- Все лжет, противный! - воскликнула Анечка. - А если я скажу, какие ты мне сейчас на ухо глупости шептал?
- Я если я скажу, какие ты мне умности шептала?
- Не смеешь!
- Она сказала: вот и я с тобой так…
Анечка вскочила и зажала ему рот салфеткой.
- Господи, как я только могла за такого глупого замуж выйти?!
- Бабушка… - тоном изнеможения обратился, освободившись от салфетки, Шемякин к Аграфене Степановне. - Она меня в гроб вгонит дерзостями: в час шестьдесят раз дураком называет! Ей-богу, я больше двух раз не заслуживаю!
- Ну и поделом, значит! - смеясь, ответила старуха.
- Маменька, так же нельзя, ведь я же глава! Дьякон-то что в церкви читал, ты забыла? - строго добавил он, повернувшись к жене.
Та сделала ему из-за спины бабушки реверанс.
- Ваш дьякон по старой книге читал; в новом издании это про жену сказано.
- Бабушка, уймите!
- Коли ты глава, ты и унимай!
- А, так? - трагическим тоном произнес Шемякин, вставая со стула и засучивая рукава. - Расправлюсь сам!
- Еще поймай сперва! - крикнула Аня, спасаясь в сад; за нею помчался Шемякин.
- Очень милы, очень… - деланным тоном произнесла Марья Михайловна, лорнируя их вслед.
- Котята, совсем котята… - любовно сказала Серафима Семеновна, принимавшая слова гостьи за чистую монету.
- А Нюрочка моя где же? - удивилась гостья, только тут увидав, что дочери около отца нет.
- В саду давно; там и моя Соня… - поспешила успокоить ее Серафима Семеновна, и Марья Михайловна опять, как дождем, принялась поливать хозяек новостями.
Глава VI
- Правда, чудный у нас сад? - воскликнула Соня, добежав до круглой площадки среди аллеи и остановившись на ней. - Я его так люблю!
Вся сияющая и радостная от молодости и избытка сил, она была очень мила, и Светицкий, и без того неравнодушный к ней, почувствовал себя покоренным окончательно.
- Сад отличный! - ответил он. - У вас здесь все хорошо, Софья Александровна!
Девушка не поняла затаенного смысла его слов.
- Правда ведь? - сказала она, идя рядом с гусаром и обмахиваясь веткой жасмина. - Эта часть перед домом у нас называется бабушкиным садом: она сама здесь много деревьев посадила. А вот на этой скамейке, - Соня указала рукой на зеленую скамью, затаившуюся под столетним кленом, - она в первый раз с дедушкой в любви объяснилась. И папа с мамой тоже…
- Наследственная скамья… - отозвался Светицкий.
- Да, да! И каждый уголок здесь полон каких-нибудь воспоминаний: это так хорошо - иметь такой сад, правда? Иной раз идешь одна, задумаешься - и вдруг видишь дедушку с бабушкой совсем молоденькими, знаете, как на больших портретах, что в гостиной висят, и папу… все точно оживут и гуляют по аллеям с тобой! Бабушка ведь очень красивая была!
- У вас все очень красивые в семье… - несмело заметил Светицкий.
Соня не ответила, и молодые люди, оба покраснев, молча, шли по аллее. Светицкий волновался и не находил ни слов, ни решимости произнести то, что кипело внутри его.
- А вы, Софья Александровна, где - здесь будете объясняться? - вполголоса спросил наконец он и заалел по самые уши.
- Непременно на ней же! - ответила, улыбаясь, Соня.
Гусар остановился.
- Так… может быть, мы пойдем посидим на ней?
Соня в смущении скрутила ветку жасмина.
- Нет, лучше побегаем! - вырвалось у нее, и она бросилась бежать в глубину сада.
Гусар постоял несколько секунд с разочарованным видом, затем вдруг ожил и кинулся вдогонку.
Курденко приехал в Рыбное только из чувства товарищества, как он выразился Светицкому, когда тот упрашивал его ехать с ним и тем ему дать возможность побыть наедине с Соней.
Беседовать со старухами он не любил и потому был очень доволен, когда оказалось, что у Степниных составится для него более подходящее общество в виде Нюрочки Груниной.
Груниной, да и вообще никем из барышень и дам, Курденко особенно не интересовался, но любил всех поддразнивать и пользовался славой сердцееда и опасного человека.
Имел он большой успех и у Нюрочки Груниной, и бойкой девице очень хотелось назваться поскорее мадам Курденко. Поэтому, когда гусар преувеличенно галантно подал ей согнутую в виде кренделя руку, она тотчас продела в нее свою и с затаенною радостью в душе отправилась с ним в прохладные сумерки аллеи.
- Я куда ваш Светицкий девался? - с невинным видом спросила Нюрочка.
- Где "мой" Светицкий, не знаю, а свой собственный был на балконе.
- А Сонечка где?
- Была там же.
- Где же они теперь?
- Там же, где и мы с вами, вероятно… Что, разве это неприлично? Скорее вернемся тогда назад! - добавил Курденко, заметив, что Нюрочка с легкой гримасой поджала губки.
- Нет, нет, отчего же, нисколько… - ответила та, удерживая своего спутника. - Расскажите, что вы поделываете… Все кутите?
- Помаленьку-с… - ответил Курденко.
- Нехорошо!… - Нюрочка покачала головой.
- Неужели?
- Вы неисправимы. И все так же, конечно, ухаживаете за всеми?
- Я? - искренно удивился Курденко. - Помилуйте, уж в этом-то, кажется, не грешен!
- Пожалуйста… - она погрозила пальцем. - Я все знаю!
- А! Со всезнающими не спорю!
- Вот видите, сами сознаетесь? Знаете, что мне ужасно хочется? - Нюрочка кокетливо склонила голову и заглянула снизу вверх в лицо гусара.
- Лишен этой чести…
- Женить вас!
Курденко высвободил руку и отступил на шаг от своей дамы.
- Не говорите таких страстей: к вечеру дело идет! - произнес он с притворным ужасом. - Кем же вы собрались осчастливить меня, осмелюсь узнать?
- А уж это выбирайте сами! - еще игривее ответила Нюрочка. - Я у вас посредницей буду!
- Интересует меня одна барышня… - медленно, как бы в раздумье, начал Курденко. - Да не пара она мне!
Глаза Нюрочки заблестели под опущенными ресницами.
- Кто она? - скромно поинтересовалась она.
- Фамилии пока не назову…
- Почему же вы думаете, что она не пара вам?
- Да, видите ли, грешен уж я очень, в ад прямо попаду, а она святая, в рай метит… нам и не по пути выходит!
- Ну а если она и в ад готова вместе с вами идти? - Нюрочка остановилась, выпрямилась и с такой выразительностью произнесла эти слова, что Курденко понял, что еще миг и он попадет в ад гораздо скорее, чем рассчитывает.
- Нет, я не тороплюсь! Пусть уж она одна туда отправляется! - насмешливо ответил он. - Человек я набожный, мне надо сперва отмолиться как следует в монастыре!
Стан Нюрочки принял обычное положение; она закусила губы.
Молча сделали они шагов двадцать и, выйдя на перекресток аллей, столкнулись с другой парой - Соней и Светицким.
И те и другие увидали неожиданную картину: на бабушкиной скамейке сидела Аня, а около нее на коленях стоял Шемякин и, обняв, целовал ее в шейку.
Услыхав голоса, Шемякин оглянулся, медленно поднялся с колен и сел около жены.
- Господа, я в этой ужасной сцене не виноват: я был только Адамом! - сказал он, обчищая, песок с колен. - Вы все видели, как она меня целовала?
Анечка всплеснула руками.
- Ты совсем бессовестный! - воскликнула она. - Господа, да ведь это же он меня целовал?!
Под начавшийся смех и шум Соня с улыбкой обратилась к насупившемуся Светицкому.
- Ничего не поделаешь… наша вакансия занята, Дмитрий Назарович!
Все веселой гурьбой направились к дому.
Нюрочка, чтобы наказать своего дерзкого кавалера, взяла под руку Соню и пошла рядом с ней и с Шемякиным.
Гусары несколько поотстали.
- Что, отче звонарь, мрачен? - спросил Курденко. - Иль не выгорело?
Светицкий молча кивнул головой.
- Эка, нашли чего печалиться! Хотите утешиться - подите скорей к этой, - он указал на Нюрочку. - Эта сейчас к вам на шею бросится!
- Не интересно! - пробурчал Светицкий.
На балконе встретило их еще новое лицо: Федор Андреевич Плетнев, невысокий ростом и необычайно застенчивый молодой человек, близкий сосед Степниной.
Редкий день проходил без того, чтобы он под каким-нибудь предлогом не заглянул в Рыбное и, конечно, застревал там на целый вечер. Говорил он мало и, когда приезжал, все время сидел около старушек, слушал их или играл с ними в карты.
Только темные глаза его, всегда искавшие Соню, и краска, вспыхивавшая на лице, когда она останавливалась вблизи его стула, выдавали истинную причину его визитов.
Говорить с Соней он почти не осмеливался, и виной тому была не только врожденная робость, но еще в большей степени недостаток, который необычайно волновал и мучил самолюбивого молодого человека: он заикался.
В Рыбном все до того привыкли к его посещениям, что, если он не приезжал в какой-нибудь из дней, все удивлялись и спрашивали друг друга, не случилось ли чего с Федором Андреевичем.
Только один человек не то что недолюбливал, а холодно и несколько пренебрежительно относился к всегда услужливому и благовоспитанному Федору Андреевичу - старая, крепкая, что дуб, нянька Ани и Сони, - Ненила. Так она, впрочем, относилась ко всей молодежи, начинавшей уже увиваться вокруг ее любимицы Сони.
Поздоровавшись с Плетневым, Соня бросилась к матери.
- Мамочка, милая, сыграй нам, мы танцевать хотим.
Серафима Семеновна встала и, подхваченная под руки дочерями, почти побежала с ними в дом.
Шемякин шел за ними.
- Аня… Соня… какие манеры… У меня волосы дыбом встают! - говорил он, подняв вверх плечи.