«Ты знаешь, Нинуля, протягивая приглашение, пожаловался Виталий Николаевич, эти свадьбы мне начинают надоедать. Да и расходы на подарки.
А не идти нельзя. Кровная обида будет».
«Позволь, жена подозрительно вскинула брови. Вера и Сергей? Да ведь ты уже был на этой свадьбе. Месяца три назад. Я и адрес запомнила».
Угораздило же! Надо срочно искать выход.
«Понимаешь, я и говорить-то тебе не хотел. Не повезло Сереге. Первая жена через месяц ушла от него».
«И он так быстро оправился от удара?»
«Молодежь сейчас вся такая, долго не печалится», заверил Виталий Николаевич.
«А он что, специально выбрал девушку с таким же именем, как у первой жены?» невинно осведомилась Нина Сергеевна.
«Наверное, просто совпадение, после некоторого раздумья сказал Петрунин. А может, просто захотел, чтобы напоминала. Хотя, спохватился муж, чего напоминать-то, если ушла».
И тут жена сделала ход конем.
«Хорошо, решила она. Пойдем».
Его как током ударило.
«Ты тоже?» тихо удивился Петрунин.
«Почему бы и нет? Ведь здесь написано «Приглашаем Вас с супругой». Я пошла собираться».
«Да, да, конечно», от волнения согласился муж.
Но тут же пришлось признаться во всем, и с тех пор он прочно может и навсегда вышел из доверия. Однако сегодня он идет к Зарецкому: это не пирушка, а серьезный разговор. Но Нина Сергеевна на высоких тонах все пилит и пилит его.
Наконец он прибегает к последнему средству.
«В искусстве средних веков гнев аллегорически изображался в виде женской фигуры с петухом за пазухой и розгами в руке».
Она на секунду затихает, украдкой бросает взгляд в зеркало и, не обнаружив никаких «аллегорических» признаков, кричит ему в открытую дверь:
«Тебе придется выбирать между мною и ею!»
«Ею это кем?» спрашивает он уже с лестницы
«Филамизматикой твоей...»
«Я выбираю ее», негромко, но внятно объявляет он и в ярости вылетает на улицу.
Проще, чем всем, было выбраться к Зарецкому Игорю Павловичу Мезенцеву. У него, старого холостяка, в избытке имелось той самой свободы, о которой мечтал Петрунин и давно забыл Барабанов.
Коллекционированием монет Мезенцев увлекался еще в студенческие годы. После окончания гидротехнического факультета ему предложили выбор: Голодная степь или должность инженера в проектном институте. Променять городскую квартиру на неустроенный быт целинника? Нет уж! Хоть там и была перспектива роста, но это еще бабушка надвое сказала. Журавль-то в небе, а синица вот она, здесь, в руках. Правда, Санька Никонов, однокашник, поехал осваивать степь, а сейчас работает директором того самого института, в котором трудится Игорь Павлович. А он достиг потолка главный инженер проекта ГИП. Грамотен, добросовестно служит, на хорошем счету у начальства. Всё вроде бы в порядке, но ГИП тоже руководитель. Пусть мини-коллектива но решения принимать хоть иногда, да надо. А характер у него не таков.
Игорь Павлович собирался неторопливо: погладил рубашку, галстук, аккуратно повесил их на спинку стула. В квартире поддерживался идеальный порядок, все блестело благодаря его стараниям. В юности он не любил заниматься хозяйством и научился уклоняться даже от тех небольших поручений по дому, которые изредка давала ему мать. После смерти матери он несколько недель не убирал в квартире, потом все-таки навел порядок, и большая квартира засияла. Мезенцев постепенно привык к домашним заботам. Одиночество не тяготило его. Правда, лет пять назад он начал встречаться с Верой Алексеевной врачом-косметологом, ходил с ней в театр, кафе и однажды вечером пригласил ее домой. Женюсь, подумал он на следующий день, обязательно женюсь. Но в этот день не решился сделать предложение, а потом и в голову ему не приходила подобная мысль.
Уже третий день граф никого не принимал, почти не прикасался к еде. Целыми днями он просиживал в кабинете, перебирая бархатные кляссеры своей знаменитой коллекции, а по вечерам уезжал к морю и оставался там до глубокой ночи. У него ничего не болело, но он отчетливо сознавал, что эти дни последние в его жизни. Страха не было, скорее любопытство. Грехи замаливать поздно. Да и какой смысл, если в суетной жизни он редко вспоминал о всевышнем? Граф раскрыл кляссер, осторожно взял монету, поднес ее к плохо видящим глазам. Уголки губ тронуло слабое подобие улыбки эта монета обладала волшебным свойством приводить его в хорошее расположение духа. Тускло поблескивающий в сумерках медальный профиль Константина Павловича
был величествен и загадочен. Он подышал на монету, протер бархаткой, аккуратно положил на место, затем дернул за шнур звонка.
Вели заложить карету, приказал он возникшему в дверях Порфирию.
Слушаю-с, ваше сиятельство.
Прошло уже более часа с тех пор, как старый граф приехал сюда, отпустил карету и остался в этот поздний осенний вечер на безлюдном приморском бульваре. Последнее время он все чаще ощущал глубокую потребность побыть наедине со стихией, которая заворожила его еще в детстве, когда он впервые увидел зеленые волны.
Море штормило. Холодный, пронизывающий ветер гнал по бульвару пожухлые листья. Зябко кутаясь в потертую шубу, граф неотрывно смотрел на фантастические, похожие на крылья сказочного дракона волны, монотонно разбивающиеся о берег. Три года назад он вышел в отставку и приехал сюда доживать свой век. Он успел полюбить этот город, его живописные широкие улицы. Любимым местом стал бульвар с неумолкающим гомоном порта. Здесь на рейде бросали якоря корабли со всех концов света. Здесь широкая лестница спускалась к морю и словно не обрывалась у воды, а шла прямо в царство Нептуна.