- В самом деле? - Она удивленно захлопала глазами. Я машинально отметила ее южный акцент и вспомнила, что она родом из Южной Каролины. - Как это мило с вашей стороны! Знаете, так приятно слышать, что людям понравилась моя книга… особенно если вспомнить, как нелегко мне было об этом писать. Иной раз, читая комментарии на своем сайте, я плачу как ребенок, честное слово!
- Наверное, то, как откровенно вы писали о тех страданиях, через которые вам пришлось пройти, заставляет людей открывать вам свою душу, - пробормотала я.
"Сексуальная жизнь" тоже сделала меня весьма популярной личностью, но, слава Богу, никто из читателей не стремился поверить мне свои тайны.
- Вот именно! - с энтузиазмом кивнула Феникс. - Вы, наверное, тоже писательница, раз сразу это поняли.
Я созналась, что так оно и есть, и представилась. Феникс принялась с жаром уверять меня, что слышала о моей книге, но не имела возможности ее прочесть, поскольку весь этот год ездила по стране, выступая перед своими читателями. В итоге мы обменялись авторскими экземплярами своих книг ("Правда делает нас свободными!" - написала она на титульном листе, нарисовав внизу горящую в огне птицу). Она взяла с меня слово, что в выходные мы обязательно встретимся, чтобы "как следует познакомиться", пока не начались занятия в колледже. Феникс вела семинары по писательскому мастерству.
- Заранее знаю, что, как только появятся студенты, у меня не будет ни одной свободной минуты - такая уж я есть!
Воспользовавшись появлением Фрэнка Дельмарко, я оставила их знакомиться ("Такой сильный мужчина не откажется помочь поднять наверх пару-тройку дурацких коробок, не так ли?"), а сама поспешила незаметно улизнуть. Сказать по правде, я здорово устала - устала до такой степени, что, добравшись до дома, поняла, что у меня просто нет сил снова карабкаться по лестнице. Рухнув на кушетку в библиотеке, я провалилась в сон.
Только на этот раз меня преследовали кошмары.
Я бежала по лесу. Должно быть, дело было зимой, поскольку дыхание вырывалось у меня изо рта белыми клубами пара, а голые, без единого листика, ветки жимолости напоминали изуродованные артритом старческие пальцы. Сплетаясь над моей головой, они образовывали туннель, по которому я бежала - все быстрее и быстрее, как будто что-то преследовало меня по пятам. Чем дальше я бежала, тем больше сужался проход, ветки почти касались моей головы, острые сучки то и дело царапали руки. Мне пришлось нагнуться… а потом и согнуться в три погибели. Окончательно запутавшись в зарослях, я наконец поняла, что оказалась в ловушке. Лихорадочно озираясь, я пыталась обнаружить в этом клубке ветвей хоть какую-то щель, но все, что видела, были останки несчастных зверушек, оказавшихся тут до меня, - птичьи перышки, скелет мыши… череп, смахивающий на стручок в форме головы дьявола, обнаруженный мною в письменном столе Дэлии Ла Мотг. Все они встретили в этих зарослях свою смерть… такая же участь, вероятно, ждала и меня. Виноградные плети, точно змеи, обвились вокруг моих ног, опутали руки… я решила, что сейчас они задушат меня, но… нет. Скосив глаза, я с удивлением заметила, как голые, мертвые плети, оплетающие мои руки, начинают зеленеть. Прямо у меня на глазах они покрылись листьями, набухшие бутоны распускались один за другим. Так вот оно что, сообразила я. Эти плети не собирались меня душить… они просто высасывали из меня жизнь!
Я проснулась вся в поту и долго не могла понять, что происходит. Сколько же я проспала? Я попыталась отыскать взглядом часы, но в библиотеке было темно. Во рту так пересохло, будто накануне я мертвецки напилась. Я вспомнила, как Фрэнк предлагал мне вместе выпить пива… Но я ведь отказалась… или нет?
Единственным источником света было окно - слабый лунный свет выхватил из темноты растущее рядом с домом дерево. Из-за царившей в голове сумятицы мне вдруг показалось, что лунный свет тоже оказался в ловушке - запутался в его ветвях, точно так же как я во сне запуталась в непролазной чаще жимолости и винограда. Мне внезапно пришла в голову шальная мысль, что я должна освободить его - так же как накануне освободила запутавшуюся в ветках птицу.
Встав, я нетвердой походкой подошла к окну. Ноги подгибались точно ватные. Что за чертовщина… может, я заболела? Заразилась чем-то от этой Мары - вид у девчонки был не слишком здоровый. Но разве можно вот так мгновенно заболеть? А если нет, почему мне так жарко?
К тому времени как я доковыляла до окна, бредовая мысль "выпустить на свободу лунный свет", слава Богу, исчезла, но мне отчаянно хотелось глотнуть свежего воздуха. Я попыталась отодвинуть шпингалет, но он даже не шелохнулся.
- Давай же! - взмолилась я, дергая деревянную раму. - Я сейчас задохнусь, слышишь?
Створка вдруг подалась - и окно распахнулось настежь, так быстро и с такой силой, что мои руки, прижатые к стеклу, прошли сквозь него. Я была так ошеломлена, что поначалу даже не почувствовала боли. Только потом, опустив глаза, увидела два осколка, торчавших из моей ладони наподобие крылышек бабочки. Словно в замедленной съемке, я осторожно вытащила их. К моему изумлению, крови почти не было. Мне крупно повезло - еще немного, и осколки задели бы артерию. А сейчас на моей руке красовались две маленькие точки, как от укола булавкой. В лунном свете, без помех вливавшемся в открытое окно, они смахивали на укус какого-то крохотного насекомого. Или на укус крохотного вампира, машинально подумала я.
Глава 7
На следующее утро, позвонив Броку Олсену, я попросила его заняться разбитым окном. Не прошло и четверти часа, как он уже был у меня. Невысокий, крепко сбитый бородач с приятным лицом, которое могло бы показаться даже красивым, если бы не следы юношеских прыщей - о таких говорят, что на них "черти горох молотили". Пока я показывала ему разбитое окно, он покачивался на каблуках, с глубокомысленным видом почесывая бороду и разглядывая оконный проем с таким видом, будто перед ним была "Мона Лиза".
- Заело, что ли? - наконец буркнул он.
- Да, - кивнула я. - Все окна слегка заедает, но только когда опускаешь вниз, а не поднимаешь.
Он одобрительно покосился на меня - как будто я наконец казала что-то умное, - потом покачал головой.
- Дом-то ведь старый. Дерево рассыхается… или ссыхается. Как бог на душу положит. Попробую что-нибудь сделать. Сильно порезались?
- Да нет, только поцарапалась слегка.
Я показала ему руку. Две крохотные точки уже слегка подсохли и выглядели как укус какого-то насекомого.
Обхватив мою руку широкой мозолистой лапой, Брок уставился на нее во все глаза. Он рассматривал крохотные ранки к долго, что мне стало слегка не по себе, потом слегка потрогал их кончиком пальца. Странно: вместо того чтобы окончательно смутиться, я вдруг успокоилась. Теплая волна разлилась э всему моему телу. Мне почему-то вспомнились истории о людях, которые исцеляли других одним лишь прикосновением. Руки Брока Олсена говорили о том, что и ему в жизни пришлось немало страдать, - мозолистые, покрытые шрамами и следами от ожогов, казавшимися особенно белыми на фоне смуглой кожи. Верхней фаланги безымянного пальца на левой руке недоставало. Возможно, боль и страдания, через которые ему пришлось пройти, наделили его способностью облегчать мучения других, подумала я. Как только Брок отпустил мою руку, боль мгновенно прошла.
- В следующий раз будьте осторожнее, - пробормотал он, окинув меня взглядом теплых карих глаз.
Только взяв с меня слово, что я непременно последую его совету, Брок оставил меня в покое и спустился к своему грузовичку за инструментами.
Утро я провела, разбирая дневники Дэлии Ла Мотт. Пока я занималась этим, Брок ходил из комнаты в комнату, подгоняя все оконные рамы и двери. Прислушиваясь к стуку его молотка, я вдруг поймала себя на том, что чувствую себя на редкость уютно. Потом я сварила кофе и подогрела блюдо коржиков с корицей - накануне я нашла их на крыльце с запиской от Дианы Харт. По ее словам, коржики остались после отъезда ее постояльцев. Ароматы кофе и корицы, наполнив дом, смешиваясь со смолистым запахом стружек.
Посчитав, что для кабинета, который я устроила себе в башенке, коробок многовато, я решила часть из них перенести в одну из маленьких спален. Увидев, как я таскаю коробки, Брок тут же вызвался мне помочь. Распаковав их, я принялась складывать бумаги стопками на полу, используя железных мышек в качестве пресс-папье.
Среди бумаг оказалось немало исписанных от руки тетрадей, вероятно, оставшихся еще с тех времен, когда отец Дэлии занимался судовыми перевозками, - наброски сюжетов будущих книг, догадалась я, узнав ее почерк. Помимо тетрадок, в коробках были еще кипы машинописных листов и пачки старых писем. Я попыталась разложить письма по годам, а тетради и рукописи - по названиям книг.
Я так заработалась, что не заметила, как наступил вечер. Опомнилась, только когда Брок принес мне полную тарелку сандвичей с сыром, порезанное дольками яблоко и чашку кофе.
- Господи, Брок! - устыдилась я. - Это ведь я должна была покормить вас ленчем!
- Ну, я ведь заметил, что вы забыли обо всем на свете, - смущенно краснея, пробормотал он. - Это все вещи Долли? - полюбопытствовал он.
- Долли?
- Да, мы тут, в Фейрвике, звали ее Долли. А для всего остального мира она была Дэлия Ла Мотт.
- Тут еще остались те, кто помнит ее? - спросила я, слегка удивленная тем, что в городе помнят Дэлию.
По губам Брока скользнула улыбка.
- Фейрвик - маленький город. Здесь много старинных семей. Например, моя - Олсены живут тут с самого основания Фейрвика.
- Да что вы говорите! А откуда родом ваша семья? Наверное, из Скандинавии?