спец-по-выпивке и мгновенно поставил перед Ильиным тяжелый, даже на взгляд холодный стакан с джин-энд-тоник, со льдом, с долькой лимона, надетой верхом на край стакана, а перед гебистом - стакашку поменее - с двойным скотчем. И еще орешки соленые, и еще маслинки лоснящиеся трех сортов.
Процесс пищеварения у Ильина начался незамедлительно, как у собаки профессора Павлова, в этом мире тоже широко известной. Ильин некуртуазно цапнул маслинку, разжевал, косточку уложил на тарелку, глотнул инопланетно вкусного джина, заел орешком, словил летучий кайф и полез в карман за обычной своей предобеденной сигареткой огнедышащей марки "Житан". По ресторану, кстати, и сигареты - французские, но не по ресторану - дешевые, имевшие в столице хождение среди простого люда.
А вот откуда у Ильина, типичного с некоторых пор представителя этого люда, откуда у него подозрительное знание всяких почек в соусе по-ломбардски, эскарго и шабли? Олегу Николаевичу, ладному гебисту, впору бы удивиться и задать соответствующий вопрос, но ладный гебист вопроса не задал, а достал из кармана красную пачку "Данхилла" и золотую зажигалку и спешно закурил, поскольку тоже сей момент откушал фиолетовую маслинку и пригубил дорогой скотч. Так они и покуривали, помалкивали, словно исполняли некий известный им ритуал, требующий полной сосредоточенности и отстранения от пошлой действительности. А в пошлой действительности Ильин в своих обеих жизнях ни разу не был во французском кабаке, и уж тем более во Франции, а про почки и эскарго читал в худлитературе, запомнил, и, как оказалось, с пользой. А в пошлой действительности Олег Николаевич разыгрывал стандартную, видать, для него сценку охмурения клиента на деньги Конторы, да и сам получал массу радостей от использования реквизита. А в пошлой действительности клиент, то есть Ильин, зачем-то крепко нужен был Конторе, если цепной ее пес повел клиента, скажем, не в популярную, но всем доступную пивную "Рейнеке лис", что на углу Тверской и Страстной - в доме, где в прежней жизни был магазин "Армения", если вообще не в казенный кабинет к себе вызвал, а не пожалел на него такого реквизита.
- Хорошо, - сказал наконец Олег Николаевич, с чувством сказал и пустил к потолку "данхилловский" дорогой дым.
Дым до потолка не добрался, а растаял в сильно кондиционированном воздухе - неподалеку от полотна замечательного отечественного художника Ильи Глазунова. Что это его полотно, Ильин знал из телепередачи "В мире прекрасного". Сейчас была возможность сравнить телевизионное изображение с реальным. Реальное смотрелось куда ярче. Ценя талант, Ильин выпустил "житановый" дым в другую от полотна сторону, но тоже сказал с чувством:
- Хорошо!
А и впрямь хорошо было. Даже Ангел разнежился, размяк и, не исключено, вырубился до поры. Ильин в Этой жизни по престижным кабакам особо не шлялся, разве что в пивнухи заглядывал да в теплых кафушках иной раз ужинал-обедал. Выходило дешевле, чем дома. И уж куда менее хлопотно. Но в хорошем ресторане был лишь дважды: когда Тит его в Москву из деревни привез - в "Славянский базар" на Никольской сходили, и когда опять же Тит полгода назад свой полтинник справлял - гудели в "Эрмитаже" в Каретном. Но те рестораны не шли, конечно, ни в какое сравнение с "Максимом", "Максик" - это оберст-класс, в "Максике" тусовались "деловые" из самых крутых, акулы капитализма, загнивали они здесь со страшным понтом, а парни из Конторы скромно паслись рядом на казенные "бабульки".
И сладко было Ильину представить на миг, что он - по-прежнему обласканный судьбой и начальством летчик-испытатель, что с "бабульками" у него - полный порядок, что сидит он здесь не на птичьих правах гебешного сироты, а на своих законных, и напротив - не "благодетель" из Конторы, а знакомый сотрапезник… Сладко было так все представить, но не вышел номер: "благодетель" и не дал. Он снова отхлебнул скотча, перегнулся через стол и спросил страшным шепотом:
- Давно про Черное озеро не слыхали, а, Иван Петрович?
И пропала сладость. Маслина горчить стала, сигарета горло драла, а знакомый сотрапезник колол в упор лазерным взглядом, как и полагалось работнику недреманных органов.
Ангел опять всплыл.
- Аларм! - сказал Ангел. - Кайф в сторону. Бди! В самом деле, с чего бы это гебисты про озеро вспомнили?..
- Давно, - ответил Ильин. - Забыл уже.
- А вот мы помним.
- Ваша служба… - безразлично пожал плечами Ильин. Не удержался, добавил: - И опасна, и трудна, и на первый взгляд как будто не нужна…
Здесь этой песни не знали, здесь по телевизору другие полицейские сериалы крутились.
Поэтому Олег Николаевич на незнакомую ему цитату среагировал в лоб:
- Это только на первый взгляд. А на второй… Там, как вы помните, в Черном озере то есть, хорошо окунь ловится…
- Не помню, - отрезал Ильин. - Не ловил. Не пришлось.
- Да знаю, знаю, - отмахнулся гебист. Ему явно не до подробностей Ильинского анамнеза было, его несло. - Так вот рыбачок местный, Филимонов фамилия, ловил там окунька поутру, а поймал - не поверите! - что.
- Что? - поддержал беседу Ильин.
- Шлем! - торжествующе закончил Олег Николаевич.
Тут-то и принесли эскарго.
Официант поставил на стол большое мельхиоровое блюдо с двумя дюжинами крохотных фарфоровых урночек на нем, в каждой из которых покоился прах улитки. Перед едоками официант положил специальные щипчики, чтобы эти урны легко хватать и выковыривать прах маленькой вилочкой, которую официант тоже не забыл.
- Приятного аппетита, - пожелал официант и отступил, а его близнец, почтительнейше склонившись перед Олегом Николаевичем, капнул тому в бокал вина из завернутой в крахмальную салфетку бутыли, да так и остался склонившимся, ожидая. Олег Николаевич шабли пригубил, глаза закатил, потом прикатил их обратно и ожиданий близнеца не обманул:
- Пойдет.