Эта женщина обладала огромными амбициями и непомерной гордостью. Она всегда знала, что ее главное предназначение - произвести на свет будущего короля Англии, и посвятила всю свою жизнь тому, чтобы ее единственный сын Генрих взошел на трон. Преследуя свою цель, она не гнушалась никакими средствами, вплоть до убийства, что и неудивительно, ведь она жила в эпоху братоубийственной войны Алой и Белой розы. В ее жизни было мало любви и счастья, но она сама выбрала такую судьбу. Эта женщина - Маргарита де Бофор, Алая королева.
Содержание:
ВЕСНА 1453 ГОДА 1
АВГУСТ 1453 ГОДА 5
ОКТЯБРЬ 1453 ГОДА 6
ЛЕТО 1455 ГОДА 7
ЛЕТО 1456 ГОДА 9
ОСЕНЬ 1456 ГОДА 11
ЯНВАРЬ 1457 ГОДА 11
ВЕСНА 1457 ГОДА 13
МАРТ 1457 ГОДА 13
ЛЕТО 1457 ГОДА 19
ЯНВАРЬ 1458 ГОДА 20
ЛЕТО 1459 ГОДА 22
ОСЕНЬ 1459 ГОДА 24
ОКТЯБРЬ 1459 ГОДА 25
ВЕСНА 1460 ГОДА 25
10 ИЮЛЯ 1460 ГОДА 26
ЗИМА 1460 ГОДА 27
ВЕСНА 1461 ГОДА 28
ПАСХА 1461 ГОДА 29
ОСЕНЬ 1461 ГОДА 36
ОСЕНЬ 1470 ГОДА 38
ВЕСНА 1471 ГОДА 42
АПРЕЛЬ 1471 ГОДА 45
ЛЕТО 1471 ГОДА 46
СЕНТЯБРЬ 1471 ГОДА. ТЕНБИ, УЭЛЬС 47
ЗИМА 1471/72 ГОДА 49
АПРЕЛЬ 1472 ГОДА 50
ИЮНЬ 1472 ГОДА 52
1482 ГОД 53
АПРЕЛЬ 1483 ГОДА. ВЕСТМИНСТЕР 55
МАЙ 1483 ГОДА. ЛОНДОН 57
ИЮНЬ 1483 ГОДА. ЛОНДОН 57
ВОСКРЕСЕНЬЕ, 6 ИЮЛЯ 1483 ГОДА 62
СЕНТЯБРЬ 1483 ГОДА 67
ОКТЯБРЬ 1483 ГОДА 70
ЗИМА 1483/84 ГОДА 71
ВЕСНА 1484 ГОДА 71
АПРЕЛЬ 1484 ГОДА 72
ЛЕТО 1484 ГОДА 74
ЗИМА 1484 ГОДА 74
МАРТ 1485 ГОДА 75
МАРТ 1485 ГОДА 76
АПРЕЛЬ 1485 ГОДА 76
МАЙ 1485 ГОДА 78
ИЮНЬ 1485 ГОДА 78
ИЮЛЬ 1485 ГОДА 79
АВГУСТ 1485 ГОДА 79
19 АВГУСТА 1485 ГОДА 82
20 АВГУСТА 1485 ГОДА 83
20 АВГУСТА 1485 ГОДА. ЛЕСТЕР 84
ВОСКРЕСЕНЬЕ, 21 АВГУСТА 1485 ГОДА 84
ПРИМЕЧАНИЕ АВТОРА 88
Примечания 88
Филиппа Грегори
Алая королева
Посвящается Энтони
ВЕСНА 1453 ГОДА
После темноты внутренних помещений свет, исходящий от безоблачного неба, кажется ослепительным. Я невольно зажмуриваюсь и слышу рев множества голосов. Но это не моя армия зовет меня, странный шепот, перерастающий в рокот, - не голос моего атакующего войска, не мои воины грохочут мечами по щитам. И на ветру хлопают не мои знамена с вышитыми на них ангелами и лилиями, такие красивые на фоне небес, - увы, то на победоносном майском ветру шелестят знамена проклятых англичан. И рев их войска совсем не похож на то, как горланят гимны наши солдаты; скорее он напоминает вой толпы, жаждущей смерти. Моей смерти.
Передо мной возвышается огромная груда дров, к которой прислонена лестница с кое-как приколоченными грубыми перекладинами. Перешагнув тюремный порог, я выхожу на городскую площадь и направляюсь к месту собственной казни. Я тихо прошу: "Крест. Можно мне крест?" Потом требую чуть громче: "Крест! Дайте мне крест!" Какой-то незнакомец - мой враг, англичанин, один из тех, кого мы называем "проклятыми" из-за их бесконечного богохульства, - протягивает мне самодельное деревянное распятие, вырезанное ножом; мгновенно забыв о гордости, я выхватываю у него распятие и крепко сжимаю в руках. Но меня уже подталкивают к костру, тащат по лестнице наверх, мои ноги цепляются за неровные перекладины, и вот я стою на шатком настиле, прибитом прямо над грудой дров на высоте человеческого роста. Стражники грубо разворачивают меня, заводят мне руки за спину и привязывают к столбу.
Все происходит так медленно, что у меня возникает чувство, будто время остановилось и сейчас ко мне с небес спустятся ангелы. Случались ведь и куда более удивительные вещи. Разве ангелы не пришли за мной, когда я мирно пасла в поле овец? Разве не меня называли они по имени? Разве не я возглавила армию, освободившую Орлеан? Разве не мною был коронован дофин и обращены в бегство англичане? Неужели все это сделала я? Простая девушка из Домреми, внимавшая советам ангелов.
Растопку, разложенную по периметру гигантского костра, поджигают; дым вьется на ветру, разлетаясь клубами. Потом занимаются дрова; облако жара окутывает меня, я кашляю и моргаю, из глаз ручьем текут слезы. Огонь уже лижет мои босые ступни. Я невольно переступаю с ноги на ногу - это, конечно, глупо, но мне кажется, что так легче перенести страдания, - и все вглядываюсь, вглядываюсь сквозь дым в надежде: вдруг кто-то бросится ко мне с ведром воды, вдруг кто-то крикнет, что монарх, коронованный мною, запретил эту казнь; или же англичане, выкупившие меня у того солдата, решат, что я вовсе не нужна им, и раздумают сжигать меня; или же моя церковь признает меня хорошей девушкой, доброй христианкой, которая не повинна ни в чем, кроме страстного желания служить Господу и исполнить Его волю.
Увы, в кипящей вокруг толпе нет моего спасителя. Ее гомон словно распухает, невероятно усиливается, сливается в оглушительный вопль, в чудовищную смесь благословений и проклятий, молитв и непристойностей. А я все смотрю вверх, в голубые небеса, все жду, когда ко мне спустятся ангелы… Но уже занимаются верхние поленья в костре, помост накреняется, и сноп искр окутывает меня, прожигая одежду. Эти искры, точно светлячки, опускаются мне на рукав, горло жжет от сухого жара, и я, как в раннем детстве, шепчу: "Дорогой Боженька, спаси меня, дочь Твою. Протяни мне руку Твою. Дорогой Боженька, спаси верную служанку Твою…"
Раздался какой-то грохот; я больно стукнулась головой и очнулась в полной растерянности, сидя на полу в собственной спальне и прижимая руку к ушибленному уху. Моя гувернантка, открыв дверь и увидев меня на полу, совершенно одурелую, рядом с упавшей на бок молельной скамеечкой, раздраженно воскликнула:
- Леди Маргарита! Отправляйтесь наконец в постель! Вам давно уже пора спать. Вряд ли Пресвятая Дева Мария одобрит ваше поведение. Да и Господу нашему вовсе не угодны молитвы непослушных девочек. Излишнее усердие попросту вредно. И матушка ваша желает, чтобы утром вы вставали пораньше. Нельзя же молиться всю ночь без сна! Это же чистое безумие!
После этой тирады она сердито захлопнула дверь; я услышала, как она приказывает служанкам немедленно уложить меня в кровать и кому-то из них остаться в моей комнате, чтобы я не поднялась среди ночи на молитву. Они вечно мешали мне соблюдать канонические Часы и вести жизнь святую и непорочную, утверждая, что я еще слишком юна, что мне просто необходимо больше отдыхать, а кое-кто даже осмеливался предполагать, что я просто рисуюсь, а то и давлю на жалость. Но я-то знала точно: я призвана Господом и мой долг, мой высший долг, - служить и подчиняться Ему.
Теперь, даже если бы я получила возможность молиться всю ночь, я все равно не смогла бы вернуть то видение, что совсем недавно так ярко предо мной предстало. Однако несколько минут, несколько священных минут я все-таки провела там, чувствуя себя Орлеанской Девственницей, святой Жанной Французской. И я прекрасно понимала, на что способна простая девушка, кем она может стать. Мне так и не дали полностью погрузиться в переживания, в который раз грубо опустили с небес на землю и опять выбранили, словно самую обычную девчонку. Ну и разумеется, все испортили!