А что? насторожился Володя, Владимир Константинович. Мало ли чего можно ждать после такой преамбулы.
Пока ты был в командировке, я решила сделать тебе сюрприз. Знаешь, сейчас очень модны серебряные комплекты. Посмотри, какая прелесть! Полина, восторженная, крутилась перед мужем, чтобы он мог оценить украшения. Вот только теперь-то он их и заметил.
Ты продала золотые украшения, чтобы купить серебряные? высказал фантастическое предположение Барабанов.
Я нашла изумительного ювелира, не считая нужным отвечать на нелепые вопросы, спокойно сказала Полина. Он любезно согласился за сто пятьдесят рублей...
За сто пятьдесят?!! У Барабанова перехватило дух, будто высоко взлетел на качелях.
Это даром, Вовочка, другие берут дороже. Я отдала ему десертную ложку...
Как, еще и наше серебро? неудержимо с качелей летел теперь вниз Барабанов.
Представляешь? На голубое поле бирюзы, огранованное
ползущей серебряной змеей, опускается виноградная гроздь с лепестками. Камни Вера мне уступила за бесценок. По тридцати рублей за штуку. Два камня на серьги, один на перстень.
Так... Ясно... Змея и виноград. Постой-постой... Как там у Эзопа? «Лиса и виноград?» Сколько же все это стоит? Его умение безошибочно молниеносно складывать в уме пятизначные числа, умение, которым он так гордился, сейчас отказало ему: он не мог сложить все названные женой числа, чтобы узнать, наконец, стоимость украшений.
А почему три камня? спросил он, из последних сил демонстрируя наивность. Ведь нужно четыре.
Четыре? удивилась Полина, и капкан захлопнулся.
Два в уши, один на палец и один в нос. Помнишь, на острове Пасхи в «Клубе кинопутешествий»?
Не болтай глупости, строго оборвала жена. Если жалко так и скажи. Подумаешь, какая-то никчемная монета три копейки ей красная цена в базарный день.
Змея сползала с ободка серьги, шипела, словно изготавливалась к прыжку. Холодея от предчувствия надвигавшейся катастрофы, Барабанов зажмурился. Спрашивать страшно, но оставаться в неведении еще страшней. Может, ему послышалось?
Ка-к-кая монета? с трудом вымолвил он.
Да я тебе вот уже час как толкую: ложки не хватило, я взяла у тебя в кляссере монету. Там были две совершенно одинаковые, я и подумала: зачем тебе две?
Змея, шипя, ужалила его и снова взобралась на ободок серьги, а он как-то неловко, боком, начал оседать на диван.
Вовочка! Что с тобой? Что с тобой, Вовочка? запричитала Полина, бережно подложив под голову мужа шелковую подушку. Тебе плохо? Сердце? Капли дать? Она накапала сорок капель валокордина, присела рядом. Эти командировки тебя доконают. Может, «скорую» вызвать?
Возможно, она уже не успеет... прохрипел Барабанов.
Лишь через час он пришел в себя и отправился к Зарецкому.
Примерно в то же время в другом конце города собирался в гости к Зарецкому еще один человек нумизмат Виталий Николаевич Петрунин, преподаватель математики индустриального техникума. Собственно, ему еще до конца не было ясно, состоится ли визит. Высокий, худощавый, начинающий седеть брюнет, он стоял у трюмо и нервно пытался завязать галстук, у него ничего не получалось, плохое предзнаменование. Дикая ситуация: чем старше он становился, тем больше ограничивалась его свобода. Прямое нарушение конституционных гарантий, думал он. Виталий Николаевич женился поздно, и поэтому процесс привыкания к оковам супружества проходил у него болезненно. Привыкший распоряжаться собой и своим временем по собственному усмотрению, он внезапно оказался перед выбором выдерживать изнурительные сцены Нины Сергеевны или сидеть, словно на привязи, дома. Жена справедливо полагала, что ему должно быть интересно с ней. Домоседка, она удивлялась, какие дела могут влечь супруга и уводить от уютного семейного очага. Его хобби вызывало искреннее недоумение: взрослый мужчина возится с какими-то никчемными медяшками. И несмотря на неоднократные объяснения, она упорно называла его почему-то филамизматом, а он, естественно, возмущался.
Несколько месяцев назад его институтский сокурсник Клим Сорокин устраивал мальчишник, и Виталий Николаевич с сожалением сказал: «Я не смогу: до́ма, знаешь...» И многозначительно махнул рукой.
Клим удивился:
«Ну ладно, на холостяцкую вечеринку тебя не пустят, но на свадьбу-то разрешат пойти?»
«Какая свадьба?» не понял Петрунин.
«Сейчас мы тебе выпишем увольнительную. Сорокин подошел к газетному киоску и купил открытку с изображением на ней двух обручальных колец. У вас на работе есть холостые или незамужние члены коллектива?»
Выяснилось, что есть. Сорокин тут же заполнил четким чертежным шрифтом приглашение на «торжество по случаю бракосочетания Сергея и Веры».
«Адрес укажем подальше, в новом микрорайоне с непроторенными автобусными маршрутами. Скажешь, грязища там по колено, а таксисты не хотят везти: обратно порожняком надо ехать. Ты же сам говорил, что жена никуда не ходит, не любит ходить. Вот тут ты сразу двух зайцев убьешь. Тогда уж точно не поедет это во-первых, а во-вторых, посидим капитально. Потом скажешь выбраться не смог на большую землю».
Все прошло гладко, в строгом соответствии со сценарием Сорокина. Петрунину понравилось, и он еще несколько раз выписывал себе увольнительную на свадебных открытках. Но месяц назад отработанный до мелочей вариант дал сбой, причем по его вине. Днем позвонил Сорокин, намечалась пирушка.