Я подошла к алтарю, и только священник начал задавать мне традиционные вопросы, ненавязчиво напоминающие о брачных клятвах, как взошло солнце, его лучи проникли в часовню сквозь округлое окошко-витраж над алтарем. Это было так чудесно, что на мгновение я даже забыла, что следует отвечать. На каменном полу у наших ног волшебной вуалью легли разноцветные блики, и мысли мои словно потонули в каком-то блаженном тумане; я думала о том, что вот здесь и сейчас я венчаюсь с человеком, которого очень люблю, и снова буду стоять здесь, когда моя дочь тоже решит выйти замуж за того, кого сама выберет, и у нее под ногами разольется такая же радуга, а впереди у нее будет королевская корона. Это внезапное видение заставило меня примолкнуть, и Ричард, взглянув на меня и решив, что я колеблюсь, быстро сказал:
- Если у тебя есть хоть какие-то сомнения, даже мимолетные, давай не будем заключать этот брак. Я что-нибудь придумаю. Но тебе ничто не будет грозить, любовь моя.
Я улыбнулась ему, и слезы выступили у меня на глазах, так что Ричард тоже словно был окутан радужной вуалью.
- Никаких сомнений у меня нет! - твердо заявила я и повернулась к священнику. - Продолжайте, святой отец.
Старенький священник помог нам правильно произнести брачные клятвы и объявил нас мужем и женой. Отец Ричарда расцеловал меня и крепко обнял сына. Затем Ричард расплатился с троими клириками, которых нанял в качестве свидетелей, и напомнил им, что в случае необходимости они непременно должны будут вспомнить день и час этого бракосочетания и то, что оно было заключено по всем правилам - служителем Божьим и перед алтарем, а он, жених, в присутствии всех надел невесте, то есть мне, на палец фамильное кольцо и подарил кошелек с золотом в доказательство того, что отныне я являюсь его супругой и он доверяет мне свою честь и свое богатство.
- Ну, и что теперь вы намерены делать? - поинтересовался мой свекор, когда мы вышли из часовни на солнечный свет. Вид у него был невеселый.
- Вернемся ко двору, - отозвался Ричард, - и воспользуемся первой же благоприятной возможностью, чтобы обо всем сообщить королю.
- Надеюсь, он простит вас, - вздохнул его отец. - Он молод и легко всем все прощает. А вот от его советников вполне можно ждать всяких пакостей. Смотри, сынок, они еще назовут тебя шутом и шарлатаном. Обвинят, что ты замахнулся на брак с такой высокорожденной дамой, до которой тебе не дотянуться.
Ричард пожал плечами:
- Они могут болтать все, что им будет угодно, пока это не затронет ни ее репутацию, ни ее состояние.
Его отец только головой покачал, словно не был уверен ни в том, ни в другом, затем помог мне сесть на лошадь и слегка охрипшим от волнения голосом произнес:
- Ладно, пошли за мной, если я буду вам нужен. - Он повернулся ко мне: - А вы, ваша милость, можете располагать мною, как пожелаете, ведь ваша честь находится также и под моей защитой.
- Вы можете называть меня Жакетта, - предложила я.
Он помолчал и заметил:
- Я служил камергером у вашего покойного супруга. По-моему, было бы неправильно, если бы я стал называть вас просто по имени.
- Вы были его камергером, а я была его герцогиней, но теперь, спаси, Господи, его душу, он покинул нас, этот мир стал иным, и я отныне ваша невестка, - заявила я. - И сперва они будут говорить, что зря Ричард пытается так высоко подпрыгнуть, а потом обнаружат, что мы вместе с ним поднялись на недосягаемую высоту…
- И насколько высоко вы намерены подняться? - сухо осведомился мой свекор, прервав меня. - Чем выше поднимешься, тем больнее падать.
- Пока не знаю, как высоко мы поднимемся, - упрямо сказала я, - но падения я совершенно не опасаюсь.
Он внимательно на меня посмотрел.
- А вам очень хочется высоко подняться?
- Все мы находимся на колесе Фортуны, - ответила я. - Не сомневаюсь, мы с Ричардом поднимемся достаточно высоко. Мы, конечно, можем и упасть. Но я этого совсем не боюсь.
Вестминстерский дворец, Лондон, осень 1436 года
Беременность моя под изящными разлетающимися платьями была еще совсем не видна, но я-то знала: ребенок у меня внутри растет, и груди мои стали тяжелее и как бы разбухли, но самое главное - я теперь всегда, даже во сне чувствовала, что я больше не одна. Я подумывала известить королевский совет о своей беременности и замужестве еще до того, как со дня смерти моего мужа исполнится год, пока кто-нибудь из них не предложил мне новый брак и тем самым не вынудил меня бросить вызов общественности. Мне хотелось выбрать наиболее подходящий момент, однако члены совета были страшно заняты, разрываясь между кардиналом Бофором и его союзником графом Саффолком с одной стороны и могущественным герцогом Глостером и его придворными - с другой. Казалось, нет ни минуты, когда бы в королевском совете не велись ожесточенные споры о безопасности страны и пустой королевской казне. И было очевидно, что в ближайшее время они вряд ли придут к соглашению относительно дальнейших действий. После нашего тайного бракосочетания я ждала целую неделю, а затем все же собралась посетить главного королевского фаворита Уильяма де ла Поля и в тихий послеобеденный час, когда он находился в своих покоях Вестминстерского дворца, зашла к нему.
- Какая честь! - воскликнул он, вскочив и придвигая к низенькому столу у камина еще одно кресло - для меня. - Чем это, интересно, я могу быть вам полезен, ваша милость?
- Я вынуждена просить вас помочь мне в одном деликатном деле, - промолвила я; это далось мне нелегко, но, переборов себя, я решительно уточнила: - Дело очень личное.
- У нашей прекрасной герцогини личное дело ко мне? - удивился он. - Полагаю, речь идет о делах сердечных, не так ли?
Судя по всему, он подозревал, что все это обычные девичьи глупости. Я сдержала улыбку и спокойно произнесла:
- Вы правы, это действительно дела сердечные. Не стану скрывать, сэр: я вышла замуж, причем без разрешения, и очень надеюсь, что вы сумеете должным образом сообщить об этом королю и заступиться за меня.
Неприятно пораженный новостью, он молчал. Затем переспросил:
- Вышли замуж?
- Да.
Он остро на меня взглянул.
- И за кого же вы вышли замуж?
- За одного дворянина…
- И это не представитель знати, не аристократ?
- Нет. Просто джентльмен.
- И кто же он?
- Ричард Вудвилл. Он служил у нас в доме.
Глаза королевского фаворита весело блеснули, однако он постарался скрыть это, низко опустив голову и делая вид, что читает лежащие на столе бумаги. Но мне было очевидно: он пытается вычислить, какую выгоду мог бы извлечь из совершенного мною безумного поступка.
- И насколько я понимаю, это брак по любви?
- Да.
- Вас не уговорили, не заставили силой? Брак был заключен по закону и с вашего согласия? И нет ни малейшего повода его аннулировать или разорвать? Если этот Вудвилл соблазнил вас или хотя бы склонил к сожительству, то его вполне могут арестовать и повесить.
- Но для этого нет никаких оснований! Как и для разрыва брака. Да мне и не нужны никакие основания! Я сама выбрала этого человека себе в мужья, я страстно желала вступить с ним в брак. Именно о таком браке - по любви! - я и мечтала всю жизнь.
- Вы страстно желали вступить с ним в брак? - холодно отозвался он.
Казалось, он никогда в жизни не испытывал страстных желаний. И заставил меня, хоть я ни капли этого и не стыдилась, подтвердить:
- Да, я страстно этого желала.
- Что ж, молодого джентльмена можно поздравить; немало мужчин были бы счастливы вступить с вами в брак по обоюдному страстному желанию. Да любой мужчина на свете с радостью сделал бы вас своей женой. Если честно, королевский совет уже рассматривал возможные кандидатуры для вашего следующего брака. Было предложено несколько знаменитых имен.
При этих словах я с трудом сдержала улыбку. В таких вопросах мнение королевского совета не имело никакого значения; важно было, что решат кардинал Бофор, герцог Глостер и он, Уильям де ла Поль. Если какие-то персоны и назывались, значит, их предлагал именно этот человек.
- Теперь проблема решена, - твердо произнесла я. - Мы обвенчаны и уже не раз делили ложе, так что тут ничего не поделаешь. Кого бы они ни выбрали для меня, с этим предложением они опоздали. Я обвенчалась с очень хорошим человеком, который был в высшей степени добр ко мне после смерти моего мужа, лорда Джона Бедфорда.
- А вы, я вижу, были очень добры к нему, - усмехнулся де ла Поль. - Исключительно добры. Ну, хорошо, я сообщу его величеству королю, а чуть погодя вы сможете попросить у него прощения.
Я кивнула. Мне бы очень помогло, если бы Уильям де ла Поль сам преподнес королю эту новость. На Генриха всегда наиболее сильное воздействие оказывало мнение того человека, с которым он говорил в последнюю очередь, а потому трое его основных советников прямо-таки соревновались друг с другом в том, кто выйдет от него последним.
- Как вы думаете, король будет очень разгневан? - на всякий случай поинтересовалась я.
Король был пятнадцатилетним мальчишкой, так что смешно было бы опасаться его гнева.
- Нет. Зато совет, не сомневаюсь, поддержит идею непременно отправить вас в ссылку, причем подальше от двора. И потом они обязательно вас оштрафуют.
Помолчав немного, я уточнила:
- Но ведь вы могли бы убедить их проявить доброту по отношению ко мне?