- Заблудиться не беда, а вот блудить худо! - выразительно сказала Людмила Марковна. - Заблудиться дворянину не в стыд, а наблудить только прохвосту к лицу!
- Совершенно верно! - спокойно согласился Светицкий.
Ответ его и полная убежденность, прозвучавшая в голосе, подкупили Пентаурову.
- Напрасно ко мне не зашел, - не так сурово продолжала она, - рада бы видеть тебя была! Дело есть до тебя: сам назвался, вот и терпи.
- Для вас все и всегда выполню с величайшим удовольствием! - ответил гусар.
- Притвори-ка дверь…
Светицкий встал и тщательно притворил дверь в зал.
- Что говорить сейчас с тобой будем - не хочу, чтоб кто-нибудь знал. Даже Леня! Понял?
Светицкий слегка поклонился.
- Помни же! Умру я скоро.
- Что вы, Людмила Марковна… - начал было обычную фразу Светицкий, но старуха досадливо отмахнулась рукой.
- Не пустословь, не с маленькой говоришь! - резко сказала она. - Ухожу - чувствую; дунет на меня что-нибудь, и отлечу, что лист с дерева осенью. Леня одна как перст останется, а она для меня и сын, и внук, и дочь - все в ней! И болит душа: некому доверить и поручить ее - дрянь все людишки. А тебе верю: молод ты, да в твои года люди честнее бывают! Будь же Лене братом: остереги, помоги ей, коли понадобится!
- Охотно! - воскликнул Светицкий.
- Честно поможешь? И сам худа ей никогда не сделаешь?
- Клянусь вам в том! - гусар перекрестился.
- Смотри: на дуэль тебя вызвать за нее будет некому, но есть Бог! Бойся, если он с тебя за нее ответа потребует!
- Всем святым клянусь, что все выполню, как вы хотите! - горячо сказал Светицкий.
Удовлетворение изобразилось на лице старухи.
- Ну, ну… верю… - совсем мягко сказала она. - Ты хоть и гусар, а душа у тебя чистая!
Дверь отворилась, и появилась с парою книжек в руках Леня.
- Я вам кое-что для чтения принесла, - сказала она, протягивая принесенное Светицкому. - Это "Гамлет" и "Король Лир" Шекспира во французском переводе!
- Ну, ну, займитесь… - сказала Пентаурова. - Тебе, чай, скучно со старухой сидеть?… Погуляйте, покажи, Леня, гостю библиотеку… А ты знай: по воскресеньям и четвергам тебя к обеду жду!
Светицкому захотелось закричать во все горло, перекувырнуться, пройтись колесом через весь дом. Он брякнул шпорами, еще раз поцеловал руку Людмилы Марковны и пошел вместе с Леней в дом.
- Что могла - сделала… - думала, прислушиваясь к их шагам, Пентаурова. - Что выйдет - Богу известно!
Глава XXIII
Часа через три лихая тройка во весь опор уносила счастливого Светицкого из баграмовского дома.
Когда изогнувшиеся в кольцо пристяжки вылетали из ворот, во двор входили двое порядочно запыленных путников с палками в руках. То были Стратилат и Агафон; оба они едва успели отскочить в стороны, и мимо них, что молния, мелькнули вороные кони, коляска и в ней молодой офицер в голубой венгерке.
- Кто такой? - проговорил Агафон, глядя на клубы пыли, в которой разом как бы утонули и коляска и кони.
- Господин Светицкий, Дмитрий Назарович, - отозвался Стратилат, знавший всех в городе, - барин первый сорт!
Куча собак, с громким лаем провожавшая коляску, набросилась на вошедших, и те, отбиваясь от них палками, остановились и стали оглядываться, не зная, к какой из служб идти.
- Вали к дому! - решил Стратилат. - Кто-нибудь да выйдет к нам!
Они направились к подъезду, и на нем действительно показалась горничная девушка.
Стратилат снял свою старую измятую шапчонку и, держа руку наотлет, раскланялся с вышедшей.
- Наше вам-с рязанское! - сказал он, остановившись у нижней ступеньки. - Барышню бы нам повидать требовалось?
- Барышню?! - удивилась горничная. - А на что?
- А уж это мы им доложим, красавица! Вы как, золотая, не из басурманок будете?
- С чего вы взяли: я русская…
- А коли русская, так положение у нас совсем другое, как в сказках сказывается: ты странного человека напои, накорми, спать уложи, а потом уж и спрашивай…
Горничная фыркнула, развязность Стратилата и веселое, задорное лицо ей чрезвычайно понравились.
- Пойдемте, я вас в застольную проведу! - вызвалась она, сбегая вниз. - Я как про вас барышне сказать?…
- Рыцарь, мол, Роланд и оруженосец Альварец.
Горничная захихикала и закрыла лицо рукою.
- Господи, какие вы страсти говорите! - воскликнула она.
Стратилат ткнул ее пальцем в бок и так описал при этом круг глазами, что та взвизгнула в полном восторге.
В застольной толстая стряпка, с которой сейчас же забалагурил веселый Стратилат, налила им в миску щей, отрезала по краюшке хлеба, и проголодавшиеся путники дружно принялись за ужин, а горничная побежала в дом доложить об их приходе.
Через несколько минут она вернулась и сообщила, что барышня велела провести их в девичью.
Рыцарь с оруженосцем покончили со щами и поспешили за своей провожатой. Почти одновременно с ними, из других дверей в девичью вошла Леня.
- Да это вы?! - обрадовавшись, произнесла она. - Здравствуйте! - Она по-товарищески потрясла обоим гостям руку. - А Даша мне сказала, что странники из Святой земли пришли!… Пойдемте ко мне!… - Она хотела идти, но Стратилат кашлянул в руку и деликатно остановил ее.
- Дозвольте здесь побеседовать… - проговорил он. - Дельце у нас есть к вам… просьбица…
- Какая?
- Владыка взлютовался на нас с ним… - Он указал на Агафона. - Ну, на него еще не так, а на меня, аки лев, рыкаяй!
- Да за что же?
- За косу, за эту за самую… - Стратилат повернул к Лене остриженный затылок. - За театральное действо! В солдаты хочет сдать: затылок, говорит, ты сам обрил, а лоб я тебе обрею!
Леня всплеснула руками и молча глядела на обоих гостей своих.
- И ему солдатчиной грозит, если в духовные не пойдет, а ему не охота…
- Не хотите? - спросила Леня Агафона.
- Нет… - словно бархат разостлал тот по комнате.
- Главное, из-за голоса не хочет его отпускать; в протодьяконы его к себе метит. А что такое протодьякон? Бочка с вином и больше никаких: нарастит рыло, как у сома, бык быком и проживет всю жизнь! А нам с ним иное гребтится…
- Что же?
- Да ведь не кочан капусты человек: в землю врастать ему нечего? Воли душа требует. Пособите нам!
- Что же я могу сделать? - искренне удивилась Леня. - Я бы с радостью помогла вам, но как? Разве вот деньгами? У меня есть немного!
Стратилат сделал движение рукой, словно отстраняя что-то.
- Денег зачем же? - ответил он. - Заступу нам дайте: заступы у нас нет никакой. Попросите старую барыню письмецо о нас написать архиерею.
- Разве это поможет?
- Еще бы! Уважает их очень владыка, смилосердуется!
Леня задумалась.
- Не знаю, согласится ли Людмила Марковна? - проговорила она.
- А вы попросите: вам они ни в чем не откажут!
- Вы думаете? - слегка качнув головой, сказала она.
- Да все это знают! Что ж ты, Агаша, молчишь? Проси же!
- Нет, нет, не надо! - воскликнула, смутившись, Леня. - Я без всяких просьб сделаю все, что могу!
- Вот спасибо! - радостно отозвался Стратилат. - Верно угадали мы, к кому нам идти надо!
- Спасибо… - проговорил Агафон и низко поклонился Лене.
- Погодите благодарить - дело еще не сделано! - сказала Леня. - Дня через два придите - постараюсь упросить Людмилу Марковну написать письмо.
- Вот и ожил человек! - молвил Стратилат, выпрямляясь и проведя по бокам руками. - Из Рязани вышли с ним - что ночь, оба были, а сейчас хоть камаринского пляши!
- Мы ведь товарищи по сцене! - с улыбкой сказала Леня. - А товарищи помогать друг другу должны…
- Где уж нам с вами равняться? - возразил Стратилат. - Гусь свинье не товарищ! Мы в Москву, в актеры с ним надумали!
- Может, и я на сцене буду?… - молвила Леня. - Встретимся тогда с вами…
- Дай-то Бог! Вот радость была бы - что праздник светлый! Правда, Агаша?
- Правда! - разостлалось по комнате, и в таких же бархатных, как голос, глазах Агафона Леня прочла, что и у него от души сказалось это слово.
Гости еще раз поблагодарили и ушли; Леня распорядилась, чтобы их приютили и на ночь и накормили, а сама поспешила к Людмиле Марковне.
Через два дня в той же девичьей Леня вручила обрадованным Стратилату и Агафону белый конверт, запечатанный большой красной печатью с гербом Пентауровой и адресованный рязанскому преосвященному. Леня была грустна и задумчива.
И в тот же день, под вечер, в ворота баграмовского двора вкатился тяжелый дорожный дормез, запряженный шестерней почтовых лошадей, и из него вылез новый владелец имения - Степан Владимирович Пентауров.
Причина грусти Лени была та, что со дня разговора со Светицким Людмила Марковна начала впадать в забытье. Леня с беспокойством наблюдала, что старуха сидела иногда в своем кресле с открытыми глазами и в то же время не видала и не слыхала ничего совершавшегося кругом: заметно стала она и менее резка; все ей сделалось безразличным. Без возражений согласилась она написать письмо архиерею и, не приказав прочесть себе вслух, подписала его и молча отодвинула к Лене.
И только когда казачок взапуски с приживалкой прибежали доложить, что приехал молодой барин, она огляделась с таким видом, точно только что проснулась или вернулась откуда-то, и на время сделалась прежнею Людмилой Марковной.
На балкон развязною походкой вошел одетый в коричневое пальто человек, сильно поношенный, с лысиной до полголовы и с желтыми мешками под глазами - прищуренными и маленькими.