- Кукольную комедию сочиняли! - с хохотом ответил Возницын. - Скучно зело святому граду Рязани, стало, живой водой ее взбрызнем.
Курденко поднял обе руки с письмами в каждой.
- Это к лорду Званцеву от мисс Соловьевой, а это от нее к нему. Объяснения в любви и зов на свиданье!
- Дельно! - заметил Костиц. - А ну-ка, почитайте?
- Послание от амура… Вонмем! - по-дьяконски возгласил Возницын.
Курденко прочел оба творения.
- Хорошо, - одобрил Радугин, - но мы-то как же узнаем, что произойдет?
- Сами расскажут! - уверенно ответил Курденко. - А нас зачем звали?
- Время столпотворению быть! - сказал, крутя усы, Костиц. - Думайте, сыны, как лучше душу спасти!
На совещание был вызван монастырский повар - крепостной Радугина - Гаврило, лысый, полный человек с носом в виде картошки, питавший к себе большое уважение, как к необычайному кулинарному таланту и красивому мужчине. Он явился, поклонился гусарам, с достоинством одернул свою куртку и стал у двери.
- Гаврило Васильич! - воскликнул, увидев его, Курденко. - Нужно чудо сотворить - можешь?
- Ежели на кухне - могу-с… - скромно признался Гаврило.
- Уху на завтра из живых стерлядей можешь?
- Вполне-с.
- Стерлядей отварных?
Гаврило слегка развел руками с пренебрежительным видом.
- Затем, господа, не выпустить ли индеечку?
- Хвалят ее в селениях райских! - согласился Возницын.
- Спаржу с соусом сабайон, затем…
- Будет! - прервал Костиц начавшего вдохновляться Курденко. - Ты все о мамоне, отец келарь: о душе больше пекись!
- Шампанского забери ящика три!
Костиц одобрительно кивнул головою.
- Водки, закусок разных возьми. Вина я сам выберу у Хлебодарова!
Гаврило был отпущен, и гусары занялись составлением списка избранных "богомольцев" для приглашения на завтрашний день.
Костиц шагал по залу, слушал, ерошил себе волосы, дергал за усы и, видимо, все больше и больше охватывался азартом.
- Этот слаб, не надо! - изредка возглашал он. - Покруче отцов выбирай, понадежнее!
Когда оконченный список был затем прочитан Курденко вслух, Костиц умилился.
- Великий бой будет! - промолвил он,
- Спаси Господи люди Твоя! - добавил, помотав головой, Возницын.
В лавке Хлебодарова шла суета: укладывали и увязывали всякие закупки, сделанные для "монастыря"; Гаврило забрал чуть ли не все товары, имевшиеся налицо.
Хлебодарова самого не было, и отпускал все заменявший его Тихон.
- Здорово, должно быть, ваши господа дыму напустят? - говорил он, весь лоснясь от удовольствия, что будет во что запустить "честные персты".
- Да уж мы не дадим маху! - снисходительно ответил Гаврило. - Соус "запоём" даже заказали!
- Что ж это за соус такой? - заинтересовался Тихон.
- Из коньяку одного, почесть…
- С этого запоешь! - согласился Тихон. - С иной марки и на стенку сразу полезешь!
Через какой-нибудь час весь город говорил о предстоявшем на завтра кутеже в "монастыре".
Что испытывал отделанный под индейца Андрей Михайлович - понятно без слов!
Глава XVII
Вечером в тот же день возвратившаяся домой Клавдия Алексеевна вдруг заметила, что на горшке с геранью, стоявшем на отворенном окне ее комнаты, белеет что-то странное. Странное оказалось конвертом, адресованным на ее имя.
Она высунулась на улицу, чтобы посмотреть, кто положил его, но там не виднелось ни души.
Легкая дрожь и предчувствие чего-то особенного охватили ее. Она быстро распечатала конверт, вынула письмо, прочла его раз и другой и опустилась на стул, уронив листок на колени.
В письме стояло:
"Клавдия Алексеевна!
Вы меня мало знаете. Но верьте моим самым лучшим намерениям и не оскорбитесь на мою смелостъ. Я человек благородный, дворянин, со связями и с положением в губернии. Я давно слежу за вами и питаю к вам самые горячие чувства, но все не хватало духу сказать это вам. Пустая жизнь, которую я веду, мне надоела, и меня может спасти только женитьба на девушке не вздорной, не вертопрашке и не девчонке, а на такой, как вы, умной, дельной и приятной. Поэтому, если хотите сохранить мне жизнь, умоляю вас прийти завтра к десяти часам утра на обрыв над Трубежем и решить мою участь. Я буду вас ждать на скамейке.
Ваш".
Тридцать пять лет прожила на свете Клавдия Алексеевна, но любовное послание, адресованное к ней, было у нее в руках еще впервые.
Нет женщины, которая не находила бы, что она недурна, и Клавдия Алексеевна была в этом отношении не прозорливее других. Годы свои она считала невеликими и хоть не мечтала о каком-нибудь герое или принце, явящемся для похищения ее, но надежда на замужество все же еще мелькала в ее груди и дарила ее самыми сладкими минутами.
Письмо незнакомца ошеломило ее и наполнило страхом и радостью.
Ночь пролетела для Соловьевой без сна; с первыми лучами рассвета она поднялась с кровати и принялась за свой туалет. Надо было тщательно обдумать и по нескольку раз прикинуть и примерить всякую мелочь, а потому, хотя выбор платьев у Клавдии Алексеевны был весьма невелик, она успела одеться лишь к десяти часам.
Костлявое тело ее облеклось в белое платье с обычным в те времена большим вырезом на груди и спине; чтобы сделать незаметной свою худобу, на плечи она накинула газовый шарф; смуглое лицо ее было подбелено и подправлено, где следует, глаза подведены и получили томный вид, а губы пламенели от красной помады.
Она окинула себя еще раз критическим взглядом и поспешила к назначенному месту.
Часы на соборной колокольне пробили половину десятого, когда Клавдия Алексеевна подходила к обрыву над Трубежем и вдруг, к великому негодованию своему, увидала, что на единственной бывшей там скамейке сидит розовый, как жених, Званцев.
- Вот не вовремя принесла нелегкая! - подумала Клавдия Алексеевна и, не зная, что предпринять, замедлила было шаг, но затем решительно направилась к скамейке и села на другом конце ее.
Званцев чуть-чуть приподнял шляпу, и на круглом лице его явственно изобразилось недовольство.
Накануне вечером около дома его нагнала какая-то босоногая девчонка, сунула ему в руки письмо и убежала так быстро, что он не успел даже разглядеть лица ее.
Званцев прочитал в письме следующее:
"Арефий Петрович!
Я молода и неопытна и боюсь шага, предпринять который меня заставляет горячее чувствок вам. Но вы благородный и умный, и я вверяю свою судьбу и тайну в ваши руки. Такие люди, как вы, неотразимо действуют на женское сердце. Я хороша собой и многих уже отвергла, все ожидая вас. Но вы горды и меня первую заставляете делать признание: да, я люблю вас уже давно и не в силах больше таиться от вас! Приходите завтра ровно в десять часов утра и ждите меня на скамейке на обрыве над Трубежем, что против монастыря, и там вы узнаете кто.
Любящая вас".
Несколько минут Арефий Петрович и Клавдия Алексеевна сидели молча и, отвернувшись друг от друга, рассматривали окрестности.
Вид наТрубеж и заливные луга за ним был действительно таков, что полюбоваться им стоило!
Арефий Петрович покосился на башенные часы и принялся посвистывать: они показывали без четверти десять. Незнакомка могла появиться с минуты на минуту.
- Вы бы прогуляться по кладбищу монастырскому прошли? - не выдержал наконец Званцев и обратился к своей соседке. - Там превосходные места есть! - Он кивнул головой на стену, тянувшуюся за их спиной.
- Это вам давно пора туда отправляться, Арефий Петрович! - язвительно ответила она. - Мне и здесь хорошо!
- Вы таки прошлись бы?… Там похороны сегодня интересные…
- Я не факельщик, чтобы по похоронам ходить! Вот вы бы прошлись на Лыбедь: оттуда уже спозаранку на весь город вином разит!
Званцев втянул в себя воздух.
- С вашим приходом и здесь что-то нехорошо попахивать стало!…
- Невежа!
Арефий Петрович опять начал насвистывать польку и постукивать палкою. До прихода незнакомки оставалось пять минут. "Зачем сюда явилась эта каланча?" - грызла его в то время любопытная мысль. Выживать соседку тем не менее было необходимо.
- Нет, в самом деле, вы бы сходили куда-нибудь? - снова начал он. - Штучкиных бы, например, проведали: он, говорят, бедный с лестницы упал… поиспестрился немножко!
- Сходите, сходите, посмотрите! - зловеще посоветовала Клавдия Алексеевна.
И тот, и другая уставились друг на друга, точно дети, поспорившие, кто дольше вытерпит и не мигнет глазами.
- Сколько вам годков, милейшая Клавдия Алексеевна? - участливо, точно у больной о ходе болезни, осведомился Званцев. - Штук пятьдесят или больше?
- Ровно втрое меньше, чем вам.
Арефий Петрович с грустным видом покачал головой.
- А вы в беленьком ходите, да еще с цветочками!… Косточки-то вон лезут из вас, в землю просятся; по улице идете - гремят, небось, а вы в декольте… Нехорошо-с!
Клавдия Алексеевна вскипела.
- А вас на салотопенный завод пора отправить: жир из вас, как из свиньи, течет!
Раздался протяжный бой часов: пробило десять.
- Господи, куда мы идем?! - горько проговорил Званцев. - Какие старушки нынче на свиданья стали лазать!
Он поджал пухлые губы и покачал головою.
- Это вы на свиданье пришли! - воскликнула Клавдия Алексеевна.