С Кёджуро всё обстояло несколько иначе, сны коварно томили и терзали одиночеством душу, позволяя лишь уныло волочиться бесшумной тенью за спиной мужчины. Он не видел, не слышал и даже не подозревал, как я скучала.
А я безумно скучала по временам, когда могла смеяться и дразнить его случайными прикосновениями, доводя до припадков пунцового смущения и низкого хохота. Чего только стоили румяные щёчки мужчины, когда я бережливо смахнула с его волос опавшие листья. Заробел настолько сильно, что невольная краска припала и к моему лицу, и я даже затрепетала и засомневалась в благоразумности своих намерений. Но справедливость требовала сказать, что мужчина тоже грешил мимолётными потехами: то приобнял за плечо, а после осторожно что-то с него смахнул, сославшись на невидимых жучков. То склонился низко-низко, из-за чего мы едва ли не столкнулись лбами, заглянул в глаза, словно выискивая что-то, а после спешно отвернулся, будто ничего и не было. Между нами всегда витали невидимые искры, разгоняющие потоки игривости.
Твои руки такие тёплые. Однажды улыбнулась я.
А твои, Мэй, всегда холодные, прошептал в ответ Кёджуро.
Твоя правда, сказала я и ощутила трепет, исторгающийся из груди. Согреешь меня? с задорным смехом продолжила я, и яркие огоньки тотчас зажглись в моих глазах. Добрая улыбка просияла на лице мужчины, он перехватил ладонями мои ледяные пальцы, бережливо сжал и мимолётно поднёс их к своим губам, обдав горячим дыханием.
Наши лукавые «гляделки» закончились тем, что златовласый лис перехитрил меня, прикинувшись невинной овцой.
Прекраснее нежных и тёплых дней были только времена, когда мы обращали друг к другу дерзкие и острые взгляды. Они были редкими, но глубоко пробирающими, после чего тело щипало мелкой дрожью,
а громкий стук сердца никак не унимался. Я знала, чем могло обернуться для меня чувство, буравившее стенки сердца, но никак не могла насытиться Кёджуро и не умела скрывать своей глубокой жадности. Мужчина же, заливаясь звонким и нежным смехом, словно намеренно дразнил и игнорировал мою лихорадку, всё без умолку болтал, долго поглядывал на меня с прищуром и кривил весёлые гримасы. Мне нравилось перетягивать на себя всё внимание, ощущать жуткий трепет, безумную радость, с замиранием осознавать, что Кёджуро не сторонился моих прикосновений. Я со странными чувствами поглядывала на своего спутника, запрокинув голову, широко улыбалась и слабо щурилась, словно ослеплённая лучами солнца.
В мире сновидений жилось и дышалось намного легче, когда по ту сторону
Вокруг меня всегда разрастался глухой гул, который невозможно было заглушить ни собственным криком, ни беспокойной мольбой. Гул только нарастал, давил на плечи непосильной ношей, остриём впиваясь в кожу и кости. Сначала мне казалось, что он возник в минуту моего отчаяния. Когда я была наиболее уязвима. Но после пришло осознание, что гул был со мной всю жизнь и бесшумно волочился за спиной холодной тенью. Он хранил в себе все страхи и сожаления, ядовитую горечь и несбывшиеся мечты всех людей во всём мире. Гул был злым роком, который выбирал из толпы случайных людей и становился их пожизненным спутником.
Сначала я боролась и металась из стороны в сторону, бросаясь с одного дела на другое. Ярко улыбалась, не испуганная ни поражениями, ни утратами. Вскоре беспорядков в моей жизни становилось только больше, и в какой-то момент я осознала, что гул сомкнул лапы на моей шее.
Испугавшись, я захотела кинуться прочь и взмолиться небесам о помощи. Но слишком поздно приняла тот факт, что стала пленницей уз колдовских кошмаров. Гул, ядом распространившись по душе и телу, с каждым годом разрастался до невиданных размеров. В один момент его стало настолько много, что он перекрыл доступ к живительному свету, который проникал через окно в моё сердце.
Кому-то могло показаться, что меня сломило то самое несчастье, вызванное слепотой. И это действительно так оно сожгло все мосты в доброе будущее, но истинное разрушение постучалось в мою жизнь задолго до этого. Я не справлялась, и даже любовь, которую дарила мне старушка Микото, не спасала. Меня обступили призраки прошлого, восстали и насильно овладели душой, внушив чувство ужаса. Я улыбалась и медленно разрушалась изнутри, мысленно падала лицом в землю, объятая унынием и отчаянием.
История могла закончиться тем, что меня поглотил холод кромешной тьмы, безжалостно подтолкнув в объятия кровожадной бездны, если бы не тёплый голос, пробившийся извне. Обернувшись в минуту отчаяния, я увидела перед собой Кёджуро, незаметно вошедшего в мою жизнь. Сам того не подозревая, мужчина протянул мне свою руку и стал долгожданным спасением, которое я ждала всю свою жизнь.
Сейчас я утопала в своей жадности и жалела, что наслаждалась теплом Кёджуро не так часто, как могла и хотела. Изводила жажда хотелось поскорее прильнуть, приобнять, провести дрожащей ладонью по крепкой мужской спине, уткнуться носом в острую ключицу и вдохнуть полной грудью родной аромат мёда и лаванды.
Последняя всё ещё оставалась верной спутницей, талисманом согревая сердце по ту сторону грёз. Она охраняла меня от кошмаров, словно ловец снов, сокрытая от любопытных глаз под пуховой подушкой, и связывала реальность со сновидениями своим мистическим присутствием. Благодаря этому внутри меня грелось чувство, что я и милый Кёджуро были чуть ближе друг к другу.