Ничего не предвещало беды. Сильный и молодой князь был в прекрасном расположении духа, предвкушал знатное развлечение и славную добычу. Что и говорить, он словно с ума сошел, когда в лесу мелькнула бурая щетинистая спина гигантского кабана-секача, чьи глаза были налиты дикой кипящей кровью, а желтые клыки могли вспороть волчье брюхо. Хольгер что есть мочи припустил хрипящего коня, натравил озлобленных псов, заходящихся визжащим лаем. Уже поднял тяжелое копье, готовое пронзить огромное сердце яростного вепря, как сама Судьба сыграла с ним злую шутку.
Искусный наездник не удержался в седле, когда конь споткнулся о раненого, взвывшего болотной выпью пса, чьи дымящиеся внутренности волочились по свежему снегу. Белое полотно таяло и становилось алым. Хольгер рухнул на землю, едва не пропоров себя собственным копьем, кое-как выбрался из-под беснующегося, дико ржущего, завалившегося набок скакуна, но не успел даже вскрикнуть, как и сам попал на кабаньи клыки.
В тот день его спасла случайность. Главный княжеский ловчий сущим чудом смог убить разъяренного секача с окровавленной мордой и неутолимой жаждой свежей плоти. Раненого Хольгера приволокли в замок Скурта истекающим кровью и прощающимся с жизнью. Писец уже составлял завещание под шепчущую диктовку смертельно бледного, умирающего князя, а Ингрит готовилась к похоронам, распоряжаясь казной и трубя в каждом уголке княжества о том, что благородный господарь готовится покинуть мир земной. И ее голос был услышан. Ариадна Урсу явилась, словно крупица ослепительного света в холодном царстве предсмертной тьмы.
Она была молодой друидкой, еще не прошедшей свой Путь. Она знала до слез мало в сравнении со старейшинами, этими убеленными прожитыми годами верховными друидами, но и без того умела многое. Ее сил уж точно хватило на то, чтобы вытащить умирающего князя из объятий
Смерти, облаченной в белый саван, что уже стояла у изголовья его кровати, скалила желтые зубы и потирала костлявые руки, так и норовящие утащить чужую жизнь как можно скорее. Ариадна была такой маленькой, невысокой, худенькой и хрупкой, что казалась совсем еще девочкой в свои двадцать шесть. Зеленоглазая, с распущенными темными волосами до самых колен, в изношенном тряпье цвета опавшей листвы и жухлых трав она вошла в жизнь Хольгера, чтобы украсить ее самыми прекрасными чувствами из всех, что когда-либо испытывал человек. Урсу подарила князю сначала исцеление, потом любовь, а затем и сына, поразительно похожего на нее всем, кроме цвета глаз.
Хольгер любил Ариадну и подаренного ей первенца-сына настолько безумной любовью, что дал бастарду княжескую фамилию, а потом и вовсе поведал о своих чувствах к другой женщине собственной жене, каясь в содеянном и вымаливая прощение. Он на коленях просил Ингрит принять в родовой замок десятилетнего Эгана, ибо друидка больше не могла совмещать свое тонкое ремесло и заботу о сыне. Он добился согласия супруги и поверил в чистоту ее намерений.
Действительно, Ингрит ни разу не подняла руку на бастарда и позволила ему расти и играть с собственными детьми, есть с ними за одним столом, хотя упорно не замечала его существование и не дарила и толики любви и ласки. Но в отношении Ариадны она была настроена иначе. Иначе настолько, что в скором времени выгребла из казны чудовищные деньги, обратилась за помощью к некроманту и добилась своего. Эган остался без родной матери, будучи десятилетним мальчиком.
Орель отпил немного вина, поднял взгляд на окно, за которым развеялись утренние сумерки, превратившись из кобальтово-пепельного марева в серо-белую муть. Теперь он понимал намного больше, вспомнив и заказ Ингрит, и яд, и лицо бастарда, так напоминающее мягкими чертами покойную ныне Ариадну Урсу. А еще он понимал, почему эманация Эгана показалась ему столь странной. Парень был не кем иным, как чародеем.
Он эманирует, как сумасшедший, словно никогда не учился контролировать магию. Он не истинный колдун, но наверняка так же бесплоден и вечно юн, как и мы, произнес некромант, почесывая кошачью спину, лоснящуюся, словно шелк. Ты никогда не говорила мне, что в роду Скурта имеется столь необычный мальчик.
Не знала, что тебя интересуют благородные мальчишки, в чьих жилах бежит кровь миролюбивых друидов и бесшабашность прожженных вояк, заметила Ингрит. Это противоречит самой твоей сущности, мой искушенный любитель развращенных, опустившихся на самое дно шестнадцатилеток.
Некромант фыркнул, сдувая прядь волнистых каштановых волос с лица; громче, чем следовало, стукнул бокалом о поверхность стола, и в его глазах блеснула серебристым кинжалом злость. Чума, дрогнув от покалывающей эманации хозяина, спрыгнула на пол и моментально скрылась в лабиринте бесконечных коридоров поместья. Ирида усмехнулась. Иногда она начинала забывать о том, что ее друг умеет что-то чувствовать и показывать это.
Ты очень умен и опытен, мой дорогой друг. За твоими плечами десятилетия практики и тысячи прочитанных книг. Предназначение не сводит людей так просто, и ты веришь в это не меньше, чем я. У тебя серьезный должок перед мальчиком, Орель. И ты понимаешь это. Понимаешь, хотя стараешься быть похожим на Аделарда с его бесстрастностью и льдом души.